Фото Reuters
Высказывания президента Владимира Путина об идейном и политическом наследии СССР не могли не получить резонанс среди спикеров Московского патриархата, что и случилось. Казалось бы, память о «безбожных» советских временах должна быть травмирующей для Церкви. Тем не менее слова Путина о том, что «Моральный кодекс строителя коммунизма» представляет собой «выдержку из Библии», в общем и целом импонируют церковнослужителям. В выступлениях патриарха Кирилла часто можно услышать апологию общества социальной справедливости, только без государственного атеизма и при уважении роли Церкви. Кратко чаемый образ можно описать как построение эрзац-СССР с клерикальным «лицом».
Сегодня сложно работать на патриотическом поле, подвергая Советский Союз тотальной критике. Именно поэтому делаются попытки препарировать советское наследие, аккуратно отделив «державническое» начало от «догматического». Путин критикует Ленина за его концепцию национальных республик («атомная бомба под СССР»), а Хрущева - за чрезмерную приверженность идеологической догме. О Сталине ни слова. Но и в Церкви заявляли, что к культу его личности необходимо подходить «взвешенно», чтобы не задеть чувства миллионов граждан.
Зато критика Ленина и Хрущева с его памятным «подарком Украине» не может не быть близкой РПЦ. Не только потому, что указанные деятели отличались антирелигиозной позицией. Распад СССР на национальные республики больно ударил по интересам Московского патриархата. Вслед за политическим размежеванием перед Церковью встала проблема распада ее структуры на национально-церковные, «поместные» образования. Борьбой за сохранение единства, в том числе и с «Церквами-сестрами», Московский патриархат занимается начиная с 1991 года и по сей день. Буквально на днях делегации РПЦ удалось «отбить» попытки поднять вопрос автокефалии. На Всеправославном соборе в июне тему церковной независимости скорее всего не будут рассматривать.
Вслед за пропагандистами «научного атеизма» РПЦ восприняла неприятие религиозных движений, которые составляют «титульной» Церкви нежелательную и опасную конкуренцию. Опыт Российской империи, поставившей избранных «инородцев» в положение ищущих покровительства господствующей Церкви, в XXI веке выглядит слишком замшелым и ксенофобским. Советская стилистика борьбы с религиозно-идеологическими «диверсиями» из-за рубежа смотрится более современно.
Необходимо отметить, что «красная Церковь» достаточно последовательно отстаивает патриотические ценности именно советского периода, связанные с победой над нацизмом. В этом она встречает противодействие «белых» из РПЦЗ, реабилитирующих власовщину. Разный генезис РПЦ и РПЦЗ не позволяет пожертвовать системой ценностей россиян ради полноценного единства Церквей.
РПЦ с удовольствием эксплуатирует концепцию социальной справедливости, потому что рассчитывает на роль ведущего игрока в социальной сфере. При этом утопические идеи о беспроцентном «православном банкинге» на протяжении многих лет остаются эфемерными, как «Город Солнца», о котором с едким юмором говорил Путин (к слову, заметим, что «Город Солнца» обещал построить не атеист Маркс, а священник Кампанелла, как и «Утопию» – святой Католической церкви Томас Мор). Наоборот, в реальности структуры РПЦ предпочитают держать деньги в высокорисковых финансовых учреждениях, лопающихся в руках Центробанка как мыльные пузыри.
Приходится признать, что Церковь, как и вожди Советского Союза, часто строит свою социальную активность более на вдохновенном мифотворчестве, чем на реальных достижениях в гуманитарной сфере. В этом родовая, возможно, особенность религиозной организации, созданной, как уверяют злые языки, в 1943 году по благословению коммунистического вождя Иосифа Виссарионовича Сталина.
© Веселовская-Томаш М. М., 2013
Редакционная коллегия: Р. Лунёва, В. Опойков, Е. Стеблина, Л. Туманова
Издание осуществлено на финансовые средства государственной поддержки, выделенные в качестве субсидии в соответствии с Договором с Комитетом общественных связей города Москвы № 71 Сот 13.06.2012 г. на реализацию проекта «Потомки, достойными будьте!»
Предисловие
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»
Евангелие от Иоанна, Ин. 15,13.
Безвозвратно ушедший в прошлое XX век был полон драматических событий: Первая Мировая война 1914–1918 гг., Гражданская война 1918–1922 гг., которая началась вскоре после победы Великой Октябрьской социалистической революции. Голод в СССР 1930–1934 годов. Вторая Мировая война 1939–1945 годов – ей предшествовал целый ряд локальных войн и вооруженных конфликтов, инициаторами которых были Япония, Италия и Германия.
Территориальные споры, борьба за передел мира были одной из причин начала Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, самого страшного, изуверского преступления против человечества: она унесла несколько десятков миллионов жизней. Точное количество потерь неизвестно и уже никогда не установить – масштаб, как солдатского состава, так и мирного населения, взрослых, детей, женщин огромен…
Послевоенный голод 1946–1947 годов также оставил глубокий след в истории нашего государства… Народ поднимался с колен, держа, как греческий Атлант, на своих плечах разрушенную страну.
Победители Великой Отечественной войны – доблестные воины, добывшие Великую Победу – «одну на всех», являются основными героями альманаха «Алтарь Отечества». Сейчас предлагается много разных политических трактовок Второй Мировой войны, и за ними подчас «затирается» в памяти самое главное – подвиг советских солдат и солдат стран союзников. Тех, кто своей кровью избавил мир от фашизма. Они, трактовки, звучат на разных языках, они разных идеологий, но речь в них идёт о страданиях, унижениях, ужасах, бессмысленном уничтожении Человека. И пусть никогда мир не забудет: ПОБЕДУ ПРИНЁС СОВЕТСКИЙ СОЛДАТ! При содействии стран-союзников, а не наоборот.
Альманах – воспоминания самих фронтовиков, тех, кто, к счастью, ещё жив, их родных и близких о тех, кто дошёл до великого и святого дня или навечно застыл на своём боевом посту… Когда над страной нависла смертельная опасность, в военкоматах стояли огромные «живые» очереди из добровольцев: то наши мужчины – отцы и деды, наши мальчишки и девчонки стремились на фронт, чтобы скорее уничтожить врага. О некоторых из них не осталось ни строчки, ни следа на земле, но их подвиг, самопожертвование во имя продолжения жизни других мы обязаны чтить и помнить. О них сложены стихи и песни, написаны рассказы, очерки, снято множество фильмов. Но нереально показать ВСЕХ героев, а ЗНАТЬ ИХ ИМЕНА И ПОМНИТЬ ВСЕХ – НАШ ДОЛГ. Память священна и не бывает лишней.
В книге представлены редкие семейные реликвии: письма с фронта, фотографии. Их мало: не каждой семье удалось сохранить тончайшую нить с прошлым. Но без семени прошлого не прорастёт деревце будущего…
Каждый год уносит Великую Отечественную войну 1941–1945 годов вглубь истории, всё дальше и дальше от участников и свидетелей трагических событий. Как ни печально, но наступит день, когда мы не сможем назвать ни одного имени ещё живых фронтовиков. А потому дорого каждое слово, каждая строчка, каждая памятная вещь о том времени. Уже истории о своих родных нам «передают» дети войны. Наступает черёд дать слово внукам и пра…правнукам Победы… «Деление» авторов воспоминаний, конечно, носит условный характер. Не столько важно, кто рассказал, а то, что сохранилось и к нам дошло.
В «Вальсе забвения» (первый том) – акцент ставится на недопустимо небрежное отношение живых к памяти павших на фронтах войны, о запустении на военно-мемориальном комплексе города Кисловодска. (Такое положение не только в этом городе, увы!). Потрясение, всколыхнувшее меня при первом посещении этого мемориала более двадцати лет тому назад, подтолкнуло к написанию первого стихотворения «Пусть не будет могил неизвестных». Оно положено на музыку композиторами Э. Сторожевым (г. Калининград) и А. Ломовицкой (г. Москва).
В 2007 году при спонсорской поддержке Компании 1IТАльянс был открыт и продвигается до сих пор сайт ПараАртийского Центра «Иван да Марья» http://www.paraartiada.com/.
На заполнение рубрики «Алтарь Отечества» сайта использовались и средства, полученные в виде гранта от Государственного учреждения города Москвы «Дома общественных организаций» (Центр по связям с общественными объединениями) – по проекту «Интернет-галерея Алтарь Отечества» – в рамках Фестиваля художественного творчества инвалидов – «ПараАртиада-2006–2007». На эти цели использовались также финансовые «средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта – Проекты: «Жизнь, как подстреленная птица, подняться хочет – и не может…» в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 14 апреля 2008 года № 192-рп» и «Пусть не гаснет свеча на ветру» в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 16 марта 2009 года № 160-рп». Одна из рубрик сайта – «Алтарь Отечества». Её материалы лежат в основе альманаха.
Использованы стихи М. Геттуева, Ю. Друниной, Е. Евтушенко и литературно-музыкальные произведения членов ПараАртийского Центра «Иван да Марья»: Я. Пичугина, В. Вознесенского (Россия – Украина), А. Воскобойникова, И. Гамбаровой, Н. Пазельской, В. Сокольского, М. Стреловой, Ю. Субботиной А. Толчевой и автора-составителя).
В подготовке рукописи альманаха к изданию оказали помощь: Е. Веселовский, С. Елисеева, Т. Максименко, В. Опойков и В. Резчикова, за что выражаю всем сердечную благодарность.
С признательностью примем замечания, пожелания, новые материалы и документы для их размещения в Интернет-галерее и издания в будущих альманахах.
"Что за страна! Как она всё и всех перемалывает, преображает, поглощает».
Из слова о России Великой княгини Александры Иосифовны
(жены Великого князя Константина Николаевича Романова)
Судя по всему, один из самых главных и острейших запросов современности - это межнациональный и межконфессиональный мир. В этом отношении у России огромный исторический и духовный опыт мирной жизни русских со своей большой многонациональной родней.
В основе мирного сосуществования многонациональной семьи лежала христианская идея, изложенная апостолом Павлом: для Христа не существует «ни иудея, ни эллина, ни раба, ни свободного, ни мужеского пола, ни женского». Потому и проблема национальности никогда не стояла в России и даже в паспорте, как хорошо известно, такой графы никогда не было. Имело значение только вероисповедание российского подданного. Поэтому ничего нет удивительного в том, что и в Российской Императорской Академии художеств (1757), а позже в Московском Училище живописи, ваяния и зодчества (1843) учились в разные годы обрусевшие французы (К.Брюллов и Н.Ге), немцы (В.И.Гау иВ.Г.Перов), армяне (И.Айвазовский и Мартирос Сарьян,), калмык Алексей Егоров и грек Архип Куинджи и др. Все они выросли на русской почве, в самобытной атмосфере Русского мира, на глубоком освоении основ и традиций русской культуры.
Многие иностранцы, приехавшие в Россию, настолько приобщались, проникались русской жизнью, что со временем начинали осознавать себя русскими, а некоторые даже принимали Православие. Но даже те, кто продолжал оставаться гражданином своей страны, тем не менее, начинали жить интересами России, внося свой, порой, значительный вклад в историю русского искусства.
Всего один пример. Огюст Монферан - автор Исаакиевского собора в Петербурге, узнав, что для его росписи император Николай 1 хочет пригласить иностранных живописцев, необычайно возмутился. Добившись аудиенции у Государя, начал с жаром доказывать: «Зачем НАМ иностранцы? - заявил Монферан, - когда у НАС свои есть!» «Кто, кто? - переспросил с улыбкой император. «Свои, русские!», - не задумываясь, с той же горячностью ответил француз Монферан. Благодаря его настойчивости, своим талантом украсили стены собора такие известные мастера, как В. К. Шебуев, Ф. А. Бруни, П. В. Басин и первый среди них - выдающийся русский художник К. П. Брюллов.
Его дальние предки были французскими гугенотами. Боясь преследования, бежали в Германию, там приняли лютеранство, а впоследствии переселились в Россию. Здесь их первоначальная фамилия Брюлелло видоизменилась на Брюлло, а затем и просто обрусела, приняв привычную у русских форму. Лютеранин, оставшийся верен вере своих отцов, Карл Брюллов и похоронен был в Италии по лютеранскому обряду. Но как много он сделал для прославления русского искусства.
Его знаменитая картина «Последний день Помпеи», представленная на выставке в Парижском Салоне, оставив далеко позади всех своих конкурентов, получила Гранд-при и Золотую медаль.
Именно Брюллов впервые не только в русском, но и мировом искусстве создает образ крушении языческого мира и нарождения мира нового - христианского. Историзм Брюллова проявляется и в том, что образы каждой из этих религий занимают в композиции свое, отведенное им историей место: отмирающее язычество - на дальних планах, а молодое христианство - на первом. Таким композиционным решением Брюллов мировоззренчески соединяется с Пушкиным, полностью разделяя его мысль, но по-своему ее воплощая: «В христианстве,… этой священной стихии, - писал поэт, - исчез и обновился мир». Символом такого религиозного обновления человеческого сознания и стала в картине фигура христианского священника. Мы узнаем в этом человеке служителя церкви не только по нагрудному кресту, но и тем предметам, которые художник вложил в его руки: потир и кадило. Это не просто церковная утварь, но храмовые святыни, без которых не может быть ни богослужения, ни тем более его таинства и святости. Один из символов каждения - благодатное дыхание Духа Святаго, объединяющего всех: прихожан и священство, ведомое Христом. Своим соборным значением кадило оказывается напрямую связанным с потиром - чашей, из которой христиане причащаются, индивидуально соединяясь с Богом не только духовно, но и телесно, а через Него со всеми людьми, как братьями и сестрами во Христе. Таким образом, художник, проповедуя идею христианского братолюбия, впервые раскрывает природу преображения любви душевной в свою духовную ипостась. Став выражением самых главных христианских ценностей, эта фигура вырастает в своем обобщении до собирательного образа Церкви Христовой. И именно сюда, в сторону священника, начинает разворачивать автор движение толпы бегущих, спасающихся людей. И тогда сама идея спасения обретает не только физический смысл, как спасение жизни, но и духовный, как спасение души. Сам того не подозревая, Брюллов вступил в своеобразную полемику со своими современниками. Они, хоть и по-разному оценивали свой век, но всегда с негативным оттенком. И если, в частности, Пушкин в «свой жестокий век восславил … свободу», то Брюллов «в нынешнее болезненное время», которое Митрополит Филарет считал похожим «на последнее», «восславил» Любовь. И ту, сердечную, которою держится этот мир, и ту, духовную, которою он спасается. Ничего подобного европейское искусство еще не знало. И потому неслучайно в Академии художеств на триумфальной встрече возвратившегося из-за границы Брюллова мэтр исторической живописи, тот самый калмык Алексей Егоров, у которого учился Брюллов, со слезами на глазах восторженно произнес: «Ты кистью Бога хвалишь, Карл Павлыч».
Сам же Алексей Егоров, принявший Православие, был человеком глубоко верующим и в своем творчестве больше всего внимания уделял религиозной живописи, хотя был и неплохим портретистом, умевшим привнести в произведение высокий, возвышенный настрой. Когда же его однажды спросили: почему у него так мало портретов, отвечал: «Я не пишу портреты людей. Я пишу портреты святых». Мы оставляем в стороне анализ этого высказывания. Важен в данном случае сам факт религиозной направленности искусства мастера, оказавшегося способным воспитать такого талантливого ученика.
Творчество и самого Егорова, и К.Брюллова не только не выпадает из контекста русского искусства, но является его естественным и последовательным развитием. Их предшественники - художники ХУШ в. и, прежде всего, исторические живописцы - представители ведущего жанра с самого начала проповедовали в своих произведениях идеи христианской любви, христианского братолюбия, торжества духовных сил над страстями человека. Именно тогда была восстановлена порушенная со времен Петра 1 духовная связь молодого, профессионального светского искусства с искусством русского средневековья. И на протяжении всего 19 в. отечественное искусство не изменяло своим духовным основам, своей онтологической природе.
Василий Перов, отец которого был обрусевшим немцем, вступал на самостоятельный творческий путь на рубеже 50-х - 60-х годов, в эпоху критического реализма, когда критике подвергалось всё: и прошлое, и настоящее, уклад, традиции, устои. А поскольку во главе угла проявления всех этих форм национальной жизни стояла церковь, то именно она и приняла на себя главный удар оппозиции. 20-летний Перов, у которого за душой еще ничего: ни сложившегося мировоззрения, ни жизненного и художественного опыта, оказался подвержен веяниям времени. И только во Франции, куда он был направлен на стажировку, как медалист Академии художеств, у молодого художника пробудилось как-то сразу, вдруг дремавшее подспудно осознание себя как человека русского. Именно там, вдали от России, русские корни Перова по материнской линии окончательно впитали и растворили в себе немецкую кровь его отца - барона Г.К.Криденера. Не исключено, что дьячок, у которого Перов получал свои первые школьные знания, стоявший у истоков формирования его личности, и заронил в его душу зерна, что, спустя много лет, только на чужбине, проросли осознанием собственной сопричастности своей стране и своему народу. Именно там, в Париже, он окончательно сформулировал понятие «бытовой жанр», как «отображение характера и нравственного образа жизни народа». Последователь идей Венецианова, создавшего в своем цикле «Времена года» духовный образ России, наследник «нравственно-критических сцен» П.Федотова, которые вызывали смех сквозь слезы, Перов первым начал говорить о невидимых миру слезах. В центре его художественного внимания не униженные и оскорбленные, а нравственный облик людей, пребывающих в унижении и оскорблении.
Именно Перов в картине «Проводы покойника» (1865) первым прикоснулся к самому сокровенному - к тому, что называют «тайной русской души». И всем образным строем своей картины раскрывает ее, как смиренное несение креста своего. Вот и вся тайна!
Именно Перов в полотне «Последний кабак у заставы» впервые в русском искусстве поставил и блистательно решил проблему нравственного выбора человеком своего жизненного пути: или к пагубе - к кабаку, или к спасению - к церкви. Переоценить вклад мастера в отечественное искусство трудно. Он - создатель психологического портрета, а вершиной его портретного искусства является духовный портрет, отображающий духовную сущность человека. В «Портрете Достоевского» художник идет за писателем, считавшем, что именно духовная сущность человека и определяет в портрете «главную идею лица». И потому неслучайно рождается у Перова мысль: «У счастья только один глаз на макушке, устремленный в Небо, где живет Бог».
В связи с этим совершенно естественно и даже закономерно обращение художника к религиозной живописи. В своей картине «Христос в Гефсиманском саду», сознательно отказав себе в использовании самого благодатного, самого выразительного элемента в психологической характеристике образа - лике Христа, Перов тем самым максимально суживает круг своих возможностей. Он оставляет в стороне философское осмысление внутреннего мира Христа. И тогда восприятие Его как человека, что было присуще Иванову, а затем станет характерным для Крамского, Ге, Поленова и др., отступает на второй план. И хотя человеческое естество Христа сохраняется, но приоритетной становится другая Его ипостась - Его Божественность. Так впервые не только в русском, но и европейском светском искусстве получила свое отображение двойственная природа Христа. И как последовательное развитие этой сакральной темы впервые именно в этой картине возникает образ пограничья между материей и духом, между небом и землей, между временем и вечностью.
Не выпадает из онтологической природы русского искусства и творчество Ивана Айвазовского - первого мариниста в отечественном искусстве. Его произведения, лишенные рассказа, повествовательности, очень динамичны, наполнены жизнью моря, состоянием бытия морской стихии. Айвазовский также не менял своей Григорианской веры, но точно так же, как и все академисты, прекрасно знал язык христианской символики. И так же, как они, умело пользуясь языком иносказания, проповедовал христианские идеи и ценности, свидетельствуя о том, насколько религиозное сознание художника, не исповедующего Православие, пропитано, пронизано духовным началом Русского мира.
Художник все чаще обращается к языку христианской символики, с помощью которой, особенно в картине «Волна» (1889, ГРМ), добивается необычайной духовной высоты.
Все огромное поле холста Айвазовский отдает морю, не оставив даже миллиметра для изображения неба. И тем самым художник снимает повествовательный характер в изображении разбушевавшегося моря, что засосало в образовавшуюся воронку целый корабль, грозя гибелью и той горсточке людей, что пытаются противостоять морской стихии. Но изображение надвигающейся из темени мощной волны, так сказать, крупным планом, заполнившим все художественное пространство картины, и наводит на мысль о ее религиозной основе. Ведь по христианской символике вода есть море житейское, т.е. мир наших страстей, обуревающих и наше сознание, и нашу душу. И так же, как эта морская воронка, втягивающих в себя, подавляя и губя их. Но прорвавшийся не весть откуда свет окружает воронку своей белизной, ассоциируясь по христианской символике со Светом Христовым, придающим силу в противостоянии морю житейскому, укрепляя в борении страстей и неся надежду на спасение. И тогда исполненный, на первый взгляд, трагизма сюжет, утрачивая свой житейский смысл, наполняется совсем другим содержанием, в основе которого оказывается евангельская идея спасения.
«Глубокомысленный грек», как Архипа Куинджи называл Крамской, родился и вырос на русской земле, жил и мыслил как православный человек и уже одним этим оказался приобщенным к тем духовным корням, тем живительным сокам, что питали и русскую душу, и русскую мысль, и русское искусство. Он был последователем Венецианова, в пейзажах которого созерцательность предстает уже не только как стихийное проявление ментальности народа, но прежде всего как особое, ОДУХОТВОРЕННОЕ состояние его души. Состояние, которое зарождается только в симфонии, только в единении человека и Бога, открывающего духовные очи, которыми созерцается окружающий мир как Божье творение. Особенность творчества Куинджи, произведениям которого свойственны одновременно и созерцательность, и целостность восприятия мира, его планетарный масштаб, определялась еще и тем, что, идя своим путем в искусстве, Куинджи, «непрестанно вырастал из рамок господствующей реалистической эстетики». Его «религиозная душа» протестовала против чисто мирского восприятия жизни, не позволяла ему цепляться, держаться за землю. Она же и продиктовала ему восходящую ритмику в его композициях, как подспорье для его взлета. «Он ведь…всю жизнь фактически «летал» - в своем творчестве - над просторами земными, по необозримым просторам небесным, которые передавал с такой любовью и мастерством». Отсюда это преобладание «небесных просторов» в его картинах, этот взгляд с небес и на «просторы земные». Отсюда это своеобразие, этот эпический размах его полотен, но и та особая атмосфера, царящая в них, - яркая, волшебная, одухотворенная.
Своеобразие искусства второй половины Х1Х в. определяет его исповедальный характер. Сама же высокая исповедальная нота впервые зазвучала в гениальном произведении А.Иванова «Явление Христа народу». Избрав для себя евангельский сюжет, художник, в отличие от своих предшественников, даже не пытается давать его толкование, а использует его как возможность выразить свои религиозные мысли, чувства, переживания. Причем, не по поводу сюжета, а привносит их в картину как откровение своей религиозной души. Именно поэтому исповедальная нота была услышана и воспринята художниками всех других жанров, т.е. обрела характер всеобщий, став одной из главных особенностей русского искусства этого времени.
Этот период в русском искусстве чрезвычайно сложный и противоречивый. Именно тогда поиску Бога в сердце своем, как и заповедал Господь, был противопоставлен поиск Его на путях просвещенного разума. Тогда же исповедально и обнажилась природа веры каждого: какого Христа исповедует человек - Богочеловеческое Христа или Его человекобожие. Лев Толстой, которого Николай Ге считал своим духовным наставником, писал тогда: «Если нет высшего разума (а его нет, и ничто доказать его не может), то разум есть творец жизни для меня». Но такой вывод не приносил ясности, а только еще больше заводил в тупик. В поисках выхода Толстой, а вслед за ним и вся расцерковленная интеллектуальная элита, стремился все же к такому пониманию, «чтобы всякое необъяснимое положение представлялось мне, - писал он, - как необходимость разума же, а не как обязательство поверить». На гуманистической почве мировидения, возделанной «научной наукой», как называл Толстой церковь, окончательно сложилось восприятие Николаем Ге Христа как Человека-Бога. Таким он и присутствует в картине «Что есть истина?». И хотя художник ставит своего героя вне мирского света, тем не менее, в нем нет той надмирности, что определяла не только телесную, но, прежде всего, духовную связь Спасителя с землей. Его герой предстает гонимым не за свое предвечное слово, осветившее мир светом божественной благодати и истины, а за убежденное инакомыслие. Такое же рациональное начало лежит и в основе образа язычника Пилата, за которым не только государственная и военная сила Рима, но и высокая античная культура с непререкаемым для него авторитетом великих мыслителей эпохи. В своих философских откровениях они воссоздали логически стройную и ясную картину мира. В умозрительных образах, рожденных аналитической мыслью, открывалась та самая истина, что высекалась, как искра на философском камне, освещая все вокруг своим немеркнущим светом разумного знания. Для просвещенного Пилата все прочее - суеверие и сектантство. Таким образом, и инакомыслие Христа, и просвещенный разум Пилата оказались у Ге уравнены самой своей рациональной основой. Тем самым художник, сам того не подозревая, обнажил нерв нравственного недуга, поставил точный диагноз своему агонизирующему времени: в свете разума Бога не видно! Его трудно найти на путях просвещенного разума, признающего только и исключительно рациональное, мирское знание.
Следствием такой природы религиозного мировидения стали образы демонов, появившиеся впервые в русском искусстве в творчестве М.А.Врубеля, начиная также с 1890 г., что свидетельствует не только о внутреннем разломе, но и духовном нестроении тогдашнего русского общества.
И как бы в противовес подобному развивается иная линия, представленная, в частности, творчеством И.Левитана. Он был учеником Саврасова, большого мастера, основателя пейзажного класса в Училище живописи, ваяния и зодчества. Впервые именно Саврасов наполнил пейзажные образы своими душевные переживания, что было воспринято не только как новизна в этом жанре, но и как его конечная цель. Именно Саврасов воссоздал в своих картинах русской природы образ-настроение, а позже, как свидетельство возросшего мастерства, - образ-состояние. И не раз напутствовал своих учеников словами: «Художник - тот же поэт».
Левитан, который, судя по последним исследованиям, принял даже Православие, оказался достойным учеником своего учителя. Он умел видеть поэзию в самом обыденном, повседневном. "Это - такой огромный, самобытный, оригинальный талант", - говорил о Левитане его друг Антон Чехов. Именно Левитану, шедшему путем, проложенным его учителем, принадлежит первенство в создании лирического пейзажа. Вбирая в себя художественный опыт своих предшественников, Левитан стал мастером пейзажа-картины, умеющего превратить простой мотив в типический образ России. Его широко известные картины: «Над вечным покоем», «Золотая осень», «Владимирка», «Вечерний звон» наполнены раздумьями художника о быстротечности времени, о людских судьбах, о преходящей и в то же время вечной красоте природы в любое время года, о благостном состоянии души, умиротворенной колокольным перезвоном, плывущим вслед облакам по предвечернему небу. «Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, - писал Левитан, - никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, …оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник…».
Все те мастера, о которых мы успели рассказать, внесли свой, значительный вклад в сокровищницу отечественного искусства, неотъемлемой частью которого является творчество каждого из них. Несмотря на свою национальную и конфессиональную принадлежность, они все считали себя русскими и несли свое творчество на алтарь искусства России, которой служили искренно, преданно и с любовью.
Марина Петрова, научный сотруник Государственной Третьяковской галереи
В Самарском Епархиальном Церковно-историческом музее открылась выставка, посвященная 65-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне.
5 апреля, в понедельник Светлой седмицы, епархиальный музей открыл военную выставку, посвященную вкладу Самарской епархии в дело победы над фашизмом. В представленной вниманию самарцев экспозиции - материалы о наших земляках, служителях церкви - священниках, монахах и мирянах - участниках Великой Отечественной войны. А также более тридцати рисунков и плакатов народного художника СССР и лауреата двух государственных премий, участника войны, Николая Николаевича Жукова.
Центральный зал Самарского Епархиального Церковно-исторического музея, располагающегося в здании Самарской Православной Духовной семинарии, не смог вместить всех желающих присутствовать на открытии - пожилых людей, видевших войну своими глазами, вездесущих журналистов, старающихся поймать интересный момент, и совсем юных посетителей: от девочек-школьниц до юношей-семинаристов. Выставка и впрямь получилась интересной. И очень светлой.
И трудно сказать, что здесь привлекало больше. Работы известного художника Николая Николаевича Жукова, прошедшего всю войну с карандашом в руках, делавшего все зарисовки с натуры, на передовой линии фронта? Или военные награды на скромных священнических рясах? Или - само ощущение Великой Победы, пришедшейся тоже на Светлую седмицу далекого уже 1945 года?
Открывал выставку Архиепископ Самарский и Сызранский Сергий.
- Именно вера всегда помогала перенести все испытания и невзгоды, победить врага, - подчеркнул в своем приветственном выступлении Владыка Сергий. - Безусловно, без обращения нашего народа во время войны к вере невозможно было бы победить фашистов. Атеистическая пропаганда не до конца разрушила то, что было заложено в народе нашими предками. И советское правительство тоже признало важную роль Церкви, поэтому были открыты храмы. Победа для меня - прежде всего, это чувство радости за наш народ, который победил. Поражаюсь мужеству и терпению наших людей, которые, несмотря ни на что, сохранили веру, любовь к Родине. Они - пример для молодого поколения. Мы должны о них помнить.
При входе в зал в глаза бросается выложенная четкими буковками на белой стене молитва о победе русского оружия, которая читалась за каждой Литургией в тяжелые военные годы. На стенах - рисунки и плакаты, многие из которых знакомы нам с детства, со страниц букварей и первых школьных учебников. Простые лица солдат, натруженные руки матери, закрывающие лицо в слезах, очень много детей. Разных - суровых подростков, идущих с завода, милых малышей, укутанных в мамины шали… Васильки в солдатском котелке… Все эти вещи были привезены из Москвы, из студии
Художника Жукова называли снайпером в рисунке. Его военные плакаты давно уже стали классикой жанра. С 1943 года Николай Николаевич возглавлял студию военных художников. Участники этой студии выезжали на фронт и там делали зарисовки. Рисовали все, что видели, работали на передовой. Сам он писал в любых условиях. Научился даже рисовать в морозы в варежках. Он любил людей, и главный герой его рисунков - это русский солдат, русская женщина-мать. Каждый рисунок - уникален. И каждый - дышит жизнью.
А рядом с рисунками - витрины, в которых собраны подлинные награды, вещи, фотографии наших земляков, прошедших фронт и посвятивших дальнейшую жизнь служению Церкви. «К сожалению, удалось найти не так много материала, - говорит директор музея Ольга Ивановна Радченко. - Но то, что мы нашли, способно рассказать многое о наших земляках. А наша с вами задача, задача всех современников, - не забывать о том времени, не забывать о тех людях, которые положили на алтарь Отечества свои жизни, свое здоровье, свое творчество, и передавать это последующим поколениям, для того, чтобы они знали, что Россия была, есть и будет».
Здесь представлены материалы о секретаре Куйбышевского Епархиального управления, а в последние годы жизни - старосте Вознесенского собора Самары Андрее Андреевиче Савине, который прошел всю войну и которого называли историей Самарской епархии.
Он был награжден орденом Славы III степени, медалями «За отвагу», орденом Красного знамени и другими.
Следующая витрина посвящена жизни и деятельности духовника Самарской епархии митрофорного протоиерея Иоанна Букоткина. Кавалер Ордена Славы, двух орденов Великой Отечественной войны, - отец Иоанн был известен тысячам самарцев как подвижник Православия, духовидец, старец, имеющий особый дар утешения. 8 мая этого года исполнится ровно десять лет со времени его кончины.
 |
|
Атака. 1944 г. |
Отдельная витрина посвящена монахине Лукине (Полищук), которая живет сейчас в богадельне при Вознесенском соборе в Самаре. Она прошла всю войну, окончила школу летчиков. Во время блокады Ленинграда ее с другими парашютистами несколько раз сбрасывали на лед Ладожского озера, чтобы они помогали переправлять помощь жителям блокадного города. Несколько раз приходилось приземляться прямо в воду. Двенадцать ее боевых подруг погибли там, а матушку Лукину, по ее собственному признанию, всегда спасала вера. О своем фронтовом пути она недавно подробно рассказала в газете «Благовест».
Выставка продлится до конца июня. Так что у каждого самарца есть возможность прикоснуться к подвигу своих земляков. Татьяна Горбачева 16.04.2010
