→
СССР
Р. Ш. Джарылгасинова
Серге́й Па́влович Толсто́в (25 января [7 февраля ] ; Санкт-Петербург , Российская империя - 28 декабря ; Москва , СССР) - советский историк , этнограф , археолог , исследователь истории народов Средней Азии ; истории, этногенеза, культуры каракалпакского народа, открыватель.
Биография [ | ]
Родословная [ | ]
Сергей Павлович Толстов родился 25 января 1907 года в Санкт-Петербурге в семье уральского казачьего офицера, подъесаула Толстова Павла Сергеевича (1878-1916) и Марии Ивановны Бадаевой (1881-1924). Толстов П. С., в то время проходил службу в штате Сводно-Казачьего Лейб-гвардии полка . Дедом Сергея Павловича Толстова был Сергей Евлампиевич Толстов - генерал от кавалерии , наказной атаман Терского казачьего войска , начальник Терской области в 1900-1905 годах, участник русско-турецкой войны; многих походов и экспедиций, кавалер орденов Святого Владимира, Святой Анны и Святого Станислава. Он воспитал четырёх сыновей - офицеров русской армии, один из них легендарный генерал-лейтенант Владимир Сергеевич Толстов - последний атаман Уральского казачьего войска , последний командующий Уральской отдельной армии .
Отец Сергея Толстова, Павел Сергеевич Толстов, полковник лейб-гвардии Сводно-казачьего полка, скончался от туберкулеза 23 ноября 1916 года, был похоронен в Ялте (могила не сохранилась).
Ранние годы [ | ]
В юности Сергей вместе с братьями был определён сначала в 2-й Петербургский кадетский корпус , а затем, после событий 1917 года , учился в Оренбургском кадетском корпусе . После Оренбурга , воспитывался в детском доме в Москве . В 1923 году поступил в МГУ , где учился сначала на физико-математическом, а затем на историко-этнологическом факультете (специальность «антропология ») до 1930 года. Ученик Б. С. Жукова . Студенческую практику проходил в Поволжье и в Хорезмском оазисе среди туркмен, в 1935 году защитил кандидатскую диссертацию. В 1937 году, он с небольшим археологическим отрядом выходит на «земли древнего орошения», то есть на поглощенные пустыней Кызылкум , окраины древнего государства Хорезм. Были открыты десятки археологических памятников и в их числе знаменитые развалины Топрак-кала. Предложенная Толстовым в те годы классификация и датировка археологических культур, охватывающая период от неолита до средневековья, выдержала испытание временем. В 1939 году Сергей Павлович был назначен заведующим кафедрой этнографии и профессором Московского университета.
Война [ | ]
В первые же дни Великой Отечественной войны Толстов записался добровольцем, мечтая попасть на самый опасный участок фронта. В июле 1941 года просились добровольцами многие сотрудники исторического факультета МГУ, не имевшие специальной военной подготовки. Однако вскоре по указанию властей всех профессоров вернули на обычные места работы. Отказались подчиниться этому строгому приказу только три человека (двое из них вскоре были убиты), среди этих троих был Толстов (Рапопорт, Семёнов 2004, с. 194).
Как и многие фронтовики, Толстов не любил рассказывать о войне. Не приходится удивляться тому, что о периоде его военной жизни коллеги, работавшие вместе с ним многие годы, узнали лишь после его смерти из воспоминаний некоторых лиц и из его официальных анкет . Во время войны быстро проявились многие таланты и организаторские способности Толстова. Вскоре, вопреки обычным правилам, он стал руководить небольшой группой разведчиков. Между тем прекрасно экипированные «непобедимые армии фюрера» рвались к Москве (как выяснилось вскоре - навстречу собственной гибели). 8-я стрелковая дивизия Красной Армии оказалась в окружении в районе Ельни к западу от Москвы. В один из самых трагических моментов обороны Москвы, 5 октября 1941 года взвод, которым руководил Толстов, должен был прикрывать выход из окружения ряда воинских частей в районе села Усть-Дёмино . Здесь его группа смогла отразить за день три атаки поддерживаемой артиллерией немецкой мотопехоты, многократно превосходящей техникой и количеством солдат. В этом бою Сергей получил своё первое ранение. 21 октября он вновь был ранен в ногу, но смог с помощью одного из друзей в условиях прорыва немцами фронта, окружения воинских частей и частичной паники не только добраться до дальнего госпиталя, но и спасти доверенную ему пушку. Однако рану долго не обрабатывали медики, и состояние его здоровье резко ухудшилось. Санитарный поезд увез его на восток - в начале в один из городов Средней Азии - Ташкент, а затем в Южную Сибирь (Красноярск). После госпиталя Толстов настойчиво добивался возвращения на фронт, но военное начальство решило иначе, приказав профессору вернуться в Москву. Оба научных учреждения, где он работал, были эвакуированы в Ташкент, и Толстов вскоре оказался там (коллеги давно считали его погибшим и даже официально простились с «мертвым» Сергеем Павловичем).
Дальнейшая жизнь [ | ]
Могила Толстова на Кунцевском кладбище Москвы
В августе 1942 года Толстов защитил докторскую диссертацию «Древний Хорезм», а в конце того же года назначен директором . В 1943-1945 годах был деканом исторического факультета МГУ , в 1946-1966 годах возглавлял редакцию журнала «Советская этнография ». Директор (1950-1952). В 1951-1970 годах - председатель Российского палестинского общества .
Семья [ | ]
Научная деятельность [ | ]
Он организатор и руководитель одной из самых крупных научных экспедиций советского времени - Хорезмской археолого-этнографической экспедиции АН СССР (1937-1991), открывшей древнехорезмийскую цивилизацию и ряд археологических памятников, например, Белтам .
Одним из участников экспедиции был специалист по религии древнего Хорезма, ученик С. П. Толстова Ю. А. Рапопорт .
Хорезмская экспедиция была одним из важнейших археологических открытий XX века, позволившим восстановить историю одной из древнейших цивилизаций, - таким же, как и деяния предшественников Толстова, восстановивших историю цивилизаций Греции , Египта , Вавилонии , Мексики . Раскопки Топрак-калы удивили весь мир. Росписи и скульптуры были переданы в Эрмитаж .
Был главным редактором 18-томного издания «Народы мира. Этнографические очерки », выпущенного Институтом этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая в период с 1954 по 1966 годы.
Основные работы [ | ]
Монографии Статьи
Награды и премии [ | ]
См. также [ | ]
Примечания [ | ]
Литература [ | ]
- Толстов Сергей Павлович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров . - 3-е изд. - М. : Советская энциклопедия, 1969-1978.
- К 60-летию Сергея Павловича Толстова // Советская археология . 1967. № 1;
- Толстов, Сергей Павлович / // Телевизионная башня - Улан-Батор. - М. : Большая российская энциклопедия, 2016. - С. 240. - (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004-2017, т. 32). - ISBN 978-5-85270-369-9 .
- Жданко Т. А. , Рапопорт Ю. А. , Чебоксаров Н. Н. С. П. Толстов (к 60-летию со дня рождения) // Советская этнография . 1967, № 1;
- С. П. Толстов (к 60-летию со дня рождения) // «Вестник Московского университета . Сер. „История“», 1967, № 1;
- Жданко Т. А., Итина М. А.
Членство в РАН (1)
Членство в других академиях
член-корреспондент Академии наук ГДР (1956)
Высшее образование (1)
Награды и премии
Заслуженный деятель науки и техники Узбекской ССР (1950)
Заслуженный деятель науки и техники Таджикской ССР (1951)
Заслуженный деятель науки Каракалпакской АССР (1957)
Орден Трудового Красного Знамени (1945, 1957)
Орден «Знак Почета» (1953, 1967)
орден Дружбы народов (1975)
Медаль «За оборону Москвы» (1944)
Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1945)
Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1946)
Медаль «В память 800-летия Москвы» (1948)
Государственная премия (1949)
Внешние ссылки на информационный ресурс о персоналии: АРАН. Фонд 1869. "Толстов Сергей Павлович, (1907-1976), историк, археолог, этнограф, востоковед, член-корреспондент АН СССР (1953)"
Место хранения личного дела: АРАН
Шифр: АРАН. Ф.411. Оп.4а. Д.332
Область знаний: История, Археология, Этнография, Востоковедение
Биографическая справка
Толстов Сергей Павлович (1907, Санкт-Петербург – 1976, Москва) – историк, востоковед, этнограф, археолог;
член-корреспондент АН СССР (1953)
Сергей Павлович Толстов родился 25 (12) января 1907 г. в семье казачьего офицера в Санкт-Петербурге. Отец умер от туберкулеза горла на фронте в 1916 г., мать долгие годы была нетрудоспособна, дети оказались на попечении государства и до 1923 г. С.П. Толстов воспитывался в детских домах в г. Болшево, затем близ станции Ново-Иерусалимская под Москвой. Здесь он и окончил курс средней школы и в том же 1923 г. был командирован Московским отделом народного образования в 1-ый Московский государственный университет, где поступил на кафедру антропологии физико-математического факультета. Увлечение этнографией побудило С.П. Толстова перейти с IV-го курса физмата на этнографическое отделение этнологического факультета МГУ, которое он и окончил в 1930 г.
В 1926-1929 гг. параллельно с учебой С.П. Толстов работал в Московском областном музее Наркомпроса – младшим научным сотрудником, заведующим этнологическим подотделом; в 1929-1936 гг. – в Музее народов СССР – старшим научным сотрудником, заведующим отделом Средней Азии.
В 1931 г. С.П. Толстов поступил в аспирантуру Музейно-краеведческого отделения Московского историко-философского института Комакадемии. Испытывая необходимость в усилении востоковедческой подготовки, начал брать частные уроки арабского языка.
В 1932 г. в связи с ликвидацией Музейно-краеведческого отделения Московского историко-философского института он был переведен в аспирантуру Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК) и окончил ее в 1934 г. по специальности история и археология Средней Азии. В годы учебы в аспирантуре изучал чагатайско-тюркский, арабский, персидский, позднее (1935-1936) – китайский языки.
По окончании аспирантуры С.П. Толстов был зачислен научным сотрудником ГАИМК на кафедру Востока, после расформирования кафедры работал на кафедре истории народов СССР.
После реорганизации ГАИМК он – старший научный сотрудник (1934-1935), ученый секретарь (1935-1939), заведующий Московским отделением Института истории материальной культуры им. Н.Я. Марра АН СССР (до декабря 1942 г.).
В 1935 г. С.П. Толстову была присвоена ученая степень кандидата исторических наук.
С 1924 г. С.П. Толстов начал принимать участие в полевых археологических и этнографических экспедициях. В 1925 г. провел большую самостоятельную этнографическую работу в качестве сотрудника комплексной экспедиции Антропологического института МГУ в Ветлужский край. В 1926 г. – он начальник отряда по изучению народов мари той же экспедиции. В 1927-1929 гг. под его руководством работали отряды Государственного музея народоведения по изучению мордвы, татар, эрзя. В 1929 г. С.П. Толстов – сотрудник экспедиции по изучению татар и болгар Крыма. В 1932 г. по поручению руководства Музея народоведения возглавлял туркменско-каракалпакскую экспедицию, в 1934 г. – Туркменско-Хорезмский отряд Средне-Азиатской экспедиции Музея народов СССР.
В 1937 г. под руководством С.П. Толстова начала работы Хорезмская археолого-этнографическая экспедиция Института этнографии АН СССР, исследования которой принесли ученому мировою известность.
Преподавательскую деятельность С.П. Толстов начал в 1930 г. Он вел курсы краеведения (МИФИ, 1931-1932), первобытного общества (МГПИ, 1935-1936; Высшие музейные курсы Наркомпроса РСФСР, 1936-1938), музейного дела в национальных республиках и областях (Высшие музейные курсы, 1935-1936), исторической этнографии СССР (МГУ, 1936-1937), истории Средней Азии (МИФИ, 1936-1937; МГУ, 1937-1938; ИФЛИ, 1938-1939), общей этнографии и этнографии СССР (Высшие музейные курсы Наркомпроса РСФСР, 1936-1937). В 1939 г. С.П. Толстов был утвержден заведующим вновь организованной кафедры этнографии истфака МГУ, преподавал по 1951 г. В 1943-1945 гг. был деканом истфака МГУ.
В первые дни Великой Отечественной войны С.П. Толстов вступил в ряды народного ополчения, был ранен в боях под Ельней и Можайском. После демобилизации, вернувшись к работе в Академию наук СССР, в 1942 г. защитил докторскую диссертацию на тему «Древний Хорезм». В декабре того же года он был назначен директором Института этнографии АН СССР (в 1937 г. был создан в Ленинграде), получив разрешение организовать Московскую группу (с 1943 г. институт в Москве), в котором работал до 1965 г. Вынужден был оставить работу в связи с болезнью, но до конца своих дней руководил исследованиями Хорезмской экспедиции. В 1949-1954 гг. С.П. Толстов работу в Институте этнографии совмещал с должностью заместителя ученого секретаря Президиума АН СССР. В 1950-1952 гг. одновременно был директором Института востоковедения АН СССР.
На посту директора Института этнографии АН СССР С.П. Толстов приложил немало сил для подготовки высококвалифицированных специалистов – многие сотрудники института погибли на фронте и в блокированном Ленинграде. С.П. Толстов собирал и привлекал в институт специалистов из разных регионов страны, в 1950-е – 1960- е гг. он много сделал для подготовки научных кадров для Средней Азии.
Сбору, накоплению и изучению этнографического материала было уделено особое его внимание. По инициативе С.П. Толстова был принят метод проведения полевых исследований путем организации крупных комплексных экспедиций, в задачи которых входило планомерное обследование и сбор этнографического, археологического и антропологического материалов на территории больших историко-культурных центров и областей.
После войны, в 1945 г. возобновила работы Хорезмская экспедиция, были вновь организованы Прибалтийская, Памиро-Ферганская (позднее Киргизская) комплексные экспедиции. Экспедиции работали на протяжении многих лет большими отрядами, в составе которых были и ученые республиканских научных учреждений.
Послевоенные работы Хорезмской экспедиции по инициативе и под руководством С.П. Толстова приняли большой размах и развернулись на новой методической основе. Это была самая крупная, современно технически оснащенная экспедиция страны. Участие в ее работах помимо археологов и этнографов, принимали географы, геоморфологи, почвоведы, антропологи, что значительно расширяло рамки исследований экспедиции и расширяло их. Здесь впервые С.П. Толстовым были применены аэрометоды: авиаразведка, аэрофотосъемка, аэрофотограмметрия, археологические авиадесанты. Исследованиями были охвачены огромные площади пустынь Приаралья и Прикаспия – Хорезм, древние русла Амурдарьи и Сырдарьи.
В 1953 г. С.П. Толстов был избран членом-корреспондентом АН СССР.
В течение двадцати лет с 1946 по 1966 гг. С.П. Толстов – главный редактор журнала «Советская этнография». В 1951-1970 гг. – председатель Палестинского общества, в 1964 г. – вице-президент Международного союза антропологических и этнографических наук.
С.П. Толстов принимал участие в научной жизни не только этнографов и археологов, но также историков и востоковедов. Он член редколлегии и авторского коллектива «Истории народов Узбекистана» (Т. 1. Ташкент, 1950), «История Узбекской ССР» (Т. 1-4. Ташкент, 1967), руководитель и редактор первого тома «Очерков истории Каракалпакии» (Ташкент, 1964), участвовал в подготовке издания трудов великого хорезмийского ученого X-XI вв. Бируни (М.;Л., 1950).
В послевоенные годы он возглавлял среднеазиатские совещания археологов и этнографов, руководил авторскими коллективами таких обобщающих трудов, в которых участвовали среднеазиатские ученые, как тома серии «Народов мира», «Среднеазиатский историко-этнографический атлас» и др.
В первые же послевоенные годы С.П. Толстов возглавил работу над многотомным капитальным изданием «Народы мира» (Этнографические очерки. М.;Л., 1954-1966. Т. 1-13). Он был организатором, руководителем авторского коллектива и ответственным редактором этого труда, при создании которого заново пересматривались основные концепции и проблемы мировой этнографической науки.
С.П. Толстов – автор более 300 работ, освещающих различные вопросы общей этнографии, истории, археологии и этнографии Средней Азии и многие общие вопросы востоковедения. Крупнейшие из них: «Древний Хорезм» (М., 1947; отмечена Государственной премией в 1949 г.), «По следам Древнехорезмийской цивилизации» (М., 1948), «По древним дельтам Окса и Яксарта» (М., 1962).
Исследователь Средней Азии и Казахстана, С.П. Толстов был одним из крупнейших знатоков исторического прошлого народов этого региона и истоков их культуры, традиционных форм бытового уклада. Нет такой проблемы среднеазиатской этнографии, которая не была бы затронута в трудах ученого. Его концепция этногенеза народов данного региона до настоящего времени является основой разработки этой сложной проблемы и последующие открытия в области археологии, лингвистики, палеоантропологии дают возможность детализировать и углублять ее исследования.
Научная деятельность С.П. Толстова получила высокую оценку в стране и за рубежом.
С.П. Толстов – член-корреспондент АН ГДР (1956), член Азиатского общества в Париже (Франция, 1957), Почетный член Итальянского института Среднего и Дальнего Востока, Парижского азиатского и антропологического обществ, Королевского антропологического института Великобритании и Ирландии, член-корреспондент Школы восточных и африканских исследований Лондонского университета (1964).
С.П. Толстов удостоен званий «Заслуженный деятель науки и техники Узбекской ССР» (1950), «Заслуженный деятель науки и техники Таджикской ССР» (1951), «Заслуженный деятель науки Каракалпакской АССР» (1957).
Заслуги С.П. Толстова отмечены двумя орденами Трудового Красного Знамени (1945, 1957), двумя орденами «Знак Почета» (1953, 1967), орденом Дружбы народов (1975) и медалями «За оборону Москвы» (1944), «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1945), «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1946), «В память 800-летия Москвы» (1948).
С. П. Толстов.
МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ М. В. ЛОМОНОСОВА
С. П. ТОЛСТОВ
ДРЕВНИЙ ХОРЕЗМ
Опыт историко-археологического исследования
ИЗДАНИЕ МГУ МОСКВА-1948
Обложка, фронтиспис, шмуцтитулы, концовки и цветные таблицы художника Н. П. Толстова.
Ведь камня этих стен так много рук касалось,
Что оттиски легли на каждый уголок.
Привратником здесь был властитель Вавилона,-
О слушай, Туркестан, - трубит военный рог.
Балконы рухнули, отполыхали балки.
Здесь был когда-то пол, здесь-круглый потолок.
Не удивляйся! Там, где соловьи гремели,
Одна сова кричит плачевный свой упрек.
Афзаль-ад-Дин Хагани.
Громаду лет прорвет
И явится весомо, грубо, зримо,
Как в наши дни вошел водопровод,
Сработанный еще рабами Рима.
В. Маяковский.
Список принятых сокращений........ 6
Глава I-Стена в пустыне
I. Предистория Великого Хорезма... 13
II. «Земли древнего орошения» и Хорезмская экспедиция 1937-1940 гг. ... 27
Глава II-Рустаки Гавхорэ
I. К истории вопроса......... 37
II. Памятники доирригационного периода 39
III. Динамика древней ирригационной сети................ 43
IV. Исторические предпосылки сокращений ирригационной сети Хорезма … 48
V. К истории повторных освоений «земель древнего орошения» Хорезма…. 55
Глава III-Башня Африга
I. Время шалашей рыболовов..... 59
1. Хорезмийский неолит..... 59
2. Бронзовый век Хорезма.... 66
3. Ранне-железный век Хорезма.. 68
4. К вопросу о протохорезмийской письменности......... 71
II. Время тысячи городов....... 77
1. Городища с жилыми стенами.. 77
2. Городища кангюйского времени 84
3. Городища кушанского времени 102
4. Кушано-афригидские памятники 119
III. Время двенадцати тысяч замков… 128
1. Мертвый оазис Беркут-кала.... 128
2. Тешик-кала.......... 138
3. Вопросы социальной истории.. 150
IV. Время «Великих Хорезмшахов».... 154
Глава IV-Хорезмийский всадник
I. Монеты Сиявушидов-Афригидов.... 173
II. Древнехорезмийские терракоты.... 196
III. Конница Кангюя........ 211
Экскурс I-Угроза Евтидема
I. Греческая колонизация...... 231
II. Возникновение греко-бактрийского и парфянского царств..... 232
III. Евтидем из Магнезии и Антиох III 236
IV. Пушьямитра, яваны и наследники Маурья............ 237
V. Евкратид и Гелиокл........ 238
VI. Мигридат I, массагеты-юечжи и падение греко-бактрийского царства.............. 241
Экскурс II-Тиранния Абруя
I. Легенда об Абруе........ 248
II. Абруй и Або-каган....... 250
III. Кризис тюркского каганата в 80-х годах VI в. н. э. и восстание Або-кагана.......... 256
IV. Социальная база движения Або-Абруя в Нижней Согдиане.... 269
V Эфталиты, Маздак и Абруй.... 276
Экскурс III-Путь корибантов
I. Кави и карапаны........ 282
1. Ферганский науруз..... 282
2. Агура-Мазда и Ангро-Майнью 286
3. Ажи-Дахака и Трэтаона... 292
4. Змей и конь......... 303
5. Кави и карапаны...... 307
6. Атеш-кеде.......... 314
7. Кави, каяниды и цари-жрецы домусульманской Средней Азии…. 317
II. Скверна Муканны........ 320
1. Текст Нершахи....... 320
2. Массагетский обычай.... 321
3. Сукана и энареи...... 323
4. Yavananis.......... 325
5. Маздак, Муканна, карматы…. 331
Глава V-Опыт исторического синтеза.... 341
Работая в 1931-1937 гг. над вопросами ранней истории Средней Азии и других стран Ближнего и Среднего Востока, автор настоящей работы вынужден был убедиться, что существовавшая в литературе трактовка социально-экономического строя домусульманского периода, как сложившегося феодального строя - не верна и в сущности ни на чем не основана. Напротив, письменные источники с несомненностью сигнализировали наличие многих черт, свойственных рабовладельческому строю. Автор в ряде своих работ попытался обосновать это положение (для арабов - в 1932 году, для кочевых народов Средней и Центральной Азии - в 1934 г., в общетеоретическом, сравнительно-этнографическом плане - в 1935 г., наконец, для оседлых народов Средней Азии - в 1935 - 1938 гг.) 1 .
В этой работе огромную методологическую помощь автору оказали труды академика В. В. Струве, показавшего на обширном материале классического Востока несостоятельность феодальной концепции древневосточной истории.
Однако, отстаивая в целом ряде дискуссий 2 свою точку зрения, автор не мог не видеть слабых мест своей аргументации, являющихся неизбежным следствием скудости источников, их фрагментарности, допускающей большое разнообразие толкований. Для него стало ясно, что только поход за новыми, скрытыми в земле, историческими фактами, только широко поставленные и целеустремленные археологические работы могут поставить разработку дискуссионных проблем древней истории Средней Азии на прочную, не допускающую кривотолков, базу. До этого автор мог использовать лишь крайне фрагментарный, хотя и весьма интересный материал, большей частью происходящий из случайных сборов дореволюционных коллекционеров, из крайне несовершенных с методической стороны раскопок единственного домусульманского памятника (не считая Анау), изучавшегося до революции, - Афрасиаба 3 да еще очень немногих данных первых советских экспедиций, из которых особенно нужно отметить работы экспедиции Музея восточных культур под руководством Б. П. Денике в Термезе 4 , работы М. В. Воеводского, М. П. Грязнова 5 и А. И. Тереножкина 6 по усуньским могильникам Семиречья, работы Термезской экспедиции М. Е. Массона, связанные с находкой в 1933 г. фрагмента скульптурного карниза начала н. э. в Айртаме близ Термеза 7 и раскопки экспедиции А. А. Фреймана на горе Муг на верхнем Зеравшане, обогатившие науку блестящим комплексом согдийских документов начала VIII в. 8 Лишь в процессе работ автор смог ознакомиться с прекрасными результатами работ Термезской экспедиции М. Е. Массона 1936 - 1938 гг.
Объектом своих полевых исследований автор избрал Хорезм. Выбор этот был не случайным. Автор связан по работе с Хорезмом еще с 1929 г., когда он впервые приехал сюда в качестве участника историко-этнографической экспедиции РАНИОН в Куня-Ургенчский и Ходжейлинский районы. Эта экспедиция определила все направление последующей работы автора, в центре внимания которого, куда бы его ни отвлекали разнообразные привходящие задания, оставались история, этнография и археология этой своеобразной области Средней Азии, «Среднеазиатского Египта», одной из древнейших культурных областей нашей страны. Полевые исследования, начатые в 1929 г., были продолжены им как руководителем Среднеазиатской историко-этнографической экспедиции Музея народов СССР, выполняя план которой, в 1932 и 1934 гг. автор посетил Хивинский, Турткульский и Чимбайский районы. Все эти работы, приводя автора к заключению об исключительной роли Хорезма в системе историко-культурных связей Средней Азии и евразиатского Севера, также диктовали необходимость археологического углубления этих исследований. Так как на Хорезмской территории скрестились обе линии исследовательских интересов автора, это предопределило выбор именно Хорезма в качестве базы для развертывания широко поставленных археологических работ.
Настоящая работа представляет собой результат четырехлетних полевых исследований возглавляемой автором Хорезмской археологической экспедиции Московского отделения ИИМК Академии Наук СССР, целевые установки которой определились сформулированными выше положениями.
Эта книга отнюдь не является попыткой систематической публикации обильных и разнообразных материалов, добытых экспедицией за четыре года работы. Разработка этих материалов продолжается автором и его сотрудниками, и пройдет немало лет, пока они целиком смогут быть введены в научный оборот.
Однако сейчас уже пора подвести некоторые итоги проделанной работы, суммировать наиболее существенные из тех исторических и историко-культурных выводов, которые уже сейчас позволяет сделать материал. Это необходимо и для того, чтобы наиболее важные итоги наших работ стали достоянием широких кругов советских историков и сделали свое дело в разрешении упомянутых выше дискуссионных вопросов, и для того, чтобы мы сами могли более планомерно и целеустремленно продолжать разработку добытых материалов. Опытом такой итоговой работы, суммирующей выводы, на которые дает право наш материал по важнейшим линиям исследования (история ирригации, типов жилищ и поселений, фортификации, вооружения, нумизматики, нумизматической эпиграфики, изобразительного искусства), и является настоящая книга.
Надо отметить, что автор и возглавляемый им коллектив работников Хорезмской экспедиции были не одиноки в своей работе по выявлению новых документов по истории домусульманской Средней Азии. Почти одновременно широко развертывается работа в целом ряде других районов. Отметим большую Термезскую комплексную экспедицию М. Е. Массона (1936 - 1938 гг.) 9 , продолжившую работы Термезской экспедиции Музея восточных культур 1926 - 1927 гг., многолетние труды Г. В. Григорьева по изучению приташкентских городищ, начатые еще в 1934 г. 10 , и блестящие результаты исследования тем же автором античного городища Тали-Барзу близ Самарканда 11 , экспедицию М. Е. Массона по трассе Большого Ферганского канала (1939 г.), давшую исключительно ценные материалы по культуре древней Давани 12 , большую экспедицию А. Н. Бернштама в Киргизию и Юго-Вост. Казахстан (1933 - 1946 гг.) 13 , работы В. А. Шишкина на западной окраине Бухарского оазиса в 1937 г. 14 , наконец, работы А. И. Тереножкина в Ак-тепе под Ташкентом 15 и на Ташкентском канале им. Молотова 16 .
Эти работы дали нам возможность опереться на многообразный сравнительный материал и во многом подкрепить и уточнить наши выводы и заключения. Социально-экономические выводы, к которым приводит многих из этих авторов анализ их материала, во многом перекликаются с нашими, сформулированными еще в работах 1938 - 1941 гг. и развиваемыми ниже. Так, М. Е. Массон в заключении своей работы в Трудах ТАКЭ пишет: «В свое время, когда археологические исследования Средней Азии находились в самом зачаточном состоянии, В. В. Бартольд, оперируя в силу этого по преимуществу письменными источниками, весьма ограниченными для времени до арабского завоевания, констатировал, что по ним он не видел существенной разницы в жизни Туркестана между IV веком до н. э. и VII веком н. э. А так как к моменту арабского завоевания в области Мавераннахра можно видеть ряд признаков феодальных отношений, то невольно создалась тенденция относить их в Средней Азии в глубь тысячелетий. С такого рода положением известные теперь археологические данные, почерпнутые из изучения памятников материальной культуры, отражающих в себе современные их созданию производственные отношения, находились бы, пожалуй, в вопиющем конфликте» 17 .
И ниже автор, анализируя констатированный им по археологическим данным культурный кризис V - VI вв., задает вопрос: «Не приходится ли он на грани становления новой формации, когда процесс разложения базиса предшествующей формации, при соответствующем толчке извне, стал проходить с большой интенсивностью?» 18
К еще более решительной формулировке приходит А. Н. Бернштам, определяя способ производства археологически исследованных им согдийских колоний Семиречья, как рабовладельческий 19 .
То обстоятельство, что предлагаемая вниманию читателя книга эта базируется на новом, лишь частично и предварительно опубликованном материале, делает особенно трудным разрешение задачи ее построения. Стремясь дать последовательное изложение истории культуры Хорезма, как она предстает перед нами в свете наших памятников, автор одновременно должен был обосновывать свои хронологические определения, базирующиеся на комплексе признаков, относящихся к различным областям культуры, и только в целом делающие эти определения достаточно убедительными. Взаимное перекрещивание нумизматических, керамических, историко-архитектурных и других штудий крайне затрудняло последовательное тематическое и хронологическое расположение материала. Поэтому автор вынужден был, памятуя указание Маркса, отказаться от подчинения метода изложения методу исследования. Распределив материал по тематически-хронологическому принципу, он для облегчения ориентации дал в начале краткую хронологическую классификацию памятников, вводящую читателя в принятую автором систематику и терминологию. Развернутое обоснование каждого из определений этой классификации читатель найдет в соответствующих разделах последующих глав.
Вместе с тем, ряд выводов, делаемых автором, не может быть обоснован на одном хорезмийском материале. Это относится, прежде всего, ко многим фактам социально-экономического строя и социальных движений древнего Хорезма, сигнализируемых археологическими данными, но осмысляемых только в свете всего среднеазиатского документального материала, которым мы располагаем. Поэтому, чтобы не загружать основной текст посторонним Хорезму материалом, мы сочли наиболее целесообразным включить в состав нашей книги в качестве особых экскурсов очерк, посвященный анализу политических событий в Средней Азии во II - I вв. до н. э., позволяющий выяснить роль Кангхи - Хорезма в эту эпоху, и нашу работу 1938 г. «Тиранния Абруя» (в несколько переработанном виде), которая пополняет наш археологический материал данными всех известных нам письменных источников по смежным районам Средней Азии, прежде всего по Согду, и обосновывает таким образом с новой стороны наши заключительные выводы, и, наконец, небольшое исследование проблемы пережитков традиций первобытной общины в Средней Азии античной и средневековых эпох, базирующееся на привлечении к освещению археологических данных и древних текстов широкого сравнительно-этнографического материала.
При написании основного текста книги автор также использовал в ряде мест текст своих ранее опубликованных статей в БДИ 1938 г. № 4, ВДИ 1939 г. № 2 и 3, ВДИ 1941 г. № 1, подвергнув его, однако, коренной переработке и дополнению. Заново написаны I и II главы, первый и четвертый разделы III главы, второй и третий разделы IV и вся V глава, экскурсы I и III.
В заключение автор считает своим приятным долгом выразить глубокую благодарность прежде всего дружному коллективу своих сотрудников по экспедиции, без самоотверженной работы которых было бы невозможно создание этой книги, прежде всего археологам Я. Г. Гулямову и А. И. Тереножкину и художнику Н. П. Толстову, лаборанту ИИМК В. В. Штылько, оказавшей нам исключительно большую помощь в организации камеральной работы над коллекциями, а также всем тем, кто в процессе восьмилетней работы над материалом оказал ему помощь указаниями, советами и критикой - академику В. В. Струве, академику И. А. Орбели, членам-корреспондентам Академии Наук СССР А. А. Фрейману, С. Е. Малову, К. В. Тревер, А. Ю. Якубовскому, профессорам М. Е. Массону, В. Д. Блаватскому, покойным А. Н. Зографу и Б. П. Денике и многим другим.
1 См. наши работы: «Очерки первоначального ислама». «Советская этнография», 1932 г., № 2. «Генезис феодализма в кочевых скотоводческих обществах». Сб. «Проблемы генезиса и развития феодализма». Л. 1934. «Военная демократия и проблема генетической революции» ПИДО, 1935, № 7 - 8. «Основные вопросы древней истории Средней Азии», ВДИ, 1938, № 1. «Тиранния Абруя», ИЗ, 1938, III.
2 Пленум ГАИМК в июне 1933 г., Среднеазиатский пленум ГАИМК, 1935 г. и др.
3 В. Л. Вяткин. Афрасиаб - городище былого Самарканда. Самарканд - Ташкент, 1927.
4 «Культура Востока». Вып. 1, М., 1927. Вып. 2, М., 1928.
5 М. В. Воеводский и М. П. Грязнов. ВДИ, 1938, № 3 - 4.
6 А. И. Тереножкин. ПИДО. 1935, № 5 - 6.
7 М. Е. Массон. Находка фрагмента скульптурного карниза первых веков н. э. Ташкент, 1933.
8 Согдийский сборник. Изд. АН СССР. Л. 1934.
9 Термезская комплексная археологическая экспедиция 1936 г. Труды УзАФН, серия 1, в. 2, Ташкент, 1941.
10 Г. В.Григорьев. Отчет об археологической разведке в Янгиюльском районе УзССР в 1934 г. Ташкент, 1935. Его же, Краткий отчет о работах Янгиюльской археологической экспедиции 1937 г. Ташкент, 1940. Его же, Каунчи-тепе. УзФАН, 1940.
11 Его же. Тали-Барзу. ТОВЭ, I.
12 М. Е. Массон. КСИИМК, V.
13 А.Н. Бернштам. Археологический очерк Северной Киргизии. МИИКК IV, Фрунзе, 1941, а также его же Памятники старины Таласской долины. Алма-Ата, 1941, и отчеты в ВДИ, 1939, № 4, 1940, № 2, КСИИМК № 1 и № 2.
14 В. А. Шишкин. Археологические работы 1937 г. в западной части Бухарского оазиса. Изд. УзФАН. Ташкент, 1940.
15 А. И. Тереножкин. Раскопки холма Ак-тепе близ Ташкента. Изв. УзФАН, 1941, № 3.
16 Его же. Памятники материальной культуры на Ташкентском канале. Изв. УзФАН, 1940, № 9.
17 М. Е. Массон. Городища Старого Термеза и их изучение. Труды УзФАН. Серия 1, вып. 2, стр. 102.
18 Там же, стр. 103. В статье «Термезская археологическая комплексная экспедиция» в КСИИМК, VIII, 1940, стр. 114. М. Е. Массон прямо говорит о «периоде рабовладельческой формации».
19 Цит. соч., стр. 57.
История образования огромной полуварварской Арабской империи неотделима от истории кризиса рабовладельческой системы в восточном Средиземноморье, в Византийской и Иранской империях, как история образования Эфталитского и Тюркского государств не может быть понята вне изучения кризиса рабовладельческого общества в Китае, среднеазиатских государствах и том же Иране.
В этот кризис оказались втянутыми и далекие племена и примитивные городские общины западной Аравии, остро затронутые губительными последствиями экономического упадка Византии, в частности - упадка ее восточной торговли, из которой торгово-ростовщическая и рабовладельческая знать арабских городских общин извлекала в прошлом немалые выгоды. Попытка со стороны этой знати переложить тяжесть кризиса на плебейские массы городов и бедуинские племена, быстро оказавшиеся в сетях ростовщической кабалы, вызвала острый взрыв социальной борьбы, завершившийся созданием сильного военно-рабовладельческого государства, ставшего на путь поисков выхода из внутреннего социального кризиса за счет внешней экспансии, завоеваний и грабежа, вдохновляемого фанатической идеологией ислама, представляющего хаотическое смешение элементов христианского и иудейского сектантства с древнеарабским шаманством и традициями мекканского городского культа.
На протяжении 30-х годов VII в. Мекканско-Мединская военно-разбойничья политическая община подчиняет себе всю Аравию и начинает набеги на территорию азиатских владений Византии и на Иран. Эти набеги закончились изгнанием византийских войск из Сирии и Палестины, а в 642 г. генеральная битва при Нихавенде решила судьбу Сасанидской державы. Последний «шахиншах Ирана и не-Ирана» Ездегерд III повторил путь, который за 1000 лет до него проделал последний ахеменид - Дарий III, спасаясь от Александра. Он во главе 1000 всадников и такого же количества дворцовой челяди, кондитеров, парикмахеров и т. п. бежал в Мерв. Однако правители города, как некогда восточные сатрапы ахеменидской Персии, оказались мало расположенными жертвовать собой для спасения владыки Ирана и его державы. При известии о приближении арабов (651 г.) они призвали на помощь старых врагов сасанидов - тюрков, а покинутый всеми Ездегерд был вынужден скитаться в окрестностях города, где и погиб от руки случайного убийцы, польстившегося на пышные одежды последнего сасанидского царя.
В том же 651 г. арабы впервые появились на границах Средней Азии - под стенами Мерва, Герата и Балха, ограничившись на первых порах лишь заключением договоров и наложением значительных контрибуций. Мерв и Балх становятся оперативными базами для дальнейших грабительских набегов в глубь Средней Азии. Вооруженным грабежом и взиманием контрибуций ограничиваются арабы и во время набега на Согдиану в 654 г. Однако уже в 655 г. вспыхивает мощное восстание населения только что покоренных хорасанских областей, которое едва не привело к крушению молодого Арабского государства. Во главе восстания становится сын Ездегерда III Пероз, получающий вооруженную поддержку китайцев, которые, как мы видели, в это время особенно активно вмешивались в среднеазиатские дела.
Надо сказать, что еще Ездегерд III после битвы при Нихавенде входит в сношения с Китаем, пытаясь опереться на его помощь. Однако эти переговоры не привели ни к чему. Перозу удается достигнуть большего. После смерти отца он бежит в Китай, входит в непосредственные сношения с китайским двором и добивается просимой помощи, платя за нее признанием вассальной зависимости от Китая. Пероз наносит арабам ряд серьезных поражений и полностью освобождает от них Хорасан. Мы присутствуем здесь при любопытном историческом эпизоде - при создании китайской провинции Босы (Персия), с центром в городе Зерендже (на нынешней границе Ирана и Афганистана), во главе которой оказывается в качестве префекта китайского императора последний представитель династии сасанидов.
Разгром арабов в Хорасане привел к острому политическому кризису и вспышке гражданской войны в халифате, стоившей жизни халифу Осману, убитому восставшими воинами в 656 г. Лишь в начале 60-х годов арабской аристократии удается подавить вооруженную оппозицию народных масс арабских племен и возвести на престол представителя самого знатного и богатого мекканского аристократического рода омайадов - Моавию I. Арабы вновь начинают наступление на Хорасан, открывая новую полосу грабительских набегов в глубь Средней Азии. Пероз, разбитый окончательно в 667 г., бежит обратно в китайскую столицу и там, после безуспешной попытки в 675 г. вновь вернуться в Хорасан, заканчивает свою жизнь в качестве «генерала гвардии правого крыла китайского императора.
Арабы прочно закрепляются в Хорасане, откуда на протяжении 70-х и 80-х годов организуют ряд крупных грабительских набегов на Мавераннахр и Хорезм.
Арабские источники говорят о двукратном «покорении» Хорезма арабскими полководцами Сальмой ибн-Зиядом и Умайей ибн-Абдаллахом. Однако практически здесь имели место лишь такие же грабительские набеги, как и в отношении городов Мавераннахра.
Лишь с началом VIII в. и с именем наместника Хорасана - Кутейбы ибн-Муслима связано прочное завоевание внутренних среднеазиатских областей. Падение независимости державы хорезмшахов, устоявшей на протяжении полных политическими бурями предшествующих столетий, падает на 712 г. Обстоятельства завоевания Хорезма Кутейбой чрезвычайно существенны - мы впервые узнаем здесь из непосредственного свидетельства письменных источников о тех событиях внутренней социально-политической истории Хорезма, на которые намекают нам археологические памятники.
2
Арабский историк Табари рассказывает нам, что накануне арабского завоевания власть в Хорезме фактически захватил брат хорезмшаха Хурзад (или Хурразад), который, опираясь на своих приверженцев, оттеснил законного царя от управления и жестоко расправился с хорезмийской знатью, отнимая у нее имущество, скот, девушек, дочерей, сестер и красивых жен. Эта, на первый взгляд анекдотическая, деталь очень важна: дело в том, что одним из очень существенных пунктов социальной программы антифеодальных движений маздакитского типа является лозунг уничтожения гаремов аристократии и восстановления древних форм группового брака, традиции которого были еще очень сильны как в земледельческих деревенских общинах, так и у скотоводческих племен не только в массагетское, но и в эфталитское время. Важность этого лозунга была определена тем, что, по отчетливому свидетельству таких документов, как сасанидский судебник Matikan-i-Xazar Datestan, процесс концентрации отрываемых от общины женщин в гаремах аристократии в виде младших жен, жен-рабынь (zan-i-čakar), наложниц и «приемных дочерей» являлся одной из существенных форм закабаления свободных общинников и превращения их в полурабов феодализирующейся знати, в «дворовых» формирующегося поместья.
От аппроприации женщин общины помещиками община жестоко страдала. Помимо того, что в этих условиях значительная часть общинников, в первую очередь беднота, была осуждена на безбрачие, а соответственно на невозможность создать свое хозяйство, община в целом испытывала острую нужду в женской рабочей силе.
Этим объясняется тот факт, что в числе «преступлений», вменяемых апологетами аристократии антифеодальным движениям и сектам, непременно фигурирует обвинение в «свальном грехе», «развратном поведении», «захвате женщин». Это одинаково характерно для исходящих от аристократии обвинений по адресу самого Маздака и его сподвижников и по адресу позднейших движений того же типа - Муканны в Согде и Бабека в Азербайджане в VIII в., карматов в IX - XI вв.
Аналогичный «грех» вменяется и эфталитам: якобы и поход Пероза и завоевание тюрков имели своей задачей защиту согдийской аристократии от развратных посягательств эфталитских правителей, а на связь эфталитов с маздакитами мы указывали выше.
Все это позволяет нам с уверенностью утверждать, что восстание Хурзада было антифеодальным движением маздакитского типа, движением сельских общин и городского плебса против обитателей больших замков, могущественной феодализирующейся знати.
Большой интерес представляет вопрос об идеологии движения Хурзада мы знаем, что антифеодальные движения раннего средневековья неизменно выступают в оболочке религиозных сект.
Есть все основания полагать, что в данном случае мы имеем дело со своеобразным синкретическим юдаизмом. Хорезмское духовенство, те самые ученые, над которыми, как мы видели в начале нашей книги, Кутейба учинил варварскую расправу, у Табари фигурируют под именем хабр (множ. ахбар), а это имя и в древнем и в современном арабском имеет только одно значение еврейский ученый, ученый раввин. История последующих событий дает, как мы увидим, прочные доказательства сформулированному выше положению.
В лице Xурзада (букв, «сын солнца»), «имя» которого, видимо, является титулом, вернее переводом хорезмийского титула багпур (арабское фагфур) - титула светского царя, соправителя священной особы хорезмшаха, или хорезмского Хосрова, мы имеем, несомненно, одного из тех представителей дофеодальных царских династий, которые в блоке с общинными движениями искали опоры для борьбы с сепаратистскими тенденциями могущественной поземельной знати, как это мы имеем в отношении Кавада, эфталитских царей, Абруя и ряда других деятелей последующих столетий.
Видимо, «священной особе» хорезмшаха сектанты противопоставили своего «священного царя», которого Табари упоминает под именем Хамджерда искажение собственного имени Хангири, которое читается на одной из серий открытых нами хорезмийских монет VIII в., где отсутствует изображение Сиявуша и тамга сиявушидов заменена своеобразным знаком в виде тройной развилки, поставленной на горизонтальную черту, а надпись выполнена хорезмийскими буквами, видоизмененными под явным влиянием еврейского квадратного письма.
Хорезмшах входит в тайные сношения с Кутейбой и призывает его на помощь против собственного народа. Кутейба устраивает ложную диверсию в сторону Согда, о чем предатель хорезмшах немедленно доводит до сведения своего войска и народа, этой дезинформацией обеспечивая неожиданность удара интервентов.
Арабы появляются под Хазараспом. Кутейба берет в плен Хурзада. Брат Кутейбы Абдуррахман разбивает и убивает Хамджерда. Арабы заключают договор с шахом, уплачивающим дань из 10 000 голов скота; 4000 пленных повстанцев во главе с Хурзадом предаются смерти.
По свидетельству Белязури, немедленно после ухода арабских войск хорезмийцы восстали против шаха-предателя и убили его, что было причиной вторичного похода Кутейбы, о котором упоминают и Бируни и Ибн-ал-Асир. На престол был возведен Аскаджамук, сын предателя, а в качестве его соправителя - валия (арабский термин для передачи хорезмийского титула царя-соправителя багпур). Кутейба назначил своего брата Абдаллаха, закрепившего связь с династией афригидов браком с дочерью хорезмшаха.
Как мы видели в начале нашей книги, не удовлетворившись истреблением 4000 пленных - явление беспримерное в истории завоевания Средней Азии арабами и бесспорно свидетельствующее о том, что перед нами акт классового террора, Кутейба уничтожает историческую литературу хорезмийцев и истребляет и изгоняет их ученых, что было бы также необъяснимо (напомню союз Кутейбы с остающимся язычником хорезмшахом), если бы не учесть отмеченной нами выше роли хорезмийских «хабров» как идеологов движения Хурзада.
Последствием этих событий было одно из интереснейших явлений раннесредневековой истории Восточной Европы - юдаизация Хазарии.
Хазарский каганат, возникший в конце VI в. н. э. в процессе распада Западнотюркской империи и воспринявший и развивший на юго-востоке Европы древ нетюркскую политическую традицию, в это время ведет жестокую борьбу с арабскими завоевателями, выступая в качестве союзника Византии.
Именно сюда, в Хазарию, бегут остатки хорезмийских повстанцев-юдаистов, во главе с «новым багпуром, сменившим убитого Кутейбой Хурзада и известным из еврейско-хазарских источников под именем Булана.
Хорезмийские изгнанники быстро выдвигаются в Хазарии на первый план, становятся во главе хазарских войск, и в конечном итоге их вождь становится фактическим правителем Хазарии, родоначальником династии хазарских беков, оттесняя на второй план кагана, превращаемого, по хорезмийскому образцу, в бесправного сакрального царя.
Синкретический хорезмийский юдаизм становится государственной религией Хазарии.
Эти события происходят между 712 и 730 гг., когда уже «обращенный» хазарский царь Булан во главе своей армии вторгается в арабские владения в Закавказье.
Дальнейшие события позволяют восстановить сопоставление хазарских, арабских и китайских источников и нумизматических данных. Арабы почти ничего не сообщают нам о Хорезме на протяжении всего VIII в. - период напряженной борьбы, связанной с окончательным завоеванием Средней Азии арабами и упорными восстаниями среднеазиатских царств.
Видимо, Хорезм продолжал жить своей обособленной жизнью, оставаясь в стороне от этих бурных событий, ограничиваясь формальным признанием вассальной зависимости от арабов и, время от времени, посылкой вспомогательных военных контингентов.
Археологические памятники Хорезма VIII в. не говорят нам ни о каких сколько-нибудь заметных переменах в социальном укладе, быту и культуре хорезмийцев. Напомню, что Тешик-кала, классический памятник афригидской культуры, относится ко второй половине VIII в. Однако к середине VIII в. относятся два важных свидетельства о политической активности Хорезма. На это время падает последняя попытка Китая восстановить свои позиции в Средней Азии. И в том же самом 751 г., когда на Таласе происходит решающая битва между войсками полководцев Гао-Сянь-чжи и Зияда ибн-Салиха, решившая спор окончательно в пользу арабов, в Китай прибывает посольство хорезмшаха Шаушафара - акт, явно враждебный по отношению к арабам, свидетельствующий о стремлении Хорезма вновь выступить в качестве самостоятельной силы в арабо-китайской борьбе.
А монеты Шаушафара доказывают, что его выступление имело и иные предпосылки, - кроме благоприятной международной ситуации.
Царский титул на этих монетах читается MR"MLK"pr"r xzrn - «господин царь благословенный хазарский». Видимо, незадолго до 751 г. произошло объединение двух ветвей афригидов - хазарской и хорезмийской, создание огромной империи, простиравшейся от Крыма и Приазовья до Хорезма. Важным документом этого единства является так называемый Noticia Episcopatuum, документ VIII в., содержащий список христианских епископских кафедр. Хазарская христианская церковь, образующая в это время самостоятельную митрополию с центром в Крыму, в Доросе, включает семь епископских кафедр. На третьем месте в этом списке, после Крымской и Итильской, идет Хвалисская, т.е. Хорезмская (в аланско-хазарском произношении) кафедра, а далее следуют четыре севернокавказские. Этот факт объясним только в свете политического единства Хорезма и Хазарии. Любопытно, что даже в X в. хазарский царь Иосиф в своем знаменитом письме испанскому еврею Хасдаи ибн-Шапруту включает Хорезм в состав хазарских владений - для этого времени уже без всяких оснований, кроме исторической традиции (см. карту 3).
Видимо, к этому времени относится образование в Хорезме значительной христианской колонии, о наличии которой свидетельствуют в начале XI в. ал-Бируни и в середине XIII в. Плано Карпини. Характерно, что первый из этих авторов описывает бытовавший в его время у хорезмийских христиан-яковитов (православных, а не несториан, являвшихся наиболее распространенной сектой христиан Ирана и Средней Азии) новогодний обряд «каландас», и по имени и по содержанию тождественный со славянским обрядом колядования. Плано Карпини, в свою очередь, прямо указывает, что христианская колония в Ургенче состояла из хазар, русских и аланов. Видимо, как с событиями VIII в., так и в особенности с событиями X в., когда, как мы увидим ниже (см. гл. X), в Хорезм эмигрируют значительные группы хазарского населения, и на рубеже X и XI вв. вновь устанавливается политическое объединение Хазарии и Хорезма, связана эта инфильтрация в Хорезм различных этнических элементов, входивших в состав каганата, в том числе и русских славян.
Интересно, что известный арабский генеалогист конца VIII начала IX в. ибн-ал-Кальби (умер в 819 г.) дает любопытную генеалогию хазар и хорезмийцев, тесно увязывая их друг с другом: «Родил Исхак (Исаак), сын Ибрагима ал-Халиля (Авраама), Хазара и Б-з-ра и Бурсуля и Хорезма и Филя».
Здесь в качестве «братьев» фигурируют рядом с Хазаром, Бурсулем (близко родственное хазарам и соседнее с ними племя) и В-з-ром (видимо, У-з-р хазарской генеалогии Иегуды бен-Барзиллая) также эпонимы Хорезма и Филя (как мы помним, название одного из древнейших городов Хорезма), с возведением их к Исааку, т.е. со включением их в еврейскую генеалогию. Правда, в X в. хазары (по письму Иосифа) воспринимают уже ортодоксальную еврейскую родословную, возводя свой род к Тогарме и Йафету. Но в VIII в. и в Хорезме и в Хазарии явно была распространена апокрифическая генеалогия, которая могла возникнуть только на базе политического единства этих стран.
Видимо, с деятельностью хорезмийских эмигрантов связано и имевшее место около середины того же VIII в. перенесение столицы Хазарии из Дагестана в Итиль на Нижней Волге на важнейший из узловых пунктов торговых связен Хорезма с Восточной Европой, где скрещивалось несколько сухопутных и водных путей.
Политическое объединение Хазарии и Хорезма продолжается вплоть до 60-х годов VIII в. Когда в 764 г. хазарские войска берут Тбилиси, во главе их стоит хорезмииский военачальник - Растархан (или, как предлагает читать Маркварт, Астархан). Есть все данные полагать, однако, что это объединение было недолговечным.
Карта 3. Центры хазарско-хорезмийской митрополии середины VIII в. по Notitia Episcopatuum
А - Доросская митрополия; Б - епископские кафедры:
I - Хоцирская (Карасубазар); 2 - Астельская (Итиль); 3 - Хвалисская (Хорезм); 4 - Оногурская (Прикубанье); 5 - Ретегская (Терек?, Тарки?); в - Гуннская (Варачан-Семендер); 7 - Таматархская (Тамань); В - схема границ хазарских владений по письму царя Иосифа; Г - основные торговые пути; И - важнейшие экономические центры Хорезма; Е - отмеченные источниками хорезмские колонии в Европе; Ж - названия племен, областей и географических пунктов по письму царя Иосифа
________________________________________ ________
По данным письма царя Иосифа, внук Булана - Обадия, правивший в 60-70-х годах VIII в., произвел крупные политические и религиозные реформы: «...обновил царство и укрепил веру согласно закону и правилу», опираясь на еврейское талмудистское духовенство, пришедшее «из Багдада, Хорасана и земли Греческой» и впервые введшее в Хазарин «24 книги, Мишну, Талмуд и весь порядок молитв, принятых у хаззанов».
К этому же времени относится свидетельство Константина Багрянородного о гражданской войне в Хазарии, завершившейся изгнанием из каганата и бегством на запад, сначала в северно-черноморские степи, а затем, в союзе с венграми, в Паннонию, некоей народности, называемой Константином каварами.
Кавар - западнохазарское произношение имени хвар, ховар самоназвание хорезмийцев, в аланском произношении хвал, ховал, хал. В этом последнем произношении, в форме халисии, потомки каваров зарегистрированы в XI в. в Венгрии в качестве особого народа, о котором, с одной стороны, сообщается Иоанном Киннамом, что «они одного исповедания с персами», а с другой - что они «управлялись законами моисеевыми, да и то не совсем правильно понимаемыми».
Видимо, противоречие источника отражает противоречивый характер причудливого зороастрийско-иудейского синкретизма религии потомков хорезмийских изгнанников.
Потомки каваров еще в XIII в. сохранили смутное предание о своем хорезмийском происхождении. В венгерских хрониках XIII в. сохранилось предание о хорезмийской генеалогии короля Самуила Абы (1041-1044), выходца из каварской аристократии. Род его возводится к братьям Еду и Едумеру, сыновьям сына Аттилы - Хабы от матери-хорезмийки, причем Едумер возвращается в Венгрию вместе с многочисленным родом своего отца и матери.
Любопытно, что книжная традиция об Аттиле, наслоившись здесь на хронологическую схему действительной генеалогии каварских вождей, привела наиболее раннего из наших информаторов - венгерского хрониста XIII в. Симона Кезаи к грубому хронологическому противоречию: события времен Аттилы отнесены к 700 г. н. э., а последовавшее за его смертью изгнание гуннов из Паннонии - ко времени, совпадающему с временем изгнания иудействующих хорезмийцев из Хорезма.
События правления Обадии нельзя не рассматривать как хазарскую реакцию против господства хорезмийских эмигрантов и подчиненияв правление Шаушафара и его преемника Турксаната (видимо, не случайно получившего имя основателя династии хазарских каганов, тюркского вождя конца VI в., известного в византийской информации под именем Турксанта) - самой Хазарии Хорезму.
Обадия, сам потомок хорезмиицев по происхождению, становится здесь на сторону туземной знати и, опираясь на авторитет ученого еврейского духовенства, привлеченного из разных стран, совершает переворот, завершившийся вторичной эмиграцией иудеиствующих хорезмиицев еще далее на запад.
Бегство на старую родину вряд ли было возможно. Там быстрые успехи делает ислам, и современник и дальний родственник Обадии принимает мусульманское имя Абдаллаха.
Хорезм прочно входит в систему халифата.
На монетах Абдаллаха, над крупом коня Сиявуша, вычеканены миниатюрными куфическими буквами имена арабских наместников Хорасана - Джафара (ибн-Мухаммеда, 787-789), ал-Фадла (ибн-Яхья, 794-803).
Монеты эти, на которых обрывается традиционная хорезмийская чеканка, резко падают в весе: уже монеты Шаушафара неполновесны (низший вес сасанидской драхмы 3.69 г), колеблясь между 3.06 и 3.26 г. Монеты Абдаллаха без имен наместников весят 1.97-2.44 г. а с именами Джафара и Фадла всего 1.32-2.05 г. падая в весе более чем вдвое по сравнению с драхмами Шаушафара и более чем втрое - с полновесными хорезмийскими драхмами VII -начала VIII в. (4.36-4.67 г), значительно превосходящими максимальный вес сасанидской драхмы (4.06 г). Резко падает качество металла - некоторые монеты Абдаллаха имеют ничтожную долю серебра в лигатуре, превращаясь чуть ли не в медные монеты.
Так, в истории головокружительного падения веса и качества монет хорезмшахов VIII в. как в зеркале отразилась внутренняя экономическая история страны под властью арабских завоевателей, в условиях глубокого внутреннего социального кризиса.
Еще более ярко отразился этот упадок в исторической динамике орошенных земель. На рубеж VIII и IX вв. и на последний падает их новое резкое сокращение: целиком выпадает из эксплоатации главное восточное ответвление Гавхорэ - от Гульдурсуна до Кырк-кыза. Более сотни замков превращаются в руины, стоящие в пустыне до наших дней.
Резко сокращается и другое ответвление - древний Кельтеминар. Тысячи гектаров земли становятся достоянием пустыни. Этот процесс, несомненно, сопровождается острой классовой борьбой. За ее счет прежде всего нужно отнести и самую гибель бесчисленных замков и укрепленных крестьянских усадеб, где мы повсюду встречаемся со следами военного разгрома и пожара.
Хорезм IX в. не испытал крупных внешних нашествий, которые могли бы объяснить эту мрачную картину опустошения.
Свидетельством этой борьбы является продолжающаяся вплоть до X в. массовая эмиграция хорезмийцев - теперь уже мусульман - в Хазарию, где наемная хорезмийская гвардия становится главной опорой власти кагана и бега. Несомненно, эта гвардия комплектуется, в первую очередь, за счет разоряющихся мелких свободных земледельцев, перед которыми открываются только две перспективы превращение в «слуг и кедиверов» феодалов или эмиграция.
3
На протяжении IX-X вв. Хорезм попеременно входит в состав сменяющих друг друга, возникающих на восточных окраинах вступившего в полосу политического распада халифата крупных раннефеодальных объединений восточного Ирана и Средней Азии - государств тахиридов, саффаридов, саманидов.
Мы имеем очень мало данных по внутренней истории Хорезма этого времени, но эти данные говорят, что в Хорезме развивались в основном те же процессы, какие характерны и для других областей халифата; из них наиболее существенным является процесс распада старых патриархально-рабовладельческих традиций, сковывавших развитие феодальной экономики. Одним из важнейших моментов этого процесса являлся разрыв традиционных патриархальных связей между аристократией и народом, на первых порах маскировавших и, соответственно, облегчавших феодальную эксплоатацию остающегося формально свободным населения, но на рассматриваемом этапе превратившихся уже в тормоз для растущих аппетитов феодалов.
Бурная обстановка арабского завоевания и последующих десятилетий как нельзя более благоприятствовала изменению этого положения. Часть старой полупатриархальной-полуфеодальной дихканской знати была уничтожена в ходе бесконечных войн, восстаний, военного террора завоевателей. Другая часть поступила на службу арабам и в качестве военачальников и чиновников халифа и его наместников порвала связь с родиной. Оказавшись в новых местах, где не нужно было уже считаться с традициями многовековой патриархальной связи с общинами, эта новая знать, в состав которой влились также арабские и тюркские элементы, открыто противопоставляет себя народу. Уже с первых десятилетий истории Арабской империи, и с особой силой в IX-X вв., широко развивается практика земельных пожалований в вознаграждение за военные и гражданские заслуги полководцев и чиновников, щедро наделяемых ленами в виде деревень и целых сельских районов. Столь же широко развивается практика раздачи земель и селений в вакф, т.е. пожалование их различным религиозным учреждениям.
Есть данные о том, что и Хорезм не составлял здесь исключения. Так, из «Рисале» ибн-Фадлана мы узнаем, что селение Артахушмитан (в XIII в. Якут описывает его как большой город) составляло владение визиря халифа Муктадира ибн-ал-Фурата, причем в 921 г., когда ал-Фурат попадает в опалу, халиф отбирает это имение и передает некоему Ахмаду ибн-Муса ал-Хорезми.
Однако, находясь на окраине халифата и владений его могущественных хорасанских вассалов, Хорезм, видимо, переживал эти процессы в несколько замедленном темпе. Характерно, что, если в Мавераннахре и Хорасане уже к X в. масса населения как городского, так и сельского уже не участвует в войнах и войско комплектуется из наемных отрядов тюркских кочевников и преторианской гвардии вооруженных рабов («гулямов»), хорезмийцы, как согласно подтверждают все источники X в., остаются воинами, доблесть и воинское мастерство которых настойчиво подчеркивают источники (см. ниже, гл. X). Это бесспорный признак сохранения здесь еще достаточно мощной прослойки лично свободных и граждански полноправных земледельцев и ремесленников, факт, немаловажный для понимания источников военной мощи Хорезма в период его нового подъема, падающего на вторую половину X в.
Детальный анализ описываемых в этой главе событий см. в наших работах «Новогодний праздник "каландас" у хорезмийских христиан XI в.», СЭ, 1946, № 2 и «Хорезмийская генеалогия Самуила Абы», СЭ, 1947, № 1.
Как и в других среднеазиатских царствах, особа царей Хорезма считалась священной. Они рассматривались в качестве воплощенных божеств. Как мы пытаемся доказать в нашей цитированной выше работе в СЭ, 1946, № 2, наряду с воплощенным божеством - хорезмшахом, или «хорезмским Хосровом», в Хорезме в VIII в. существовали светские цари-соправители, которые и носили титул «багпур».
ВДИ, 1938, № 4, стр. 129-131.
Там же, стр. 138-139.
_________________________________________
С.П. Толстов, "По следам древнехорезмийской цивилизации", ч. II, гл. IX,
Изд. АН СССР, Москва-Ленинград, 1948
