Едва появится на свет Божий новая идея, тотчас все узкие эгоизмы, все ребяческие тщеславия, вся упрямая партийность… набрасываются на неё, овладевают ею, выворачивают её наизнанку, искажают её… П. Чаадаев

Исходным понятием «партийности» является термин «партия». Слово это иностранное (фр. parti, лат. pars (partis) часть, группа) – 1) политическая организация, выражающая интересы класса, других социальных групп и слоёв и руководящая ими в достижении определённых целей; 2) группа лиц, объединенных какими-либо общими интересами, соединившихся с какой-либо целью.

Ещё раньше П.Я. Чаадаева (лет на 9-10) слово «партия» применил в 1828 г. министр просвещения С.С. Уваров. Указав на существование в России «двух партий относительно народности», он отмечал, что: «одна из них воюет в пользу России допетровской, а другая - России послепетровской, причем корень обеих партий не в какой-нибудь скоропреходящей литературной мечте, а в истории…»(1).

Партийность групп людей определяется приверженностью к какой-либо идеологии. При изменении общественно-политического строя, несколько меняя внешнюю оболочку (определение), партийность практически не меняет свою начинку (сущность).

В советское время партийностью считалась «идейная направленность мировоззрения, философии, общественных наук, литературы и искусства, выражающая интересы определённых классов и социальных групп и проявляющаяся как в социальных тенденциях научного и художественного творчества, так и в личных позициях. В широком смысле – принципы поведения людей, деятельности организаций, политической и идеологической борьбы» (2).

В перестроечное время коммунистический взгляд на принцип партийности в истории практически не изменился. Историки утверждали: «Мы определяем партийность в исторической науке как подход учёного к исследованию исторической действительности с позиций определённого класса, проявляющийся в проведении в его историографической практике идей, взглядов, настроений, идеалов этого класса»(3).

В постсоветское время определение «партийности» по объёму терминологии основательно заузилось, при этом прежний смысл утрачен не был. Теперь в энциклопедических изданиях партийность рассматривается как «принцип поведения людей, направленность политической и идеологической деятельности»(4).

Как видим, сущность «советской» партийности в основном сохранилась и в нынешних условиях, заменена только «политическая и идеологическая борьба» на «политическую и идеологическую деятельность».

Партийность – это такой феномен, который имеет место в любом обществе. В одних, скажем, самодержавных, тоталитарных, диктаторских и т.п., партийность носит жёсткий, односторонний в пользу власти, откровенный, даже агрессивный, порой циничный характер. В других, скажем, с зачатками свободы слова, демократии и т.д., партийность выглядит гуманнее, она даже вроде как альтернативна. В-третьих, это уже в обществах, не без оснований называющих себя демократическими, партийность внешне не так заметна, хотя внутренне всё одно ловко обслуживает интересы власти, партии, группы людей и т.д.

Сколько существует партийность, столько она неистребима, столько же является объектом и слез, и улыбок. Вот что об этом записал Андрей Платонов: «Новый тип: беспартийный, за культурную жизнь, за чистоту, за маски Осовиахима, за здоровую советскую общественность и т.д. и т.п. – в сущности единственная возможная буржуазная форма человека в наших условиях… Сугубая беспартийность! Чистоплотность! Идеологическая аккуратность! Преданность!» (5).

Партийность претерпевает когда эволюцию, когда революцию. В СССР, к примеру, в условиях КПСС, понятие «партийность» было настолько безальтернативно, что после развала страны, уже в России, часть историков, за ними и диссертантов, с перепугу, что ли, «это бедное, бедное слово» боялись даже произносить вслух. Потом вроде как опомнились, но внутренний страх не проходил, и «партийность» стали заменять новым понятием – «социальный подход».

Похоже, это понятие не претендует на научное долголетие, поскольку в нём заложено множество противоречий. «Социальный» - это «обусловленный делением общества на классы». И, если бы наше общество действительно было чётко разделено на классы, если бы имелись партии, отражающие интересы только конкретных классов, тогда понятие «социальный подход» могло стать жизненным. Но возможно ли в современной России, среди наиболее крупных партий, встретить такую, которая отражала бы интересы какой-то одной социальной группы – рабочих, селян, государственных служащих, торговых работников и т.д.?

Даже в КПРФ, объявившей о защите интересов трудящихся, партийные билеты имеет олигарх и рабочий, пенсионер и милиционер, актёр и фермер, академик и писатель и т.д. Поэтому, понятие «партийность», а не «социальный подход», носит более устойчивый характер, поскольку историк-партиец в своём исследовании, вольно или непроизвольно, будет отражать интересы идеологии своей партии, а не интересы каждой из десятков социальных групп, представители которых входят в эту партию.

В последние годы всё чаще стали звучать призывы расширить понятие «партийность», придав ему статус идеологии, выражающей интересы всего общества, а не групп людей. Призыв заманчив, но насколько жизненен при столь неоднородном обществе? Но, может быть, как раз «общенациональная партийность» и поможет снять (разрешить, сгладить и т.п.) противоречия, имеющие место в современной России?

И еще. С начала перестройки в СССР политический терминологический запас пополнился понятием «общечеловеческие ценности». Свобода, демократия, право человека на жизнь и т.п. – эти факторы действительно составляют ценности для всего Человечества. Так, может быть, партийность расширить до уровня отстаивания интересов именно Человечества со всеми его ценностями?

Попытаемся рассмотреть все три вырисовывающихся вида партийности: социально-классовой (групп людей), общегосударственной (национальной) и общечеловеческой.

Партийность социально-классовая (групп людей)

Многие авторы исследований небезосновательно считают, что партийность исторична. Наиболее убедительно писал об этом Б.Г. Могильницкий: «И Геродот, и О. Фрейзингенский, и Ф Мейнеке были историками партийными. И выражалась их партийность в интересах определённых групп людей. Партийность Геродота – это партийность афинского гражданина-демократа. Оттон Фрейзингенский проводил в своей «Хронике» феодально-католическую концепцию исторического процесса, в то время как Мейнеке в своих многочисленных произведениях обосновывал идеологию германского империализма»(6).

Партийно-классовый феномен выражается через самые различные проявления и буквально во всех уголках жизнедеятельности человека и общества.

Партийность – это когда человек, взявшись за перо для написания исторического труда, сам себя приговорил любить и чествовать одних без права даже на мизерное возражение других, и линчевать этих других без малейшей надежды на помилование с его стороны.

Партийность – это когда, говоря словами В.О. Ключевского, «…здравый и здоровый человек лепит Венеру Милосскую из своей Акулины и не видит в Венере Милосской ничего более своей Акулины»(7).

Партийность – это когда старообрядец не может ходить в чайную «для питья горячей воды, хоша и со своею посудою» (наказание нарушителю – 300 поясных поклонов), поздороваться за руку с пришедшим человеком («обмирщиться» боится).

Партийность – это когда, то ли во второй половине XIX века, то ли в XXI веке, присяжные заседатели оправдывают человека «своего рода-племени», но признают виновным «чужака» за один и тот же состав преступления.

Партиен своим стихотворением С. Есенин:

Чтоб за все грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать,
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

Партийность – это появление в 1990-х годах по всей России людей в пиджаках малинового цвета.

Партийность – это когда стоило Б.Н. Ельцину проявить себя любителем тенниса, как вся правящая элита дружно потянулась на корты.

Классовая (пролетарская) партийность в Отечественной истории доводила её разработчиков до абсурда – это с позиций сегодняшнего дня. Перед нами «12 заповедей революционного пролетариата» (1924 год), предназначенные для молодёжи. Среди них: «…9. Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности… 12. Класс, в интересах революционной целесообразности, имеет право вмешиваться в половую жизнь своих сочленов; половое должно во всём подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всём его обслуживая»(8).

В раннее советское время в каждой строчке публикаций старались найти политический смысл. Нет «нужного» политического смысла – нет издания. Деятель просвещения Н.К. Крупская, прочитав «Крокодил» К. Чуковского (1928 год), вошла в гнев: «Что вся эта чепуха означает? Какой политический смысл имеет? Какой-то явно имеет… Я думаю, что «Крокодил» нашим ребятам давать не надо, не потому, что это сказка, а потому, что это буржуазная муть»(9). «Буржуазною мутью» оказались строки, где крокодил целует ногу у царя-гиппопотама и говорит ему: «Вашему народу я даю свободу, свободу я даю».

«Партийность истории» формируют «партийные историки». Предметом их исследований выступают социальные явления, которые, на их взгляд, невозможно объяснить, не прибегая к рассмотрению интересов конкретных классов общества. В свою очередь трактовка этих интересов, а, следовательно, раскрытие сущности общественных явлений, зависит от ориентации учёного, сформировавшейся под воздействием той общественной группы (партии), к которой он принадлежит, или на которую он ориентируется, или поддерживает, исходя из идеологических и других (нередко материальных) целей.

Ущерб, который наносит классическая партийность, состоит в том, что исторические труды, учебники под её воздействием чаще всего носят однобокий характер. Явно в угоду коммунистической партийности, учебники советского периода, например, были пронизаны классовой борьбой, «общеговорящими» положениями и общегосударственными цифрами. В них трудно встретить глубинные факторографические данные о рядовом человеке: как он жил, чем питался, во что одевался, каков его духовный мир, демократический кругозор, материальный достаток и т.д. Главное в учебниках – как классы боролись, строили, воевали.

В начале XXI века партийность её приверженцев носит не менее ортодоксальный характер, но с разворотом на 180 градусов. Некоторые историки, совершив политическое сальто-мортале, бросились восхвалять настоящее, ещё не сложившееся, не вставшее крепко на ноги. Но поскольку очевидных успехов в строительстве новой жизни у нас пока не так много, а тут ещё кризис помешал, они пытаются восполнить этот пробел через яростную критику советского прошлого, даже его высочайших достижений в области науки, техники, культуры. Кстати, точно также поступали советские «партийные» историки после Октября 1917 года в оценках царской России.

Принцип партийности неустойчив, как «сердце красавицы, склонное к измене». Происходит ли революция, меняется ли правитель или правящая при нём «семья», обслуживающий персонал идеологии – как «чёрт из табакерки» - тут как тут.

После Октябрьской революции законодателем «исторической моды» слыл М.Н. Покровский. Его многие личные труды и концепции, ввиду смены идеологии, подверглись коренному авторскому пересмотру. Не далее 1920 года, когда ещё имели место какие-то демократические элементы (альтернативы) в обществе и исторической науке, он дал оценку, например, С.М. Соловьёву как «величайшему русскому историку XIX столетия»и(10). Семь лет спустя приговор «великому историку», а также В.О. Ключевскому и Н.М. Карамзину, отличался контрастной беспощадностью: «…Лет через пятнадцать-двадцать читать Соловьёва и Ключевского перестанут, как теперь никто не читает уже Карамзина»(11).

Историк-партиец сам определяет «что такое хорошо и что такое плохо». Для него «партийное» мнение о добре и зле – единственно верное. Он, сев в повозку истории, мчит, руководствуясь только «партийными» правилами движения. Причём, правила не меняет, если даже его повозку начинает разносить на общественно-политических ухабах.

Со сменой государственного строя в России в 90-е годы XX века, многократно раздавались голоса, предлагавшие вообще искоренить понятие «принцип партийности» из научного обихода. Призывы были громкими, но бессмысленными, поскольку их носители не осознавали, что такое требование уже было не чем иным, как реализацией принципа партийности, причём в жёсткой, категоричной форме. Отрицая партийность, некоторые из них, в тоже время, в своих публикациях легко меняли, к примеру, красную звезду даже на фашистскую свастику, и наоборот.

Провозглашение классовой партийности как единственного критерия исторического исследования наносит вред качеству работы историка – это, кажется, ведомо теперь всем.

Напомним, что партийность – понятие широкое. И если (для историка) становится неприемлемой «социально-классовая (групп людей) партийность», почему не построить её на идеале (идеологии) всего общества (государства)? Тем более, что в современной России, как мы уже заметили, расставить людей по классам весьма проблематично. Да и есть ли смысл?

Партийность общегосударственная (национальная)

Скатимся (условно) на не признаваемое историей сослагательное наклонение. Помечтаем: если бы всё население Земного шара проживало в одном государстве, если бы всё Человечество принадлежало к одной расе, если бы все люди были привержены только одной культуре, одной религии, если бы в каждом государстве было бы безальтернативное единомыслие и т.п., только тогда партийность, как принцип исторической науки, возможно, утратила бы свою актуальность (12).

Пока же люди нашей планеты проживают в более чем 200 очерченных границами государствах со своими идеологиями, поклоняются сотням своих богов, многие из которых весьма агрессивны и бескомпромиссны, отличаются цветом кожи, ментальностью и т.п., партийность в системе мировых отношений между государствами неизбежна.

Ряд историков новейшего времени, не отрицая партийности в исторических исследованиях, считает, что таковой является выражение общегосударственных, общенациональных интересов в масштабах одной страны. Вопрос в такой постановке в современных условиях балансирует на уровне «и хочется, и колется». Отчего?

Так, в России нет общенациональной идеи. К слову, до тех пор, пока попытки реализации этой задачи будут носить пирамидальный характер (сверху вниз), получить положительный результат будет весьма проблематично, если вообще возможно. Это уже не раз подтверждалось нашей историей. К примеру, в XIX веке во властных верхах была выработана идея «Православие, Самодержавие, Народность». Абсолютное большинство народа не имело, в первую очередь ввиду почти полной неграмотности, даже малейшего представления о ней и её смысле. Идея была «ни понята, ни принята» и через семь десятков лет лопнула как мыльный пузырь: люди не испугались Бога, не выступили на защиту Царя, а понятие «Народность» так и осталось непостижимой их разуму.

На смену рухнувшей религиозно-самодержавной идеологии пришла коммунистическая – «от каждого по способностям – каждому по потребностям», «человек человеку – друг, товарищ и брат» и т.д. Идея захватывающая. Однако в ходе социалистического строительства она была настолько где гипертрофирована, где гипотрофирована, что так и не впиталась в народе, и тоже рухнула, и тоже через семь десятилетий.

После развала СССР, в частности, в 1990-е годы, в России господствовала примитивно-разрушительная идея: навсегда избавиться от социалистических ценностей в области политики, экономики, идеологии, образования – во всём и сразу. Но после разрушения всегда и неизбежно перед обществом встаёт вопрос возведения. Для целенаправленного созидательного процесса нужна сконцентрированная идея. Громкоговорящие лица утверждали, что никакие идеи свободному обществу не надобны. Но им ещё около полутораста лет назад, при капитализме, кстати, возразил В.О. Ключевский: «Я не знаю общества свободного от идей, как бы мало оно ни было развито. Само общество – это уже идея, потому что общество начинает существовать с той минуты, как люди, его составляющие, начинают сознавать, что они – общество. Ещё труднее мне подумать, что идеи лишены участия в историческом процессе» (13).

В XXI веке поиски национальной идеи, отражающей путь развития и интересы государства, продолжаются: одни чуть ли не требуют произвести «православную инъекцию» во всё население страны, в том числе и в армию «с новым обликом»; другие – признать национальной идеей спорт (это на основе достижений футболистов ЦСКА и «Зенита», теннисистов Кафельникова, Сафина, Дементьевой, хоккеистов сборной России и т.д.); третьи предлагают положить в основу идеи нашу национальную неповторимость, особенность России – «Одна ты на свете, одна ты такая, хранимая Богом родная земля» (Это, как вы помните, из Гимна России). Но объединяющей идеи всё нет. И главная здесь беда – «народ безмолвствует» - это не в плане бунта, а в том, что его мнение мало интересует разработчиков проектов национальной идеи.

На наш взгляд, общегосударственная партийность исследователя может включать ряд положений, отражающих интересы всех, либо абсолютного большинства народа. В чём конкретно?

Это – использование общегосударственного подхода в оценке исторических процессов, фактов, событий, гипотез, независимо от узкопартийных пристрастий исследователя, но с учетом широкопартийных взглядов государственника.

Это – выражение в исследованиях общенационального (российского) интереса в условиях многонационального состава государства.

Это – отражение свободы вероисповедания, равенства религиозных конфессий и т.д.

Это – отражение единой национальной (общероссийской) культуры с учётом автономных культур народов и народностей, её составляющих.

Партийность общечеловеческая (как принцип идентификации классовых (групповых) и национальных (государственных) интересов на общечеловеческой основе)

Часть современных историков в основу партийности положили соотнесение классовых, национальных и общечеловеческих ценностей в пользу последних, но, в то же время, не в ущерб национальным.

Значительная новизна данного вопроса требует терминологической пропедевтики. Общечеловеческие ценности – это основанные на взаимном добре, человеколюбии, миролюбии идеалы, нравственные и юридические нормы (правила), отражающие позитивный опыт всего Человечества, и создающие условия для полноценной жизни каждой личности, независимо от места проживания. Идентификация (лат. identificare отождествлять) – отождествление; установление совпадения в чём-либо. Идентичный – тождественный, одинаковый.

В XXI веке общечеловеческие ценности всё больше становятся приоритетными по отношению к узконациональным, расовым, идеологическим, политическим, классовым (социальным) и другим групповым ценностям. Уже в современных условиях особую значимость приобрели такие общечеловеческие факторы, как права и свободы личности, человеческое достоинство, социальная справедливость, материальная обеспеченность человека, мир и дружба между народами, экологическое благополучие людей и т.д. Таким образом, общечеловеческие ценности – это теоретически уже существующие, всем хорошо известные морально-нравственные факторы, являющиеся типовыми для всех людей земной цивилизации.

Представления о ценностях, предназначенных для всего Человечества, появились в глубокой древности. Переломным моментом в их эволюции стал переход от грубого национализма (его датируют V-IV веками до н. э.) к более широкому, более гуманному видению окружающего мира и людей, его населяющих.

К первым проявлениям общечеловеческой морали, появившимся в III веке, имеют непосредственное отношение стоики и Зенон (14).

Отыскивая первые голоса общечеловеческих ценностей, отечественные специалисты всё больше углубляются в прошлое Человечества на российской территории. Открытиями стали работы антрополога и скульптора М.М. Герасимова, реконструировавшего типы древнейших людей. По останкам мужчин и женщин в одном из древнейших парных погребений, Герасимов восстановил два различных портрета - мужчины и женщины: женщины с тонкими монголоидными чертами (скорее всего китаянка) и мужчины-европеоида южного типа – арменоида (арменоидная раса входит в состав большой европейской расы; в настоящее время – на территории Армении, части Малой Азии, Сирии). Китаянка и арменоид, похороненные в Воронежской области, – это ли не пример, как далеко могло доходить смешение народов в самой незапамятной древности!

На территориях стран СНГ были найдены также дравидийские (народы, населяющие главным образом Южную Индию) и даже малайзийские (Юго-Восточная Азия, полуостров Малакка и северная часть острова Калимантан) облики людей эпохи верхнего неолита, бронзы и конца I тысячелетия до н.э.

В настоящее время идет трудная борьба в мировом масштабе между сторонниками общечеловеческих ценностей и ценностей национального характера. В противостоянии также участвуют представители практически всех религиозных конфессий. Умеренные политики отстаивают общечеловеческие ценности на экономическом, политическом, идеологическом поле брани, а противостоящие им политики ведут борьбу за гуманистические ценности варварским путём (бомбардировка НАТО Югославии, войны в Афганистане и Ираке, военная угроза Ирану, Северной Корее). Часть религиозных деятелей, вместо благодатного слова, вкладываемого в уста верующих, вкладывает в их руки оружие и в результате проливается невинная кровь. Не остаются в стороне (не могут оставаться) и историки, которые, в отличие от политиков и религиозных деятелей, отстаивают общечеловеческие ценности в своих научных трудах и с лекционных кафедр.

Историк в ходе исследовательского процесса по данным проблемам сталкивается с парадоксом – утверждением гуманных общечеловеческих ценностей насильственным путём. Типичный пример – Вторая Мировая война 1939-1945 годов. Ликвидация социальных, биомедицинских и других этических «достоинств» гитлеровской Германии стоила Человечеству 60 миллионов жизней. К контрастному изменению ценностей также приводили Великая французская революция, Гражданская война в России и т.д., повлекшие за собой гибель миллионов человек.

Говоря об идентификации ценностей классовых, национальных и общечеловеческих, требуется не только знание хотя бы минимального набора общепринятых ценностей, который объективно необходим для мирного сосуществования народов, их успешного экономического, политического, культурного развития, но и вдумчивое осмысление каждой из них, раскодировка, что ли. Высокое значение в том имеется: многие ценности, ныне обозначенные как общечеловеческие, уязвимы, поскольку истолковываются в разных странах далеко не одинаково. Скажем, «цена жизни человека».

За одно и то же злодеяние, к примеру, распространение наркотиков в конкретном весовом объёме, в одних странах преступника повесят, в других - засадят за решетку на пожизненный срок, в третьих – лишь «пожурят» на 5-7 лет заключения. Здесь при оценке предлагается разделить все формы исхода наказания на две части: лишающие человека жизни и сохраняющие человеку жизнь. Последнее и может быть взято за общую ценность, поскольку жизнь – это главный божественный дар, или дар природы, данный человеку. И под сохранением этой ценности (жизнь человека) подписались уже десятки стран Европы, в том числе и Россия. США же, столь рьяно насаждающие свои «общечеловеческие ценности» во всём мире, продолжают преступников сажать на электрический стул.

Направлений, которые выбирают исследователи для выражения общегуманистических для всех людей позиций, несколько.

Это – обоснование общечеловеческих ценностей, исходя из этологии (науки о биологических основах поведения животных, занимающейся главным образом генетически обусловленными (наследственными) компонентами поведения и эволюции поведения, например, как ценностей, сохранение которых способствует сохранению человеческого вида).

Это – обоснование общечеловеческих ценностей, выделившихся в результате процесса цивилизационной конкуренции между народами и странами. И та цивилизация, которая преуспела в таком соперничестве, что называется, имеет право объявить свои ценности в качестве общечеловеческих (что до современного мирового экономического кризиса пытались делать США, будут пытаться делать то же и в будущем).

Это – признание общечеловеческими ценностями основные законы, которые приняты в абсолютном большинстве стран (запрещение убийства, воровства и т.п.), или во многих странах (свобода слова (15), демократия, равные для всех права и обязанности и т.д.).

Это – поиск и обоснование новых ценностей, имеющих место в одной или группе стран, способных широко войти в жизнь и быт других народов.

Какой бы вид партийности историк не избрал, результаты его исследований должны носить только объективный характер.

Примечания

1. Цит. по: Кулешов В.И. «Отечественные записки» и литература 40-х годов XIX века. М., 1958. С. 181.

2. Советский энциклопедический словарь. М., 1986. С. 972.

3. Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории. М., 1989. С. 74.

4. Российский энциклопедический словарь. Кн. 2. М., 2001. С. 1148.

5. Платонов А. Деревянное растение. М., 1990. С. 15.

6. Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории. С. 76.

7. Ключевский В.О. Соч.:В 9 т. Т. IX. М., 1990. С. 373.

8. Из брошюры «Революция и молодежь». Изд-во Коммунистического университета им. Я.М. Свердлова. 1924 г.

9. Цит. по: Родина. № 3. 2000 г. С. 78.

10. Покровский М.Н. Историческая наука и борьба классов. Вып. 1. М., Л., 1933. С. 52.

11. Русская историческая литература в классовом освещении. Сб. ст. под ред. М.П. Покровского. Т. 1. М., 1927. С. 8.

12. Да и то сомнительно. Если на Земле, даже при полном единении, не останется вопросов политической, межгосударственной, идеологической борьбы, не исключено противостояние идеологий жителей Земли и жителей других планет, что вполне возможно при контактах с ними в будущем.

13. Ключевский В.О. Соч. Т. I. С. 53.

14. Зенон из Китиона (на о. Кипр) (336/332-264/262 годы до н.э.), древнегреческий философ. Около 300 года основал школу стоиков в Афинах.

Стоицизм (от греч. sto – портик (галерея с колоннами в Афинах, где учил философ Зенон). Одно из ведущих положений учения заключалось в том, что «все люди – граждане космоса как мирового государства». Стоицизм уравнивал в теории перед лицом мирового закона всех людей – свободных и рабов, греков и варваров, мужчин и женщин. Этика стоицизма пользовалась большим влиянием в средние века и эпоху Возрождения.

15. В 1305 году испанские кортесы решили, чтобы во время заседаний королевское войско покидало город: иначе голоса не свободны.

Александр СТЕПАНИЩЕВ, профессор, заслуженный работник высшей школы РФ

ПРИНЦИП ПАРТИЙНОСТИ
1) Принципиальная партийная принадлежность сознания к миру объективной реальности функционального бытия, миру потенции силы витального начала. Сознание не принадлежит детерминизму внешнего, как часть выделения способности из возможности абсолюта, оно есть условие свободы внутреннего мира, что собственно и делает из человека, - человека! Отказ от легализации Духа в ноосфере человечности сравни измене природе своего предназначения.
2) Потребность сознания в идеологии служения абсолюту как функция самореализации предназначения и размещения его актуальности в аксиологическом пространстве мотивации жизни. В этом заложен его принцип не самодостаточности, субъективной открытости функции жизни, потребности поддержания отношений в относительности бытия способности быть.
3) Легализация духовной реальности в интеллектуальной сфере и ее существенной действенности в явлении действительности. Относительный характер временного соотношения цены и качества и абсолютный характер вечных ценностей жизни.
4) Существенность претензии сознания к пространству экономической мотивации для сохранения метафизического поля независимости личного мира в сакрализации свободы его чести и достоинства. Рабское состояние социальной ограниченности, как собственно и феномен возрождения рабства обусловлено рабским состоянием духа и профанацией метафизики жизни. Ценности времени овладевают ценностями вечного основания бытия в примате самосознания жизни. Сакральное качество мира личного предшествует социологической детерминации общности. Социология есть тотем метафизики посвящения сознания в жизнь в разворачивании пространства событийности его деятельного начала. Личный мир ценности и самоцели жизни, а не ее средства, обеспечивающего прирост капитала, должен быть свободен от рабства и экономической эксплуатации в том числе. Примат проблемы выживания над жизнью сокращает метафизику жизненного пространства в угоду рыночных ценностей эгиды потребления. Тем самым, исключая условие жизни и обостряя конкуренцию выживания…
5) Обличение аксиологической несостоятельности автономии саморазвития. Если для нас идеология диктатуры пролетариата стала политическим ответом экономической искусности «дикого капитала» как диктатуры обладания и порабощения метафизики жизни диктующего условие организации рынка труда, спекулирующих на естественных ценностях для обрамления бытия естественного блага в искусственные ценности производства, то либерализация настоящего стала непринужденной уступкой экономическому примату «светлого будущего» в преклонении сознания золотому тельцу. Мы опять снабжаем инвестициями веры условия новой автономии. Глобализация есть утопия саморазвития, формирующая мотивационные условия средства отчуждения права жизни, а не самоцели. В этом апокалипсический пафос служения «ничто» и спасение избранного остатка, ролевую игру предназначения которого решает не Бог, но человек. Спасутся представлять лицо жизни не достойные, а предприимчивые и бессовестные, умеющие зарабатывать на смерти.
6) Противопоставить глобализации имманентного мир трансцендентного начала как олицетворение родины возникновения культуры служения Духу. Традиционные корни культивированного основания Духа как представительства витальной элиты сакрального основания жизни. Традиция есть присутствие сакрального в профанации обыденной повседневности бытия. Право служения Духу стало основанием в самосознании формирования мира личного как целесообразное основание необходимости представлять его лицо в перспективе будущего жизни. Поэтому традиционное возрождение ментальной природы генеалогии суверенитета многобытного конфессионального единения духа есть основание кредита доверия исторической роли православия, созидающего устои вечных ценностей.
7) «Верить, чтобы понимать и понимать, чтобы верить» (Августин бл.). Возрождение самосознания вечного суда перед лицом разумной аргументации преступления и отречения здравомыслия от мотивации жизни. Самосознание участия в природе жизни, а не созерцания соглядатаев в контексте Армагеддона. Суд вечности имеет аксиологическое поле спасения живых, а не глумление над мертвыми. Последнее есть психологическое расстройство мира личного – некрофилия, как следствие неудовлетворенности сознания жизнью. Тенденции ничтожащие право ценности жизни ведут к логическому обоснованию суицида.
8) Потребность верить есть условие подсознательного соприсутствия сознания метафизике жизни. Вера есть воля к жизни, призванная оживлять нежизнеспособное. То, во что мы верим, так и живем. Поэтому вера способна возродить сознание к жизни или же утопить его в небытие. Если сознание ставит над собой идола, обладающего правом жизни, оно предопределяет свою участь, как средства обеспечения жизнеспособности этого идола. Идол, чтобы насытить себя жизненной силой требует жертвы. Традиция сакрального единения сознания с духом требует от мира личного низвергнуть всех идолов преткновения духа вечных ценностей. Противопоставить мотивации обладания централизующего имманентного начала в глобализации мира мотивацию жизненного витального начала, способного объединить сознание духовного единства природы личного в служении абсолюту эталонного усилия жизни. Обуславливающую динамику во времени целесообразной вечности, а не тщетной в несоразмерном усилии человека и тождественной ничто.

МЕТОДОЛОГИЯ, ИСТОРИОГРАФИЯ, ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ

ПРИНЦИП ПАРТИЙНОСТИ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ: НЕАКТУАЛЬНОЕ НАСЛЕДИЕ СОВЕТСКИХ ВРЕМЕН ИЛИ СЕГОДНЯШНЯЯ МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ДАННОСТЬ? (ДИСКУССИОННЫЕ ЗАМЕТКИ)

© 2015 Г.М. Ипполитов

Поволжский филиал Института российской истории РАН, г.Самара

Поступила в редакцию 29.09.2015

В статье анализируется принцип партийности исторической науки как в советский период, так и на современном этапе ее развития. Материал изложен в дискуссионном ключе. Ключевые слова: принцип партийности, К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин, методология, советский период, марксизм-ленинизм, объективность, социальный подход.

В начале XXI века выглядит аксиоматичным тезис о том, что современное научное знание - нелинейная система, состоящая из большого числа элементов3. Особенность их заключается в том, что они не являются однородными, что еще больше усложняет науку как систему4. Поэтому в научном исследовании, кроме методологических подходов, важное место отводится и методологическим принципам5. Их значимость, в частности, для исторической науки усиливается тем, что предмет ее исследования в подавляющем большинстве случаев отличается многоаспектностью6. Следовательно, не исключаются и плюрализм, и субъективизм в трактовке тех или иных аспектов предмета исследования. Здесь-то и нужны принципы в качестве методологических ориентиров7.

Что характерно: современные исследователи смело оперируют многими принципами исторической науки, ставя при этом во главу угла основополагающие из них - объективности8 и историзма. И такая постановка решения научной

Ипполитов Георгий Михайлович, доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Поволжского филиала Института российской истории РАН, профессор кафедры философии Поволжского государственного университета телекоммуникаций и информатики, г.Самара. E-mail: [email protected]

Едва появится на свет Божий новая идея, тотчас все узкие эгоизмы, все ребяческие тщеславия, вся упрямая партийность... набрасываются на неё, овладевают ею, выворачивают её наизнанку, искажают её.

П.Я. Чаадаев1

Наука о культуре, обществе и истории должна быть также свободна от оценочных суждений, как и наука естественная. Вкусы историка не должны вторгаться в пределы его научных суждений.

проблемы не вызывает особых дискуссий. Но как только дело доходит до принципа партийности, сразу возникает поле спора, на котором иногда нормальные научные дискуссии переходят в разряд полемики. Причем полемики (а она, естественно, имеет в науке право на жизнь), носившей в лихие девяностые иногда даже «зу-бодробильный» характер.

Стратегия и логика научно-исторического исследования настоятельно диктуют начать освещение темы, означенной выше, с раскрытия основных вех процесса генезиса и эволюции принципа партийности исторической науки. Ведь еще в 1965 г. М.В. Нечкина высказала очень оригинальное суждение, когда посчитала, что

нельзя разделять историю исторической науки и историю мысли, в первую очередь исторической. По мнению крупного советского ученого, без истории мысли «наука превращается в груду фактов, а история науки - в простую библиографию предмета»9. И вряд ли здесь что-нибудь можно возразить по существу.

Раскрытие проблемы, означенной выше, начнем с такой констатации: генезис принципа партийности имеет свои корни в далеком прошлом, а точнее в научной мысли Древней Греции. Это хорошо заметил выдающийся советский российский методолог исторической науки Б.Г. Мо-гильницкий (1929-2014). Он писал в данной связи, что Геродот являлся партийным историком. Его партийность являла собой образец партийности афинского гражданина-демократа10. Надо полагать, даже самые ярые противники марксистской методологии (а профессор Б.Г. Могильницкий творил именно в данной теоретико-методологической системе координат) скорее всего не смогут возразить здесь что-то весомое. Если, конечно, они не исповедуют зоологический антикоммунизм, но тогда их «весомость» сведется к навешиванию ярлыков и не более того.

Выходит, что принцип партийности по своей природе историчен. Например, в свое время его употребил, судя по эпиграфу к настоящей статье, русский философ П.Я. Чаадаев (1794-1856), которого, как известно, императорская власть объявила сумасшедшим за его сочинения11, в коих резко критиковалась действительность русской жизни. А знаменитый граф С.С. Уваров (17861865), апологет своей триады «самодержавие, православие, народность»12, рассуждал о том, что в Российской империи имеются две партии относительно народности: «Одна из них воюет в пользу России допетровской, а другая - России послепетровской, причем корень обеих партий не в какой-нибудь скоропреходящей литературной мечте, а в истории...»13.

Принцип партийности в своей эволюции все больше зависел от идей, которые довлели над творчеством историка. И это естественный ход событий: «Я не знаю общества свободного от идей, как бы мало оно ни было развито. Само общество - это уже идея, потому что общество начинает существовать с той минуты, как люди, его составляющие, начинают сознавать, что они - общество. Ещё труднее мне подумать, что идеи лишены участия в историческом процессе»14, -писал в свое время великий российский историк В.О. Ключевский (1841-1911). История мировых цивилизаций подтвердила мысль маститого ученого о великой силе идей, как созидательных, так и разрушительных.

При этом необходимо особенно подчеркнуть, что принцип партийности, на всем протяжении своего развития, эволюционировал в исторической мысли к следующему положению: историк

зависит в своих научных изысканиях не только от своих личных пристрастий, предпочтений, заблуждений, но и от исходных посылок, установок, облаченных в форму идей (порою облаченных в доктринальную форму), даваемых ему тем или иным классом, социальной стратой, к которой ученый принадлежит или обслуживает ее интересы. И такие идеи несут в себе громадный потенциал управления творчеством историка: как следствие, историк всегда выражает чьи-то партийные интересы15.

И данный тезис К. Маркс, Ф. Энгельс и особенно В.И. Ленин детально обосновали, четко структурировали и. возвели в категорию истины в последней инстанции. Вот их некоторые основные положения: «...мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями»16; стремление к истине, свойственное подлинным ученым, совпадает с интересами и стремлениями рабочего класса (мысль Ф. Энгель-са17); история - наука партийная, отражающая борьбу различных общественных сил классового общества18; партийность обязывает «...при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»19: «.беспартийность есть идея буржуазная. Партийность есть идея социалистическая»20; «. вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Середины здесь нет»21; «.долой литераторов беспартийных!»22; «. материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»23; «.жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»24.

Конечно, вряд ли найдется научный смельчак, который попытается постулаты, изложенные выше, возведенные (повторим еще раз) в категорию истин последней инстанции, абсолютно их опровергнуть. Его ждет неудача, так как есть в данных мыслях (исключительно категоричных) «рациональное зерно».

Но в советский период развития исторической науки подобные постулаты не только пытались всемерно закрепить, но и всемерно развить. Высказывалась, к примеру, такая мысль: принцип партийности, во-первых, отражает социальное, классовое содержание общественно-исторического познания, во-вторых, он предполагает определенную оценку изучаемых явлений и процессов. При этом особенно подчеркивалось, что советские историки имеют на вооружении не просто принцип партийности, а принцип коммунистической партийности. А он включает в себя обязательную критику буржуазной и мелкобуржуазной идеологии, всех антимарксистских, реакционных теорий и концепций. Всякое умаление коммунистической партийности в современных условиях объективно служит усилению буржу-

азной партийности, часто маскирующейся под оболочку «беспартийности»25.

Кроме того, принцип партийности, доказательству особой значимости которого посвящались даже докторские (!) диссертации26, стали иногда отождествлять с принципом объективности27. Отдельные авторы утверждали здесь буквально следующее: «.в марксистско-ленинских общественных науках объективность сливается с пролетарской партийностью и проявляется только через нее. Признание одновременного существования в марксистско-ленинской исторической науке принципов партийности и объективности логически неизбежно приводит к противопоставлению - первого второму, что не соответствует реальному положению вещей»28.

Правда, иногда высказывались в данной связи и менее категоричные, но по сути те же, что приведенное выше, суждения. Так, крупный советский методолог исторической науки Е.М. Жуков (1907-1980), справедливо отмечая мысль В.И. Ленина о том, что буржуазные профессора, будучи «приказчиками класса капиталистов», нередко дают объективные научные знания, которые марксистам не следует игнорировать, выдает далее такое суждение: «... «партийность», т.е. социально-политическая направленность того или иного исторического труда, определяется не субъективным положением его автора, а теми действительно объективными условиями, в которых формируется индивидуальный выбор его идейной позиции и протекает его творчество. Противоречие между партийностью и научной объективностью может возникнуть и неизбежно возникает в том случае, когда исследователь пренебрегает реальными потребностями прогрессивного социального развития, вступает в противоречие с ним. Поэтому партийность марксистской общественной науки, отражающей взгляды самого передового класса современного общества, свободна от предвзятости»29.

Тем не менее жестко постулировались следующие положения: 1) проблема партийности связана с особенностями исторического познания, с природой исторической науки; более того, принцип партийности приобретает характер закономерности для исторических паук, поскольку пронизывает все стороны деятельности исследователя, начиная от анализа источника, кончая созданием той или иной исторической концепции; 2) партийность и объективность выступают как составные части марксистско-ленинской методологии, лежащей в основе научного познания действительности и ее революционного преобразования30.

Так выполнялись доктринальные установки политических лидеров и идеологов правившей в нашей стране с ноября 1917 г. по 1992 г. коммунистической партии о том, что принцип партийности в исторической науке не только уза-

конивался в качестве универсального и ведущего, но и возводился в абсолют31. Например, такое док-тринальное положение было озвучено одним из ведущих идеологов ЦК КПСС Б.Н. Пономаревым (1905-1995): «.партийность советской исторической науки означает высшую объективность в раскрытии исторического процесса»32.

И даже уже на закате истории КПСС в свете решений ее высшего руководящего органа - XXVII съезда (1986 г.) - констатировалось буквально следующее: «Партийность в марксистско-ленинском понимании предполагает научность, объективность познания, а значит, необходимость искать и умение находить и открыто провозглашать истину, как бы горька и беспощадно критична она ни была; это значит сочетать в исследовании преемственность, чистоту и незыблемость исходных принципов теории с их постоянным творческим обогащением, ориентацией на постановку и решение новых проблем. Партийность означает сознательное выражение интересов рабочего класса, потребностей и задач его революционной борьбы за победу социализма и коммунизма. И поскольку эти интересы совпадают с объективными закономерностями общественного развития, с интересами прогресса всего человечества, партийность марксистско-ленинской теории совпадает с научностью, устремленностью к истине, с подлинным гуманизмом»33.

Между тем нельзя не отметить, что в поздней советской историографии (перестройка), в 1989 г., увидела свет работа Б.Г. Могильницкого «Введение в методологию истории». Думается, что в ней крупный ученый дальше других отошел от догматической абсолютизации принципа коммунистической партийности. Основные суждения историка сводятся к следующему: «В классовой направленности исторической науки выражается ее партийность. Если пристрастность историка является субъективным качеством, часто действительно отрицательно влияющим на его работу, то партийность - категория объективная, отражающая определенную закономерность, присущую самому историческому познанию. Мы определяем партийность в исторической науке как подход ученого к исследованию исторической действительности с позиций определенного класса, проявляющийся в проведении в его историографической практике идей, взглядов, настроений, идеалов этого класса»34.

Но далее маститый ученый сделал удивительно содержательное суждение о том, что сказанное им выше, разумеется, не означает, что «партийность присуща каждому без исключения историческому исследованию. Во все времена существовали труды историков, лишенные всякого общественного звучания. Посвященные, как правило, малозначащим историческим деталям, также работы часто демонстрируют высокую профессиональную технику их авторов в сфере

обработки источников. Но не озаренные светом общей исторической теории, не опаленные жаром современных им социально-политических конфликтов и идейной борьбы, они никогда не определяли и не могут определять облик исторической науки, ибо в противном случае она перестала бы выполнять свою важнейшую социальную функцию»35.

Исследователь одним из первых высказал мысль о том, что сегодня коренным теоретическим вопросом, выдвинутым перед марксистским обществоведением самой жизнью, «является вопрос о сочетании классового и общечеловеческого начал в реальном мировом развитии, а следовательно, и в изучении этого развития исторической наукой»36.

Автор анализируемой работы справедливо отметил, что не следует абсолютизировать принцип партийности. По его мнению, партийность ученого не является неким абсолютом, не целью и автоматически определяющим результаты его исследований. «В процессе исторического познания она находится в сложных и нередко противоречивых отношениях с другими его принципами. Характер этих отношений может как содействовать, так и препятствовать реализации принципа партийности в конкретной исследовательской практике. Наиболее распространенным здесь является противоречие между партийной позицией ученого и объективными результатами его творчества.

Расхождение между позицией историка и объективной значимостью его трудов имеет другой аспект. Декларирование ученым идей передового общественного класса автоматически не определяет научную эффективность его историографической практики. Во все времена существовало немало посредственных, исторических произведений, не соответствующих прогрессивным политическим и общественным идеалам своей эпохи или даже в разной степени противоречащих им, как бы громогласно их авторы ни клялись в своей верности этим идеалам»37.

Б.Г. Могильницкий верно отметил, что историографическая практика обладает определенной самостоятельностью, автономией. Имеется много тем и сюжетов, которые не находятся в жесткой зависимости от классовой позиции историка38. По его суждению, попытка полностью идентифицировать партийную позицию отдельного ученого, исторической школы или целого исторического направления с их исследовательской практикой «огрубляет действительную картину развития исторического знания и в последнем счете лишь компрометирует сам принцип партийности исторической науки»39.

Правда, столь неординарные суждения, не потерявшие, с точки зрения автора настоящей статьи, актуальности и сегодня, Б.Г. Могильниц-кий конкретными примерами из историографической практики не подтвердил.

Что характерно: в поздней советской историографии (перестройка), все в том же 1989 г., издали монографию Н.А. Бурмистрова (1925-2004)40. В советской историографии она стала единственным целевым исследованием, посвященным именно принципу партийности41. Ученый просле -дил эволюцию понятия «принцип партийности» на основе анализа положений, почерпнутых у Г. Гегеля (1770-1831), И. Канта (1724-1804), К. Маркса (1818-1883), Ф. Энгельса (1820-1895), В.И. Ленина (1870-1924), а также русских публицистов и мыслителей - В.Г. Белинского (1811-1848), А.И. Герцена (1812-1870), Н.Г. Чернышевского (1828-1889), Н.А. Добролюбова (1836-1861), Д.В. Писарева (1840-1868), М.Е. Салтыкова-Щедрина (1826-1889) и др. и установил: в произведениях К. Маркса и Ф. Энгельса не встречается термин «партийность», но они широко употребляли другие: «классовый интерес», «классовый инстинкт», «классовая тенденция», «классовая позиция». Н.А. Бурмистров справедливо отмечал: «Интересы различных общественных групп выступают важным средством социальной ориентации науки.»42.

В начале 1990-х годов, в процессе формирования новой российской государственности, процесса сложного, драматичного, а порою и трагичного, отечественная историческая науки вошла в полосу серьезного кризиса43. Тогда исследователи уподоблялись музыкантам оркестра, занявшим места в оркестровой яме, но забывшим ноты. Они гордо, зачастую помпезно, отрекались от марксизма в методологии истории44, а заменить его ничем не смогли45. Погнались за новомодными парадигмами с Запада и...потерялись.

И в такой ситуации ученые стали дружно игнорировать принцип партийности в качестве составляющей методологических оснований исторических, историографических, источниковедческих исследований. Первыми это сделали соискатели ученых степеней. Так, автор данной статьи проанализировав более 30 авторефератов кандидатских и более 10 авторефератов докторских диссертаций, защищенных в 1994-1998 гг. по специальности 07.00.02 - отечественная история, установил: ни в одном из них принцип партийности во фрагментах, посвященных методологическим основам исследования, просто не упоминается (точно так же, кстати, как и классовый подход к оценке событий и явлений). Понятно, что здесь мы имеем во многом дело с конъюнктурным явлением (зачем усложнять себе процедуру защиты). И все-таки оно имеет, в какой-то степени знаковый характер.

Подобную «аллергию» на принцип партийности можно в какой-то степени, видимо, объяснить следующим обстоятельством: данный принцип, что выше отмечалось, предполагал в императивном ключе обязательное выяснение и учет при анализе исторической концепции классовой позиции того или иного историка. Ведь

в методологии советской исторической науки только принцип коммунистической партийности отождествлялся с научностью. Поэтому исследователи анализируемого выше периода посчитали, что следование принципу партийности не позволяет историку быть объективным.

Между тем нельзя не заметить того, что в условиях кризиса отечественной науки раздавались голоса, если не в защиту принципа партийности, то по крайней мере взвешенного к нему подхода. Так, в 1995 г. B.C. Прядеин посчитал возможным использование в историографическом исследовании данного принципа с его частным случаем - принципом полного учета социально-субъективного в предмете исследования и максимально возможной нейтрализации предвзятого отношения при интерпретации в оценке факта. По его мнению, этот «частный случай» «находится, по сути, в лоне принципа объективности и является не абстрактным и огульным, а конкретным и диалектическим отрицанием принципа партий-ности»46. Но все-таки подобные зрелые рассуждения исследований начала 1990-х были не столь уж частым явлением.

Характерно и то, что во второй половине 1990-х годов дефиницию «партийность» стали заменять новым понятием - «социальный подход». Причем в контексте изложенного выше вернули из кладезя исторической мысли изрядно к тому времени подзабытое положение замечательного русского марксиста Г.В. Плеханова (1856-1918): «Там, где историку приходится изображать борьбу противоположных сил, он неизбежно будет сочувствовать той или другой. В этом отношении он будет субъективен. Но такой субъективизм не помешает ему быть совершенно объективным историком, если только он не станет искажать реальные экономические отношения, на почве которых выросли общественные силы»47.

Правда, здесь у авторов второй половины 1990-х годов получилась своего рода эклектическая смесь. Вот пример: А.А. Аникеев выделяет среди принципов исторической науки принцип «пар-тийно-классовый»48. Но буквально на следующей странице он употребляет уже понятие «партийно-классовый подход»49. А ведь известно, что в методологии науки вообще, и исторической в частности, понятие «подход» отнюдь не тождественно понятию «принцип» или понятию «метод»50.

Тем не менее манипуляции с дефинициями «партийность» и «социальный подход», освещенные выше, стали симптоматичными в плане пересмотра отношения к принципу партийности как составляющей методологической основы исторических, историографических, источниковедческих исследований. Например, отдельные авторы считают, что принцип социального подхода предполагает рассмотрение историко-экономических процессов с учетом социальных интересов различных слоев населе-

ния, различных форм их проявления в обществе. «Этот принцип (еще его называют принципом классового, партийного подхода) обязывает соотносить интересы классовые и узкогрупповые с общечеловеческими, учитывая субъективный момент в практической деятельности правительств, партий, личностей»51.

В процессе же выхода из кризиса отечественной исторической науки52 ученые-историки попали в систему координат, которую можно назвать методологическим плюрализмом мнений (кое-кто даже спутал плюрализм мнений с плю-маразмом мнений53). И в подобной ситуации если многие методологические крайности 1990-х годов как-то нивелируются более верифицированными положениями и взвешенными аксиологическими суждениями, то вокруг принципа партийности -этого родового признака марксистско-ленинской методологии советской исторической науки (подобно классовому подходу к оценке событий и явлений)54, по-прежнему наблюдается все-таки повышенный градус дискуссионности55. Причем все это протекает на фоне, когда определение «партийность» по объёму терминологии основательно заузилось, однако его прежний смысл утрачен не был. Теперь, к примеру, в энциклопедических изданиях партийность рассматривается как «принцип поведения людей, направленность политической и идеологической деятельности»56.

Следовательно, сущность «советской» партийности в основном сохранилась и в нынешних условиях, заменена только «политическая и идеологическая борьба» на «политическую и идеологическую деятельность».

Однако в современной российской исторической науке принимала все более устойчивый характер историографическая тенденция острожного, исключающего огульный нигилизм отношения к методологическому принципу партийности исторической науки. Например, в 2003 г. М.Ю. Лачаева высказала мысль о том, что полное забвение в последнее время принципа партийности приводит к игнорированию того несомненного факта, что историк не свободен от того заказа, которое дает ему общество на каждом этапе своего развития, и не может в полной мере отрешиться от своей общественно-политической позиции57. Историограф обязан раскрыть факторы, влияющие на позицию, взгляды, концепцию автора анализируемого исторического произведения, то есть изучить социально-субъективное, классовое, партийное в подходе автора к отбору исторических фактов и их интерпретации.

Необходимо отдельно подчеркнуть, что сохраняется в научном обороте сегодня и понятие «социальный подход». Между тем, видимо, можно согласиться с А.Т. Степанищевым, считающим, что понятие, приведенное выше, не претендует на научное долголетие, поскольку в нём заложено множество противоречий. «Социальный» - это «об-

условленный делением общества на классы». «И, если бы наше общество действительно было чётко разделено на классы, если бы имелись партии, отражающие интересы только конкретных классов, тогда понятие «социальный подход» могло стать жизненным. Но возможно ли в современной России, среди наиболее крупных партий, встретить такую, которая отражала бы интересы какой-то одной социальной группы - рабочих, селян, государственных служащих, торговых работников и т.д.? Даже в КПРФ, объявившей о защите интересов трудящихся, партийные билеты имеет олигарх и рабочий, пенсионер и милиционер, актёр и фермер, академик и писатель и т.д. Поэтому понятие «партийность», а не «социальный подход», носит более устойчивый характер, поскольку историк-партиец в своём исследовании, вольно или непроизвольно, будет отражать интересы идеологии своей партии, а не интересы каждой из десятков социальных групп, представители которых входят в эту партию», - отмечает, причем в очень читабельном стиле, А.Т. Степанищев58.

Можно также согласиться и с другими обобщениями А.Т. Степанищева, свидетельствующими о том, что принцип партийности на современном этапе развития отечественной науки никуда не исчез: «Партийность - это когда человек, взявшись за перо для написания исторического труда, сам себя приговорил любить и чествовать одних без права даже на мизерное возражение других, и линчевать этих других без малейшей надежды на помилование с его стороны; партийность - это когда, говоря словами В.О. Ключевского, «.здравый и здоровый человек лепит Венеру Милосскую из своей Акулины и не видит в Венере Милосской ничего более своей Акулины» (Ключевский В.О. Соч.: В 9 т. Т.1Х. М., 1990. С.373)59.

Небезынтересен и взгляд на проблему принципа партийности в проблемно-тематических историографических исследованиях, высказанный В.Я. Ефремовым в его докторской диссертации. Он отмечает, что применение этого принципа в историографических исследованиях, проводимых в системе координат современных научно-исследовательских парадигм, требует осторожности и ограниченности. Принцип партийности можно использовать преимущественно при оценке научного вклада тех ученых, которые подчинили факты истории обоснованию позиций какой-либо партии.

«Между тем вряд ли правомочно следовать в русле наметившейся в начале 1990-х гг. тенденции в постсоветской историографии, суть которой - исключительно нигилистическое отношение к принципу партийности в методологии исторических и историографических исследований. И хотя сегодня данная тенденция не получила большого распространения, соискатель считает обязательным продекларировать свое отношение к ней: она ненаучна», - констатирует

В.Я. Ефремов60. Данная позиция, конечно, сформулирована категорично, даже жестко, но вряд ли следует ее оспаривать.

В то же время нельзя не заметить, что в современной историографии рассматриваемой проблемы сохраняется тенденция жестких оценок принципа партийности не только как устаревшего, но и в качестве дискредитировавшего себя. Так, А.В. Бочаров утверждает буквально следующее: «В связи с дискредитацией понятия «партийность» его предпочитают избегать в современной методологии истории. Было введено понятие «ценностный подход», который можно определить как принципиальное требование учёта одним историком влияния мировоззрения других историков на создание образа событий, а также требование рефлексии по поводу собственных мировоззренческих оснований»61.

Но здесь все та же эклектика: принципы и подходы объявляются тождественными, что далеко не так. Нельзя согласиться и с таким жестким аксиологическим суждением, как дискредитация понятия «партийность». А.В. Бочаров выдает также желаемое за действительное, когда утверждает, что в современной методологии истории дефиницию «принцип партийности» предпочитают избегать. Из материалов данной статьи становится ясным, что если понятие «принцип партийности» в 1990-е годы (главным образом, в первой их половине) действительно исследователи старались избегать, то в современной историографии данная дефиниция имеет место в научном обороте. Думается, что в учебном пособии такие излишне категоричные суждения, оценки, которые допустил А.В. Бочаров, вряд ли уместны (ведь учебное пособие - это не дискуссионная статья или выступление на научной конференции).

Итак, резюмируя вышеизложенное, попытаемся ответить на вопрос, поставленный в заглавии настоящей статьи.

Принцип партийности исторической науки - порождение марксизма, ставшее родным детищем советской методологии исторической науки. Он творчески развивался в системе теоретико-методологических координат теперь уже догматизированного марксизма в большевистском его измерении (читай: марксизма-ленинизма), столь умело приспособленного политическими лидерами и идеологами правившей в Советском государстве компартии к обслуживанию своих нужд, запросов, интересов. При этом нельзя сбрасывать со счетов того обстоятельства, что в поздней советской историографии (перестройка) предпринимались попытки (хотя, конечно, непоследовательные, в чем-то робкие и наивные) очищения рассматриваемого принципа от догматических наслоений.

Принцип партийности исторической науки в постперестроечной историографии (первая половина 1990-х годов) стал исследователями

игнорироваться как с конъюнктурных позиций, так и из-за своего рода «аллергии» на марксизм-ленинизм в качестве методологии истории. Однако в постсоветской историографии (вторая половина 1990-х годов) стала, правда, пока еще не очень явно, оформляться тенденция взвешенного подхода к рассматриваемому принципу. И все это происходило на фоне смены цивилизационной парадигмы, формирования новой российской государственности, когда отечественная историческая наука находилась в кризисе.

Принцип партийности исторической науки в современной российской историографии - дискуссионное поле, на котором в условиях выхода отечественной науки истории из кризиса в системе координат плюралистического многоголосия ломаются копья, искрятся мечи. Но, как бы ни остры были дискуссии, редко встретишь отказ анализируемому принципу на существование.

Итак, принцип партийности исторической науки не может сегодня быть отнесен к разряду неактуального наследия советских времен. Являлся бы он таковым, не попал бы сегодня в дискуссионное теоретико-методологическое поле.

А можно ли считать рассматриваемый принцип методологической данностью в современной отечественной исторической науке? Если исходить из значения слова «данность» как объективная действительность62, то безапелляционно да.

Главное, чтобы эту данность применительно к принципу партийности исторической науки снова, как в советские времена, не возвели в ранг доктринальной установки.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Чаадаев П. Апология сумасшедшего // Чаадаев П. Философические письма. Апология сумасшедшего. М., 2009 [Электронный ресурс] // Библиотека «Вехи» [сайт] - URL: http://www.vehi.net/chaadaev/apologiya. html (дата обращения:18.09.2015).

2 ВеберМ. Избр. произв. Пер. с немецкого. М., 1990. С.26.

3 См., напр.: СтепинВ.С. Теоретическое знание. Структура, исторические типы. М., 2000; Филатов Т.В. Общие проблемы философии науки. Избранные лекции для аспирантов. Ч.1. Самара, 2007 и др. Естественно, что не является здесь исключением и «наука истории». В кавычки взята речевая конструкция, авторы которой - К. Маркс (1818-1883) и Ф. Энгельс (1820-1895). «Мы знаем только одну единственную науку, - писали эти выдающиеся немецкие мыслители, - науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связаны; до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга» (МарксК., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т.3. С.16, прим.).

4 См., напр.: БлаубергИ.В. Проблемы методологии системного исследования. М., 1970; Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973; Уемов А.И. Системный подход и общая теория систем. М., 1978; Афанасьев В.Г. Системность и обще-

ство. М., 1980; Ракитов А.И. Историческое познание: системно-гносеологический подход М., 1982; Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М., 1983; Каган М.С. Системный подход и гуманитарное знание: избранные статьи. СПб., 1991; Юдин Э.Г. Методология. Системность. Деятельность. М., 1997 и др.

5 Общеизвестно, что принцип, с общефилософской точки зрения, представляет собой основание некоторой совокупности фактов или знаний, исходный пункт объяснения или руководства к действиям (см.: Энциклопедия социологии. М., 2003. С.374.).

6 См., напр.: Могильницкий Б.Г. О природе исторического познания. Томск, 1978; Петров Ю.В. Практика и историческая наука. Проблема субъекта и объекта в исторической науке. Томск, 1981; Ипполитов Г.М. Объект, предмет, субъект исторического познания: непростая диалектика // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2007. Т.9. №2 (апр. - июнь). С.281-296.

7 Данное обстоятельство подчеркивается в современных исследованиях (см., напр.: Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. 2-е изд. М., 2003; Его же. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований // Новая и новейшая история. 1995. №1. С.3-34; Аникеев А.А. Методология классической историографии. Учеб. пособие. Ставрополь, 2004; Ипполитов Г.М. Из опыта преподавания методологии истории в Самарском государственном педагогическом университете // Новая и новейшая история. 2007. №5. С.80-89; Его же. О некоторых аспектах методологии историографического исследования // Вестник Самарского гос. пед. ун-та. Ист. фак-т. Вып.3 «Актуальные проблемы истории, археологии и педагогики». Самара, 2007; Его же. Как трудно избежать соблазна биографию писать, или Размышления о некоторых теоретико-методологических основах исследования исторических персоналий // Клио. Журнал для ученых. 2011. №6. С.143-149; Репинецкий А.И. Историческая психология: к вопросу об объекте и предмете исследования // Методология и методы исторической психологии: Материалы XXVI Между-нар. науч. конф. Санкт-Петербург, 14-15 декабря 2009 г. СПб., 2009. С.9-14 и др.

8 Попутно заметим, что ряд ученых предлагают сегодня вывести категорию «объективность» из разряда принципов и рассматривать в качестве конечной цели любого жанра исторических исследований. Так, В. Д. Камынин пишет в данной связи буквально следующее: «По нашему глубокому убеждению, «объективность» не может являться принципом исследования. Она выступает целью историографического исследования, к достижению которой стремятся все настоящие исследователи» (Камынин В.Д. Теоретические проблемы историографии как научной и учебной дисциплины на рубеже XX-XXI столетий // Известия Уральского государственного университета. 2010. №3(78). С.64). По суждению автора данной статьи, это весьма оригинальное, но очень дискуссионное положение. Надо полагать, оно требует дополнительной проработки.

9 Нечкина М.В. История истории (Некоторые методологические вопросы истории исторической науки) // История и историки. Историография истории СССР. Сб. статей. М., 1965. С.8.

10 Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории.

М., 1989.С.76.

11 См., напр.: ТарасовБ.Н. Чаадаев. 2-е изд. доп. М., 1990.

12 См., напр.: ПайпсР. Сергей Семенович Уваров: жизнеописание. М., 2013.

13 Цит. по: Кулешов В.И. «Отечественные записки» и литература 40-х годов XIX века. М., 1958. С.181.

14 Ключевский В.О. Соч. Т.1. Курс русской истории. М., 1987. С.53.

15 Попутно заметим, что К. Маркс и Ф. Энгельс считали, что без партий «нет развития, без размежевания нет прогресса» (МарксК., Энгельс Ф. Соч., 2 изд. Т.1. С.113).

16 Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений (Новая публикация первой главы «Немецкой идеологии»). М., 1966. С.59.

17 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С.317.

18 См.: Энгельс - теоретик. М., 1970. С.333.

19 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.1. С.419.

20 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.12. С.138.

21 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.6. С.39.

22 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.12. С.100.

23 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.22. С.101.

24 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.12. С.104.

25 См., напр.: ИвановВ.В. Ленинский принцип партийности и научная объективность // Средние века. 1980. Вып.43. С.5-6.

26 См., напр.: См.: Бурмистров Н.А. Партийность исторической науки: источниковедческий, историографический и методологические аспекты). Автореф. дисс. ... докт. ист. наук. Казань, 1986.

27 Данной проблеме посвящались большие статьи (см., напр.: Могильницкий Б. Г. Объективность и партийность в историческом исследовании // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Сб. Томск, 1964. №2).

28 Историческая наука. Вопросы методологии. М., 1986. С.78.

29 Жуков Е.М. Очерки методологии истории. М., 1980. С.43-440.

30 Иванов В.В. Указ. соч. С.10.

31 См., напр.: О мерах улучшения подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам: всесоюзное совещание, 18-21 дек. 1962 г. М., 1964; Обсуждение вопросов методологии истории на расширенных заседаниях секции общественных наук президиума АН СССР 3 и 6 января 1964 года // Вопросы истории. 1964. №5. С.3-34; Пономарев Б.Н. Задачи исторической науки и подготовка научно-педагогических кадров в области истории // Вестник Академии наук СССР. 1963. №2. Февраль. С.3-37.

32 Пономарев Б.Н. Указ. соч. С.36.

33 Цит. по: XXVII съезд КПСС: творческий вклад в марксистско-ленинскую теорию / Под общей ред. И.Т. Фролова. М., 1986. С.115. Попутное замечание, имеющее отношение к проблемно-тематической историографии: в советский период развития исторической науки принцип партийности однозначно предполагал обязательное выяснение и учет при анализе исторической концепции классовой позиции того или иного историка его социального происхождения, принадлежности к определенной политической партии. Так, один из выдающихся советских историков А.И. Зевелев констатировал следующее: «Принцип партийности имеет решающее значение при рассмотрении истории борьбы за утверждение и дальнейшее развитие в исторической науке марксистско-ленинской концепции историче-

ского процесса, научной методологии исследования, материалистического понимания истории, означавшего необходимость заново изучить историю... Основываясь на том, что познавательный процесс носит социально-классовый характер и что классовая борьба рассматривается как основа теорий и учений, коммунистическая партийность в историографии дает возможность определить классовую направленность историографических фактов и выявить причины классово-побуждающих мотивов их появления» (Зевелев А.И. Историографическое исследование: методологические аспекты. М., 1987. С.62-63.).

34 МогильницкийБ.Г. Введение в методологию истории. М., 1989. С.74.

35 Там же. С.75.

36 Там же. С.81.

37 Там же. С.82.

38 Там же. С.83.

39 Там же. С.83-84.

40 См.: Бурмистров Н.А. Классовая природа партийности исторической науки (Теория и практика исследования). Казань, 1989.

41 Заметим, что раньше на 10 лет выхода в свет книги, указанной выше, Н.А. Бурмистров стал автором исследования «Партийность исторической науки» (Казань, 1979). Его многие положения вошли в исправленном, переработанном и дополненном виде в монографию, анализируемую выше в основном тексте статьи.

42 Бурмистров Н.А. Классовая природа партийности исторической науки (Теория и практика исследования). Казань, 1989. С.6.

43 См., напр.: Гуревич А.О. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. №2-3. С.21-36; Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об истории советского общества. М., 1992; Данилов В.Л. Современная российская историография: в чем выход из кризиса // Новая и новейшая история. 1993. №6. С.95-101; Корнеев В.В. Кризис исторической науки в России // Кентавр. 1994. №4 и др.

44 Тогда, к примеру, А.А. Искендеров посчитал, что кризис отечественной историографии в основном порожден кризисом марксизма (прежде всего метода материалистического понимания истории в его крайне детерминированной форме). Марксизм, в его понимании, вывел историю за пределы науки, превратив ее в составную часть пропаганды (Искендеров А.А. Историческая наука на пороге XXI века // Вопросы истории. 1996. №4. С.7-8). Но здесь представлена позиция зрелого ученого. Однако в начале лихих девяностых имели место случаи, когда критика марксизма, и особенно ленинизма, зачастую напоминала ненаучное критиканство, а порою - злобные инсинуации.

45 См., напр.: ВильчекВ. Прощание с Марксом. Алгоритмы истории. М., 1993; Алтухов В.Л. Смена парадигм и формирование новой методологии // Общественные науки и современность, 1993. №1 и др.

46 Прядеин B.C. Актуальные проблемы методологии историографических исследований. Екатеринбург, 1995. С.15, 21.

47 Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. М., 1956. Т.1. С.671. Эта цитата Г.В. Плеханова использована, например, в электронной публикации «Основные принципы научного исторического иссле-

дования» для разъяснения, что такое социальный подход (см.: [Электронный ресурс] // Страницы истории [сайт] - URL: http://storyo.ru/munchaev/04.htm (дата обращения: 25.09.2015).

48 Аникеев А. А. Методология классической историографии. Учеб. пособие. Ставрополь, 2005. С.22.

49 См.: Там же. С.23.

50 Напомним (в контексте вышеизложенного), что понятие «научный подход» фигурирует в философии науки наряду с понятием «научный метод». Иногда их даже употребляют в качестве синонимов, что представляется не совсем обоснованным. Научный подход подразумевает компетентное исследование свойств и особенностей объекта изучения, установление его существенных признаков, свойств, качеств, закономерностей развития, связей, факторов, определяющих поведение. Он позволяет, в отличие от обыденного подхода, выявить и использовать глубинные, существенные системообразующие факторы, приблизиться к истинному знанию. Научный подход - комплекс парадигматических, синтагматических и прагматических структур и механизмов в познании и (или) практике, характеризующий конкурирующие между собой (или исторически сменяющие друг друга) стратегии и программы в философии, науке, политике или в организации жизни и деятельности людей. Подход - широкое понятие. Исследователь, выбирая подход, определяет первоначальный вектор в работе, то есть он закладывает фундамент своих научных изысканий в работе, базируясь на котором, используя который, он пытается достичь поставленной научной цели. Подход определяет основной путь решения исследовательской задачи. Он раскрывает стратегию этого решения (более подробно см.: ПопперК. Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002; Пуанкаре А. О науке. М., 1990; Ковальченко И.Д. Сущность и особенности общественно-исторического развития (Заметки о необходимости обновленных подходов) // Исторические записки. Теоретические и методологические проблемы исторических исследований. Вып.1 (119). М., 1995; Ильин В.Ф. Философия науки. М., 2003; Новиков А. Научный поиск: Философско-методологический анализ. М., 1994; Новиков А.М., Новиков Д.А. Методология. М., 2007; Степин В.С. Теоретическое знание. Структура, исторические типы. М., 2000 и др.

51 Вводная глава // Всемирная история. Учебник для вузов. М., 1997. [Электронный ресурс] // Библиотека Гумер [сайт]- URL:http://www.gumer.info/bibliotek_ Buks/History/vsem_ist/index.php (дата обращения: 28.09.2015).

52 В 2002 г. в историографическом вестнике А.Н. Сахаров, связав проблему кризиса в исторической науке с периодом острейшего политического и идеологического противоборства, заметил, что в современных условиях «российская историческая наука как раз выходит из кризиса... и вступает в новый плодотворный этап своей жизни» (Сахаров А.Н. О новых подходах в российской исторической науке. 1990-е годы // История и историки, 2002: Историографический вестник. М., 2002. С.6). См., также, напр.: Искандеров А. Два взгляда на историю // Вопросы истории. 2005. №4. С.3-32.

53 Чего только стоят усилия некоторых так называемых историков, пытающихся, например, обелить пре-

дательство генерала А. А. Власова в 1942 году (см.: АлександровК.М. Армия генерала Власова, 1944-1945. М., 2006). В свое время, автор данной статьи дал этому так называемому историку жесткую отповедь в жанре развернутой научной рецензии (см.: Ипполитов Г.М. Почти догнавший горизонт и пленник своей концепции. Полемические заметки по поводу двух неравнозначных научных артефактов. Голдин В.И. Роковой выбор. Русское военное Зарубежье в годы Второй мировой войны. Архангельск: Мурманск, 2005. СОЛТИ. 616 с. Александров К.М. Армия генерала Власова, 1944-1945. М.: Яуза: Эксмо, 2006. 576 с. // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Сер.: Гуманит. и социальные науки. 2008. №1 (13). С.134-140).

54 См., напр.: Вопросы методологии и истории исторической науки. М. 1976; Методологические проблемы историко-партийной науки / Под общ. ред. Н.Н. Мас-лова и П.М. Шморгуна. Киев, 1976; Варшавчик М.А., Спирин Л..M. О научных основах изучения истории КПСС: Введение в историко-партийную науку. М., 1978; Маслов Н.А. Усиление внимания к проблемам методологии, историографии и источниковедения - важное условие дальнейшего развития историко-партийной науки // Вопросы истории КПСС. 1982. №3. С.147-150; Его же. Марксистско-ленинские методы историко-партийного исследования М., 1983 и др.

55 См., напр.: Овсянников В.И. Принцип партийности и становление советской американистики: стоит ли ворошить прошлое? [Электронный ресурс] // История США. Материалы к курсу [сайт] - URL: http://ushistory.ru/stati/17-historiography.html (дата обращения:18.09.2015); Степанищев А.Т. Принцип партийности в исследовании и преподавании истории [Электронный ресурс] // Чекист. RU. Информационно-аналитическое издание [сайт] - URL: http:// chekist.ru/article/2706 (дата обращения: 18.09.2015); Ипполитов Г.М. Принцип партийности в историографических исследованиях. Приемлем ли он сегодня? Дискуссионные размышления // Человек, ученый, гражданин: материалы науч. конф., посвященной 90-летию со дня рождения С.Г. Басина. Т.2. Самара: СГПУ, 2009; Камынин В.Д. Указ. соч.; Его же. Историческая наука в России в конце XX столетия (методологические и концептуальные поиски) // Рубеж веков: Проблемы методологии и историографии исторических исследований. Тюмень, 1999. С.7-19 и др.

56 Российский энциклопедический словарь. Кн.2. М., 2001. С.1148.

57 См.: Лачаева М.Ю. Предисловие // Историография истории России до 1917 г.: Учеб. для студ. высш. учеб. заведений. В 2 т. М., 2003. Т.1. С.21.

58 Степанищев А. Т. Принцип партийности в исследовании и преподавании истории [Электронный ресурс] // Чекист. RU. Информационно-аналитическое издание [сайт] - URL: http://chekist.ru/article/2706 (дата обращения: 28.09.2015). В свое время автор данной статьи слушал лекции профессора А.Т. Степанищева в Военно-политической академии им. В.И. Ленина. Они всегда отличались высоким уровнем ораторского искусства лектора. Это чувствуется и в его научных статьях.

59 Степанищев А.Т. Указ. соч.

60 Ефремов В.Я. Деятельность властных структур по укреплению морального духа вооруженных сил Советского государства (1918-1991 гг.). Историографи-

ческое исследование. Дисс. ... докт. ист. наук. Самара, 2007. С.45, 46.

61 Бочаров А.В. Алгоритмы использования основных научных методов в конкретно-историческом исследовании. Учебное пособие. Томск. 2007. [Электронный ресурс] // Научная страница «Титан» [сайт]

ИКЪ:ЬИр://шшш.геЫ±ги/а^оп1:тН8ро^оуатуа-оБпоупШ-паисЬпШ-те^^у-у-копкгеШо/ (дата обращения: 28.09.2015).

62 Ожегов С.И. Словарь русского языка. Около 57000 слов. Изд. 10-е, стереотип. / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1973. С.139.

WHAT IS THE «PARTY SPIRIT» IN HISTORICAL SCIENCES: IRRELEVANT LEGACY OF SOVIET TIMES, OR CURRENT METHODOLOGICAL TREND?

(DISCUSSION NOTES)

© 2015 G.M. Ippolitov

Volga Branch of Institute of the Russian History of the RAS, Samara

The author discusses the principle of the "Party spirit" in the historical sciences in the Soviet period, as well as in the current historical works.

Keywords: Party spirit, Karl Marx, Friedrich Engels, Vladimir Lenin, methodology, Soviet period, Marxism-leninism, objectivity, social approach.

Georgij Ippolitov, Doctor of History, Professor, Leading Researcher, Professor of the Department of Philosophy of Volga State University of Telecommunications and Informatics, Samara. E-mail: [email protected]

Нередко в научной, а тем более в публицистической, литературе можно встретить взгляд, который сводит принцип партийности к принципу марксистского истолкования истории. Однако, этот взгляд неверен, ибо принцип партийности такой же древний, как и сама историческая наука. Естественно, что в то время он не был еще теоретически разработан, обоснован и сформулирован, но уже существовал как определенный подход к прошлому с позиций какого-либо класса. Например, «История» Геродота насквозь пронизана партийным подходом, так как события в ней излагаются с позиций гражданина Афин и демократа.

Уже Тацит пытался противопоставить принципу партийности иной подход. Он призывал к изучению истории «без гнева и пристрастия». Но в своих собственных работах Тацит поступал совершенно наоборот. Его «История» наполнена и гневом, и пристрастиями.

В XIX в. подобные подходы были характерны, например, для Ранке, но уже его ученики считали иначе. Здесь необходимо назвать, прежде всего, Г. Зибеля (1817-1895), который полагал, что задача историка - изучать историю с гневом и пристрастием. Да и сам Зибель, как отмечают, лишь на 3/7 был профессором, а на 4/7 - политиком. Он являлся представителем «младогерманской школы», которая много сделала для воссоединения Германии и была одним из идейных факторов, способствовавших данному процессу. В этом случае принцип партийности реализовывался на практике.

Таким образом, видно, что принцип партийности возник задолго до марксистской науки и не связан с ней генетически.

Партийность - это подход ученого к исследованию исторической действительности с позиций определенного класса, проявляющийся в проведении в научных исследованиях интересов, взглядов, настроений этого класса. Поэтому можно сказать, что принцип партийности имманентно присущ историческому познанию. Без него история теряет свою социальную роль. Значение принципа партийности в том, что он, выступая в качестве принципа исторического познания, открывает возможность глубже понять существующие между историческими фактами взаимосвязи и позволяет их объективно исследовать. Через принцип партийности осуществляется связь настоящего с прошлым. Партийность аккумулирует крупнейшие достижения в осмыслении настоящего и использует их для познания прошлого, обнаруживая тем самым новые подходы в исследовательской практике ученого.

В западной немарксистской науке существуют различные подходы к этой проблеме: от полного отрицания до признания партийности в историописании. Например, известные французские историки О. Тьерри (1795-1856) и Ф. Гизо (1787-1874) писали в то время, когда французская буржуазия, достигнув значительных высот в экономической и социальной жизни, утратила политическую власть после поражения Наполеона Бонапарта. Необходимо было исторически обосновать претензии буржуазии на власть. С этой целью ученые обращаются к изучению проблемы перехода от античности к средневековью. Они отмечают, что в результате завоевания германскими племенами Галлии сложились классы дворян и 3-го сословия (буржуазии). Тьерри и Гизо описывают историю борьбы между ними, показывают все значение этой борьбы. В их понимании классовая борьба в этом случае выступает не только как важнейшая сила исторического развития, но и как сила творческая.

Следовательно, классовая борьба первой четверти XIX в. позволила ученым глубже осветить прошлое. Это был, без сомнения, научный подход, так как была восстановлена история борьбы между дворянством и третьим сословием. И данные результаты вошли в науку независимо от классовой принадлежности авторов.

Таким образом, принцип партийности является принципом научного подхода к изучению прошлого. Каждый новый класс открывает что-то новое в изучении прошлого. Например, с появлением на исторической арене пролетариата в историческую науку вошло изучение социально-экономических отношений.

Однако следует иметь в виду, что принцип партийности сам по себе не способен к реализации, то есть он не действует автоматически. В этом смысле стоит подчеркнуть, что партийность не отделима от высокого профессионализма историка. Поэтому она не имеет ничего общего с конъюнктурным подходом к истории, что, к сожалению, также зачастую можно встретить. Когда это все же происходит, историческая наука превращается в служанку, обслуживающую сиюминутные политические и идеологические лозунги, как это было нередко в советское время.

Принцип партийности только тогда может эффективно действовать, когда он сочетается с высоким профессионализмом историка, который способен широко и результативно использовать основные достижения исторической науки. Но наиболее успешно принцип партийности в практике научного познания может осуществляться лишь в сочетании с принципом историзма.

О партийности – то есть зависимости науки от интересов класса, много писал В.И. Ленин . В сталинские времена подобный подход был продолжен

«Положение первое: партийность науки «Работники педагогического фронта никогда не должны забывать основного марксистского положения о классовости науки, о её партийности. Нужно решительно бороться с вредной идеей единства буржуазной и нашей, советской науки. Обсуждение на сессии Академии сельскохозяйственных наук вопроса о положении в биологической науке со всей очевидностью показало, какой огромный вред приносят раболепие и низкопоклонство отдельных советских учёных перед буржуазной наукой». Эта цитата заимствована из редакционной статьи «Торжество передовой мичуринской науки и задачи советской педагогики», опубликованной в 10-м номере журнала «Советская педагогика» за 1948 г. Сопоставление текстов позволяет утверждать, что эта статья является сокращённым изложением доклада Каирова. Аналогичные формулировки можно найти и в указанных статьях Ривеса, Познанского и Леонтьева , и во многих других публикациях 1948 г.

Принцип «партийности науки», на мой взгляд, является отражением общеполитических установок Советского государства в поведении научного сообщества (как и «партийность культуры» - литературы, живописи, музыки и т.д. - является отражением государственной политики в поведении сообщества «мастеров культуры»). Поэтому в различные исторические периоды он наполняется разным содержанием (в соответствии с изменениями в политике государства). Так, в 20-е и в начале 30-х гг. главным в содержании этого принципа было противопоставление «пролетарской» и «буржуазной» науки (культуры). При этом ведущими критериями «буржуазности» или «пролетарскости» выступили классовая и/или партийная принадлежность того или иного учёного. В это время действие принципа «партийности» в соответствии с тезисом об «усилении классовой борьбы» обращено главным образом внутрь советского научного сообщества. Вспомним хотя бы кампанию борьбы «против менышевиствующего идеализма». Ко второй половине 30-х гг. параллельно с построением «основ социализма» и становлением сталинской имперской политики в содержании этого принципа всё больше начинает проявляться «патриотический» акцент, а его действие направляется вовне советского научного сообщества.

Широкая кампания критики зарубежной науки, развернувшаяся в это время буквально во всех областях знания, имела целью изоляцию советских учёных от мировой науки. Одновременно были приняты и первые административные меры по ограничению контактов с зарубежными учёными. Оборотной стороной этой кампании стало преследование «апологетов буржуазной науки» внутри советского научного сообщества. Именно в это время впервые появляется призрак «низкопоклонства и раболепия». В качестве иллюстрации можно упомянуть кампании против «лузинщины».

После распада союзной коалиции изоляция советского общества от «тлетворного влияния Запада» стала главной целью государственной политики. И не случайно после кратковременного (конец 1945 - начало 1946 г.) забвения принципа «партийности» и оживления международных контактов советской науки в конце 1946 - начале 1947 г. принцип «партийности» окончательно приобретает форму противопоставления «советской» и «зарубежной» науки (культуры). Шумные кампании «борьбы с раболепием и низкопоклонством перед Западом», «утверждения приоритета отечественной науки и техники» «борьбы с безродным космополитизмом» явились результатом приложения к жизни советского научного сообщества нового прочтения принципа «партийности».

Кременцов Н.Л., Равнение на ВАСХНИЛ, в Сб.: Репрессированная наука / Под ред. М.Г. Ярошевского, Выпуск II, СПб, «Наука», 1994 г., с. 90.