Год 1240 - срединная точка временно́го интервала XII-XIV вв., драматичного и длительного «переходного периода» в истории народов Северной и Северо-Восточной Европы. Крестовые походы шведских, датских, немецких рыцарей в земли славянских, летто-литовских, прибалтийско-финских народов, где Новгородская Русь стала крайней северо-восточной ареной военного противостояния, были следствием стабилизации этнополитических образований, завершивших становление феодально-христианской Европы и одновременно положивших конец предшествующей интеграции языческой или полуязыческой «балтийской цивилизации раннего Средневековья».

Критической точкой этот год был и в рамках периода своего рода «трансмутации» древнерусской этнической общности. Не вдаваясь в дискуссию Л.Н. Гумилева и его оппонентов относительно того, следует ли именно двухвековой отрезок XIII-XIV вв. считать началом этногенеза собственно русских, нельзя не констатировать качественного значения потрясений XIII в.: будь то удары с Востока, перенесенные крайне тяжело, будь то удары с Запада, отраженные князем Александром Ярославичем. - Так или иначе то был конец конфедерации, в свою очередь, федеративных образований XII - первой половины XIII в. древнерусских княжеств, сменивших Киевскую Русь, хотя и сохранивших сознание государственно-конфессионального единства. Воплощением этого сознания стал в русской культуре образ святого и благоверного великого князя Александра Невского.

Северо-Запад Новгородской земли - место воинских деяний князя - с середины XIII в., с деятельностью потомков Александра и его преемников, и главным образом военно-территориальной администрации «боярской республики» Господина Великого Новгорода XII-XV вв., приобретает черты внешне очерченного (прежде всего, уникальной среди русских древностей системой каменных порубежных крепостей) и внутренне структурированного единства, в последующие столетия «Московского периода» определяемого как «Вотская пятина Великого Новгорода». Сто лет спустя после Невской битвы, с 1330-х годов, наместник Новгорода служилый князь турово-пинский, сын великого князя литовского Наримонт, в православии Глеб Гедиминович, и его преемники-родичи возглавляют, в качестве новгородских администраторов, размещенных в древнейшей из крепостей региона Ладоге, «малую федерацию» славянских и финских земель Великого Новгорода, закрепленную системой каменных новгородских крепостей XIII-XIV вв.: Корела - в земле корелы, Орешек - в земле ижоры, Копорье - в земле води. Эта федерация впервые выступает по существу еще при жизни князя Александра Невского, во всяком случае фиксируется в пределах десятилетия со дня его смерти, когда под 1270 г. появляется летописная формула: «совокупися в Новъгород вся волость новгородьская: Пльсковичи, Ладожане, Корела, Ижера, Вожане». Северо-Запад развивает этот федеративный потенциал в течение нескольких столетий, до роковых столкновений с Москвой и, как следствие этого, следующего кризиса конца XVI-XVII в. Но в свою очередь этому этапу этноисторической эволюции предшествовал и открывал его аналогичный структурный кризис, обособивший и разнонаправивший исторические судьбы сложившихся в IX-XIII вв. крупных регионов Древней Руси.

Монголо-татарское нашествие 1237-1241 гг. не просто разрушило неустойчивую, но реальную «конфедерацию» древнерусских княжеств; был дан решающий толчок для дальнейшего, самостоятельного и различного по направленности развития, завершившегося в итоге кристаллизацией современных восточнославянских народов (русских, белорусов, украинцев). Безусловно, этнический процесс разворачивался под действием ряда других, глубинных и объективных факторов. Однако удар Батыевой Орды стал важнейшим, критическим событием, определившим и завершившим проходивший в условиях «феодальной раздробленности» этнополитический распад Древней Руси.

Александр Ярославич в свои 18 лет стал свидетелем этого распада и наследовал от отца и дяди не только новгородский, киевский, владимирский «княжеский стол», но и трагически рухнувшую под мощным ордынским ударом систему отношений, ранее выражавшуюся сохранившим и на дальнейшие века смысл конфессионально-политического идеала летописным понятием «Русская земля». Реальная Русь середины XIII в. - динамическое, внутренне противоречивое состояние.

Русь Владимиро-Суздальская, ядро складывающегося русского народа, разгромлена и подчинилась Орде. Города ее опустошены и сожжены, князья либо сложили головы на бранном поле, либо склонили их перед ордынскою силою.

Русь Киевская, южная, опустошена до полного обезлюдения; остатки населения хлынули на север, под защиту владимирских князей и гнет татарских баскаков.

Русь Галицкая, прикарпатская, однако, еще жива. Каменные ее города полны сильного боярства и воинства, князь соперничает с Литвой и Венгрией, титулуется королем и вынашивает замыслы не только сопротивления, но и противостояния Орде (несбывшаяся «реконкиста» князей Даниила Романовича и Андрея Ярославича, брата-соперника Александра Невского).

Русь Северная, Новгородская, - в неустойчивом равновесии сил. Весь XIII и XIV вв. недосягаемая для батыевых войск, она постоянно колеблется под воздействием внутренних и внешних факторов. Созревает противостояние Пскова Новгороду, и военные столкновения с Орденом чередуются с союзными акциями (как и столкновения с прибалтийскими племенами). Новгородцы - во внутренних распрях, то изгоняют, то вновь призывают владимиро-суздальских князей начиная с Александра и его сыновей, не желая при этом подчиняться ни давлению шведов и немцев с запада, ни татар и подчиненной им великокняжеской власти с востока. Судьба Низовских земель Руси неравнозначна судьбам Новгорода. Именно в эти десятилетия по существу кристаллизуется то самосознание, которое в трудах В.Т. Пашуто в свое время было выражено основанным на летописных данных термином «Верхняя Русь».

Верхняя Русь при этом - следствие многовекового процесса этнической дифференциации, интеграции, взаимодействия всех основных компонентов населения Северной Европы - северных индоевропейцев и финно-угров (балтов и финнов, скандинавов и славян). Уникальность региона в европейской истории, значение протекавших здесь процессов определяется именно этим тысячелетним взаимодействием.

Формирование стабильного взаимодействия всех составляющих этнических компонентов Верхней Руси (регион, приблизительно соответствующий современным Ленинградской, Новгородской и Псковской областям РСФСР) начинается не позднее рубежа VII-VIII вв. и завершается к XII в. Славяне здесь ассимилировали прибалтийско-финский субстрат (в отличие от волжско-финского - во владимирской, или балтского - в смоленско-полоцкой землях Древней Руси) и растворили в своем составе варягов, скандинавских выходцев (сохраняя память об этом в летописных и устных текстах). Весьма вероятно, что на северо-восточной окраине региона, в Приладожье, до XIII в. сохраняется смешанное скандо-финское население, по атрибуции Д.А. Мачинского - «колбяги» письменных источников. Еще более определенно прослеживается консолидация других периферийных этнополитических образований финского населения, племенных объединений - конфедератов Новгорода: корелы, ижоры, води. Стабильные соседские отношения связывают Верхнюю Русь с племенами и землями Прибалтики и Финляндии (см. картосхему).

Устойчивость позиции, своеобразие и стабильность структурных связей Верхней Руси как особого региона Северной Европы сочетаются с ее глубокой и устойчивой внутренней структурированностью, отразившей хронологическую глубину и различные этапы формирования этого региона. Лингвоархеологические исследования последних лет, проведенные нами совместно с профессором А.С. Гердом на базе Межфакультетского Проблемного семинара Университета, позволяют выделить в пределах Верхней Руси весьма устойчивые «внутренние границы», с одной стороны, обособившие территориальные подразделения, соответствующие диалектному членению славянского населения Новгородской земли (не говоря о неславянских районах, столь же четко обособленных). С другой стороны, - если привлечь археологические данные - эти границы фиксируются в различных временных диапазонах, что позволяет выделить основные этапы сложения населения, по терминологии А.С. Герда, - «демогенезиса» Верхней Руси.

Важнейшая из этих границ - по Волхову-Ильменю-Ловати, с севера на юг от Ладожского озера, делит территорию на две части («восточноновгородская» и «западноновгородская» культурные области по лингвистическим определениям); на древнейших этапах заселения территории, в эпоху мезолита - неолита (до VI тысячелетия до н. э.), эта граница оказывается в составе более широкой «ничейной полосы» с отсутствием населения (что, возможно, вызвано гидрографическими условиями послеледниковой эпохи), разграничивающей древние этнокультурные массивы, один из которых тяготеет к юго-западной Балтике, другой - к Волго-Окскому междуречью; осторожная ретроспектива позволяет в этих массивах усматривать подоснову по крайней мере прибалтийско-финского и волжско-финского населения, и, таким образом, линия Волхов-Ловать выступает прежде всего как важнейшая из внутренних границ финно-угорского языкового массива, своего рода «тектонический разлом» субстратной подосновы демографической конструкции Верхней Руси (картосхема, 6).

Широтная граница, по линии Западная Двина-верховья Великой-верховья Ловати, также проступающая по комплексу лингво-археологических данных, обособляет регион с юга. Стабилизацию ее можно отнести к III тысячелетию до н. э., и, несмотря на последуют щую «сдвижку», связанную с расселением «культур боевых топоров» позднего неолита бронзового века (в языковом отношении атрибутируемых как «северные индоевропейцы», если не входить в дискуссию о более углубленном этноопределении), с I тысячелетия до н. э. в течение всего железного века и до древнерусского времени включительно она выступает как стабильный рубеж. В языковом отношении граница - между финно-угорским (на севере) и индоевропейским языковым массивом, причем последний представлен, естественно, прежде всего балто-славянской ветвью индоевропейской языковой семьи (картосхема, 7 ).

Граница, выделяющаяся независимо по лингвистическим и археологическим данным, обособляет микрорегион Западного Приильменья-верхней Луги, равно как область в нижнем и среднем течении реки Великой-Псковского озера. Оба ареала длительное время выступают то как «пограничье» соседствующих взаимоналагающихся культурных групп, то нередко как пустующая «ничейная земля». Освоение ее с «эпохи длинных курганов и сопок» VII-VIII вв. - не стремясь к однозначно жесткой этнической атрибуции той и другой группы памятников - нельзя не связать со славянским расселением в регионе (картосхема, 8 ).

Показательно в таком случае, что и наивысшая концентрация славянского этноса, и его распределение по базовым коммуникационным трассам и ключевым точкам Верхней Руси от Новгорода к Ладоге связаны с освоением «ничейных» областей и территорий; в первую очередь это следует объяснить своеобразием и эффективностью ландшафтно-хозяйственного стереотипа, генетически связанного со среднеевропейскими условиями и впервые распространенного в регионе именно славянским населением. Трасса Ловать-Волхов, освоенная этим земледельческим населением, в VIII-XI вв. из пограничной зоны становится фактором этнокультурной интеграции и притом - важнейшей составляющей общеевропейской континентальной магистрали, летописного Пути из Варяг в Греки. Именно процессы, развивающиеся на этом пути и базирующейся на нем непрерывно развертывающейся системе коммуникаций, в IX-XIII вв. определили дальнейший ход русской истории, а следовательно, место и значение Северо-Запада Новгородской земли.

14 июля 1471 года, 545 лет назад, состоялась знаменитая Шелонская битва между Москвой и Новгородом. Что произошло в тот день и почему нам так мало известно о битве, рассказывает отдел науки «Газеты.Ru».

История противостояния Москвы и Новгорода занимает особое место в истории нашей страны. Эти два княжества соперничали между собой за право обладания политическим, экономическим и религиозным превосходством на Руси на протяжении столетий. Москва отстаивала право контролировать все княжества, а Новгород пытался сохранить свой уникальный республиканский дух. Московскими князьями в течение XIV–XV веков предпринималось несколько попыток присоединить Новгородское княжество, но ни одна из них не увенчалась успехом. Но начавшееся в конце весны 1471 года очередное противостояние принесло Москве долгожданный успех, хотя за это ей пришлось дорого заплатить.

К середине XV века, в период царствования Ивана III, Новгород переживал кризисные времена.
В городе постоянно происходили восстания горожан против знати из-за угнетения низших и средних слоев городского населения.
Местное новгородское боярство, в руках которого была сосредоточена власть, не могло своими силами положить конец восстаниям. Для этого было принято решение заключить союз с польско-литовским королем, который прислал для управления неспокойным городом своего наместника, князя Михаила Олельковича. Другим важным шагом к усмирению восстания и становлению мощи княжества был выбор нового новгородского архиепископа после смерти Иона, занимавшего этот пост ранее. По традиции кандидатура должна была быть представлена на согласование с Москвой, но в этот раз Новгород решил считаться с литовским православным митрополитом, который находился в Киеве. Вместе с этим Новгород заранее предусмотрел будущую агрессию московского князя Ивана III и заключил союзнический договор с польско-литовским королем Казимиром IV.

«Изменник православию»
Сразу две измены возмутили народные массы Новгорода, и это вызвало раскол среди бояр, что привело к ослаблению военной мощи города.
Иван III прекрасно понимал, что наступил хороший момент окончательно присоединить Новгородское княжество, но решил действовать хитро, дипломатическим способом - посредством церкви.
Московский митрополит обвинил новгородцев в предательстве и требовал, чтобы население города отказалось от поддержки польско-литовской опеки. Данная угроза мобилизовала сразу обе стороны, и Иван III весной 1471 года принимает решение организовать общерусский «крестовый поход» на Новгород, который воспринимался остальными княжествами как «измена православию». Религиозный окрас похода придавал ему еще большее значение и важность.

Начиная с марта 1471 года Иван III начал готовиться к походу. В связи с особыми климатическими условиями местности вокруг Новгорода было необходимо выбрать правильную стратегию, а главное - время наступления.
Для этого был созван церковно-служилый собор, на котором было принято решение организовать поход в начале лета.
Кроме того, Ивану III было важно заручиться поддержкой в лице союзнических княжеств и войск. На соборе решили привлечь к походу вятчан, устюжан, псковичей, тверского князя. В качестве стратегического направления нападения были выбраны западное, южное и восточное, чтобы окружить Новгород, отрезать его от всех отступных маршрутов, которые вели в Литву. Также был разработан более четкий план действий, согласно которому к Новгороду должны были подойти с запада и востока два сильных отряда, а с юга наносился главный удар под командованием самого Ивана III. Стоит отметить, что факт созыва церковно-служилого собора был новым явлением в политической практике средневековой Руси. В поход отправлялся не просто старший из русских князей, а глава всей Русской земли. Это в очередной раз подчеркивает особенность и значимость предстоящего похода.

Походный дневник
Об этом походе нам известно не так много. Основными источниками выступают три летописи, в которых информация о военной кампании 1471 года фрагментарна и местами не совпадает. Основу составляет московская великокняжеская летопись, которая содержит в себе походный дневник князя.
Предполагается, что Иван III вел его во время похода, записывая туда различные детали, даты и впечатления.
Но при включении дневника в состав летописи его содержание было подвержено значительным корректировкам и сокращениям, что затрудняет его прочтение сегодня. Помимо этого, мы располагаем некоторыми свидетельствами, изложенными в Новгородской и Псковской летописях, которые содержат упоминания о походе 1471 года, но в некоторых местах значительно расходятся с официальной московской версией.

Ивану III необходимо было подготовить войско для наступления. Во главе 10-тысячного отряда встали князья Даниил Холмский, Федор Давыдович Пестрый-Стародубский, а также князь Оболенский-Стрига.
Все были опытными воеводами, участвовали в военных кампаниях ранее и представляли серьезную угрозу для новгородского ополчения.
Но более значительную часть московского войска составляли примкнувшие к ним союзники: тверские, псковские и дмитровские войска. Тверское княжество на протяжении долгого времени было соперником Москвы, но факт союза в походе против Новгорода свидетельствует о признании Тверью руководящей роли Москвы. Со стороны Твери были князья Юрий и Иван Никитич Жито, которые предоставили Москве внушительное войско.

Еще одним важнейшим союзником Москвы был Псков. Его политическое положение на протяжении долгого времени было особенным. Признавая над собой власть великого князя московского, Псков сохранял значительную долю самостоятельности в своих внешнеполитических акциях, сам распоряжался своим ополчением и неохотно втягивался в войну с Новгородом. Более того, долгое время существовал союз между Псковом и Новгородом, но после событий 1460 года, когда Псков встал на сторону Москвы во время сражений на ливонском рубеже, ситуация изменилась. Таким образом, кампания 1471 года отличается масштабом втянутых в нее союзнических войск, которые раньше были врагами Москвы.

Новгородское ополчение
Новгород также активно готовился к бою. Боярство собирало всех боеспособных горожан и заставляло их идти на войну. Численность новгородского войска во много раз превышала московское и доходила до 40 тыс., но его боеспособность была намного ниже из-за непопулярности войны среди новгородского населения.
Стратегия Новгорода заключалась в разобщении московского войска и его уничтожении по частям.

Главную ударную силу Новгорода составляла конница, которую бояре направили на Псковскую дорогу, чтобы не дать возможности соединиться отряду князя Холмского с псковским соединением. Также новгородская пехота должна была высадиться на южном берегу у села Коростына и разбить отряд князя Холмского. Третьим направлением новгородского плана было Заволочье, где действовал отряд князя Василия Шуйского, который, впрочем, был отрезан от главных военных сил. Очевидно, что, несмотря на наличие плана наступления, новгородские войска были очень рассеяны и плохо организованы. По данным летописи, после вторжения великокняжеских войск на Новгородскую землю руководство Новгорода сделало попытку вступить в переговоры и отправило к великому князю посла с просьбой об «опасе». Однако «в ту же пору» новгородцы «послаша свою рать в судахъ по Илмерю озеру многихъ людей отъ Великого Новагорода».

«...Веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи»
В конце июня 1471 года Иван III приказывает войскам князя Данилы Дмитриевича и Федора Давыдовича двигаться в сторону Русы - важнейшего стратегического пункта на пути к Новгороду.
С заметной быстротой, которая отмечается в летописи, за пять дней московские войска сжигают и уничтожают город.
Затем, вместо того чтобы продолжать двигаться ближе к Новгороду, воеводы принимают решение «от Русы поидоша к Дъману городку», находящемуся в юго-восточном направлении от Новгорода. В свою очередь, Иван III отдает директиву, в которой отмечает, что «веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи. И под Демоном велел стоати князю Михаилу Андреевичи съ сыномъ своим княземъ Васильемъ и со всеми вой своими» .

При всей важности овладения городом Демоном, для будущей стратегии ведения военной кампании он не имел никакого смысла. И это понимал прекрасно Иван III, в отличие от своих воевод. Этот эпизод, в частности директива князя от 9 июля, во многом предопределил дальнейшую судьбу кампании и привел к битве на реке Шелони. Иван III четко определил главное и второстепенное при организации передвижения своих войск и захвата городов. Увод войск с новгородского направления ослаблял бы угрозу, нависшую над городом, и развязывал новгородцам руки для дальнейших активных действий. Овладение Демоном рассматривалось как второстепенная задача, для решения которой выделялись небольшие силы тверского удельного князя. Главным было соединиться с псковскими войсками и дать бой новгородцам, место для которого было выбрано на левом берегу реки Шелони, между ее устьем и городом Сольцы.

«О бою на Шолони»
Как ни странно, но о самой битве нам известно крайне мало. У нас есть отрывочные сведения из псковской летописи, которая, впрочем, пишет об участии псковичей в этой битве, хотя из официальной московской летописи известно, что псковские войска так и не дошли до места сражения. Единственным полноценным источником, из которого можно узнать некоторые детали сражения, является московская великокняжеская летопись.
Новгородское войско под командованием Дмитрия Борецкого, Василия Казимира, Кузьмы Григорьева и Якова Федорова расположилось на ночлег у устья реки Дрянь - притока реки Шелонь. Утром 14 июля началась перестрелка через реку. Внезапность нападения подготовленного и закаленного войска князя Холмского застала врасплох новгородцев. Московские войска продолжали переправляться, атаковать впавших в бегство новгородцев, несмотря на их численное преимущество. В целом это все, что нам известно о битве: неожиданная быстрая переправка москвичей через реку, мужество войск, обильный обстрел новгородцев стрелами, что выбило из боя их конницу, и их дальнейшее поражение.
В этой битве новгородцы потеряли около 12 тыс. убитыми и 2 тыс. пленными.

Впрочем, нам известно сегодня больше о тех разногласиях, которые присутствовали в текстах летописей, чем о самой битве. Одним из ярких расхождений является упоминание в новгородской летописи татарского отряда, который якобы помог московскому войску победить новгородцев. По данным официальной великокняжеской летописи, татар в войсках князя Холмского и Федора Давидовича не было - они шли во втором эшелоне с князем Иваном Стригой Оболенским. В бою на Шелони татары участвовать не могли. Другие расхождения касаются в основном деталей последствия боя, например отступления москвичей за реку после победы, что видится невообразимым. Но все три текста летописей сходятся в полном разгроме новгородских войск Москвой, что свидетельствует о важнейшей стратегической победе Московского княжества в противостоянии с Новгородом. Он не был окончательно присоединен, но после этой кампании вслед за подписанием Коростынского мирного договора 11 августа 1471 года, положившего конец этой войне, статус Новгорода сильно изменился. Город стал неотъемлемой частью Русской земли. В этом была большая заслуга Ивана III и его военного таланта.

«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков»
Место Шелонской битвы в общей исторической памяти до сих пор не совсем четко определено. 7 июля 2001 года по благословению архиепископа Новгородского и Старорусского Льва в церкви Апостола евангелиста Иоанна Богослова в селе Велебицы Солецкого района Новгородской области после литургии состоялся крестный ход, после которого был водружен и освещен шестиметровый дубовый крест, на котором была помещена памятная доска со словами:
«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков».
Спустя восемь лет, 8 декабря 2009 года, на берегу Шелони в деревне Скирино, на предполагаемом месте битвы между отрядами новгородцев и москвичей, поставили памятный знак. Редко кто вспоминает о событиях, произошедших 14 июля 1471 года, но, как показала история, их последствия сильно повлияли не только на историю Новгорода, но и на Московское княжество, и на всю Средневековую Русь. Историк Николай Костомаров, бывавший в этих местах, вспоминал: «Проехавши несколько верст, на песчаном берегу, поросшем кустарниками, мы нашли большой, довольно высокий холм, и когда стали зонтиками копать на нем землю, то увидали, что весь этот холм состоит из человеческих костей. Тут текла почти высохшая речка Дрань, впадающая в Шелонь. Я сообразил, что этот могильный холм есть место погребения новгородцев, разбитых на берегу Шелони несколько выше этого места и бежавших до реки Драни, где в другой раз бегущим нанесено было окончательное поражение. Взявши на память два черепа, мы поехали далее и прибыли к часовне, под которою была могила павших в бою воинов; ежегодно совершается над ними панихида».

Источник

Аннотация. Рассмотрены три основных этапа противостояния русской и западноевропейской цивилизаций на новгородской земле в период с XIII по XV столетие, от Невской битвы (1240), осады и взятия Ландскроны (1301) - до основания крепости Орешек на острове в устье Невы и подписания знаменитого Ореховецкого договора о «вечном мире» (1323). Прослежены ключевые пути включения данной тематики в состав градостроительного, архитектурного и монументального наследия Санкт-Петербурга.

Ключевые слова: культурное наследие, русский мир, противостояние цивилизаций, новгородские земли.

Читая Рукописание Магнуша, короля Свейскаго - один из известнейших текстов, созданных на Северо-Западе русских земель, скорее всего в начале XV столетия, и посвященный в первую очередь противостоянию русской и западноевропейской цивилизаций - мы обращаем внимание на довольно четкую историософскую схему, делящую это противостояние на три ключевых этапа.

Первый из них - пришествие на Русь одного из крупнейших шведских военачальников, а позднее и предстоятеля шведского государства, ярла Биргера. Поход непосредственно примыкал к военным операциям, предпринятым в рамках так называемого второго крестового похода против финских язычников, и принадлежал, таким образом, к числу не только военно-политических, но и религиозно-политических предприятий. В Житии Александра Невского, при всей его краткости, этот момент подчеркнут неоднократно и очень четко: Биргер пришел «от Западныя страны, иже нарицаются слугы Божия», он - «король части Римьскыя» и, таким образом, представитель всего западнохристианского мира . Способности Биргера Магнуссона к освоению земель не подлежат сомнению: как помнит шведская традиция, десятилетием позже им был основан Стокгольм, ставший позднее столицей Швеции.

Новгород защищал крупнейший полководец и политический деятель тогдашнего русского мира, князь Александр Ярославич. В тексте его Жития неоднократно подчеркивается набожность князя - речь идет и о молении в новгородском Софийском соборе при выступлении войск, и о выступлении с малыми силами, «уповая на св. Троицу», и о видении святых мучеников Бориса и Глеба в ночь перед битвой . Таким образом, и для русской стороны речь шла не только о физической битве, но и о духовной брани.

Как коротко сообщает Рукописание Магнуша, Биргер - или, как его называли у нас, «местерь Белгерь» - потерпел поражение на реке Ижоре (1240), а князь Александр одержал славную победу, заслужив почетное прозвание Невского (поскольку битва происходила недалеко от устья Невы, причем обе стороны бились в первую очередь за контроль над ним). Таким образом, первое противостояние Руси и Европы на берегах Невы завершилось изгнанием непрошеных гостей с Запада и сохранением контроля Новгорода над приневскими землями .

Второй этап начался пришествием на Неву нового войска с Запада. Им руководил опытный полководец и государственный деятель, которому довелось некоторое время также стоять во главе шведского государства, по имени Торгильс Кнутссон. Новое нашествие фактически завершало третий крестовый поход, в ходе которого шведам удалось присоединить обширные земли на территории современной Финляндии и основать свой форпост на Карельском перешейке - город-крепость Выборг (1293). Придя в устье Невы, шведы намерены были развить свой успех. Согласно подсчетам историков, крепость, основанная ими на мысу, образованном основным течением реки Невы и меньшей по ширине и глубине Охты , охватывала по площади почти 15 тыс. кв. м, что почти вдвое превышало площадь выборгской крепости.

Для строительства новоснованной крепости, были приглашены архитекторы (или военные инженеры), строившие прежде того в Риме, по благословению папы римского. Наконец, крепости, основанная посреди глухих лесов и топких болот, сразу было дано громкое имя «Landskrona», то есть Венец (»-krona») земли (»Lands-»). «Nomen est omen», как говорили в классической древности: в имени просматривается программа. Шведы определенно приходили «всерьез и надолго».

Зоркий глаз новгородцев сразу различил ключевые моменты шведского плана. Как сообщает Новгородская I летопись, «придоша из замория свеи в силе велице в Неву, приведоша из своей земли мастеры, из великого Рима от папы мастер приведоша нарочит, поставиша город над Невою на усть Охты рекы, и утвердиша твердостию несказанною... нарекоша его Венец земли» . Как видим, в кратком сообщении летописца были упомянуты и «сила великая», и «мастера от папы римского», и гордое название крепости.

Организация сопротивления выпала на долю князя Андрея Александровича - сына Александра Невского, уже давшего шведам отпор более чем за полвека до описываемых событий. На следующий, 1301 год князь Андрей пришел с новгородским войском, «город взя, а наместники и немець поби» (продолжаем цитировать Рукописание Магнуша). Второе столкновение цивилизаций окончилось, таким образом, военной победой и изгнанием захватчиков.

Устье Невы снова осталось незастроенным. В связи с этим возникает естественный вопрос, почему новгородцы не озаботились основанием собственной мощной крепости в устье Невы, тем более что шведы уже вышли немного севернее этих мест, на Вуоксу, тогда судоходную на всем своем протяжении, примерно по линии Выборг (на западе) - Корела (теперешний Приозерск, на востоке), и обозначили свой интерес к освоению приневских земель вполне явно. В научной литературе можно встретить ряд объяснений такой стратегии, от вполне понятного нежелания строиться под постоянной угрозой нападения с моря до стремления не создавать Новгороду торгового конкурента, расположенного ближе к западным торговым партнерам.

Нам представляется заслуживающей внимания высказанная по другому поводу мысль Д.С.Лихачева, полагавшего, что неосвоенное, девственное пространство могло обладать в глазах новгородцев особым, почти сакральным значением. В качестве содержательного примера ученый ссылался на так называемое Красное поле, опоясывавшее историческое ядро Новгорода, но намеренно оставленное незастроенным - пространство, только на горизонте окруженное чередой-ожерельем загородных монастырей и храмов. «Ни одно строение, ни одно дерево не мешало видеть этот величественный венец, которым окружил себя Новгород по горизонту, создавая незабываемый образ освоенной, обжитой страны - простора и уюта одновременно» . Если наше соображение справедливо, то устье Невы могла рассматриваться новгородскими градостроителями как некий аналог Красного поля, что фактически подразумевало стратегию сбережения не только того, что мы сейчас называем культурным, но и природным наследием.

На третьем этапе стратегия обеих сторон существенно изменилась. Новгородцы перестали пассивно реагировать на западные нашествия и основали в 1323 году на Ореховом острове, при самом истоке Невы из Ладожского озера, крепость Орешек. Историческая логика требовала продолжения этого разумного шага основанием крепости в устье Невы, при впадении этой реки в Финский залив, но его пришлось ожидать более трех с половиной столетий - до тех пор, когда Петр I основал Петербург . Что же касалось шведов, то, потерпев два масштабных поражения (и целый ряд менее значимых, о которых мы не упомянули), они озаботились не столько покорением новых земель, сколько разграничением уже завоеванных владений со своими соседями.

Как следствие, в новооснованную русскую крепость прибыли представительные делегации с обеих сторон, которые после недолгих переговоров подписали знаменитый Ореховецкий мирный трактат (1323). Этому договору, согласно которому была установлена четкая граница на всем ее протяжении между землями Великого Новгорода и Королевства Шведского, и более того - между русским миром на его северо-западных рубежах и западноевропейской цивилизацией, суждено было действовать более 270 лет, вплоть до Тявзинского мира (1595), который был заключен с нашей стороны в предместье Ивангорода уже московскими дипломатами.

Знакомясь с текстом Ореховецкого договора, мы можем выделить несколько аспектов, существенных для нашей темы. Прежде всего, с новгородской стороны он был подписан внуком Александра Невского, великим князем Юрием Даниловичем. Со шведской стороны во вступительной формуле обозначено участие «свейскаго князя Мануша Ориковиця», то есть шведского короля Магнуса Эрикссона (как разъяснялось чуть ниже, в церемонии подписания он все же лично не участвовал, поручив это своим дипломатам). Таким образом, разграничение сфер влияния на приневских землях снова потребовало непосредственного участия высших должностных лиц с обеих сторон, что говорило о его важности как для Новгорода, так и для Швеции.

Далее текст договора, значимый не только для Новгорода, но и для древнерусской дипломатии в целом, был утвержден на двух уровнях - политико-правовом и сакральном. Под первым мы подразумеваем следование канонам европейского международного права того времени, к которому шведская сторона была привычна, для новгородской же стороны оно было внове. Как отмечалось в Рукописании Магнуша, «земли есмя и воде учинили роздел, кому чем владети, и грамоты есмя пописали и попечатали». Последняя формула, выделенная нами в тексте цитаты курсивом, и означает следование правовым нормам того времени.

Отметив этот немаловажный факт, нужно оговориться, что за сценой переговоров действовал еще один, третий игрок, отношения с которым были весьма значимы как для новгородской, так и для шведской стороны. Мы говорим, разумеется, о Ганзейском союзе, в число приоритетов которого входило полное правовое урегулирование режима функционирования торговых путей на востоке Балтики. Как следствие, в текст договора были включены и гарантии для ганзейских купцов из Любека и «немецкой земли» в целом («...гости гостити бес пакости из всей немъцискою земле: из Любка, из Готского берега и Свеискои земле по Неве в Новгород горою и водою, а Свеям всем из Выбора города гости не переимати, тако же и нашему гостю чист путь за море»).

Говоря о сакральном аспекте, мы имеем в виду тот факт, что как во вступительной, так и в заключительной формуле Ореховецкого трактата было упомянуто крестное целование, закреплявшее достигнутые договоренности. В первом случае упомянуто, что оно утверждало «вечный мир», то есть не временное соглашение, но полноценный и долгосрочный договор максимально приоритетного на то время статуса. Во втором случае на голову нарушителя договора призывались кары самого Бога и святой Богородицы. Таким образом, установление «мира на Неве» мыслилось как соответствовавшее не только торговым интересам обеих сторон, но и их высшим духовным ценностям.

Знакомясь с текстом Рукописания Магнуша, мы можем сделать в этой связи еще одно важное замечание. Автор его был хорошо знаком с местными реалиями: в тексте Рукописания упоминаются Ижора, Нева, Орешек, Копорье. Сказано и о мужах новгородских, отстоявших свое государство от иноземных захватчиков. Однако главным для автора является общерусское дело защиты Отечества. Русь упомянута в тексте четырежды, причем в контекстах, не дающих основания для выводов иного плана. «Не наступайте на Русь при крестном целованья», то есть не нарушайте ее священных пределов, - сказано в самом начале текста Рукописания. «Не наступайте на Русь на крестном целовании, а кто наступит, на того огнь и вода», - говорится в конце данного текста.

Здесь нужно оговориться, что, цитируя в предшествующем изложении текст как Ореховецкого мирного договора, так и Рукописания Магнуша, мы хорошо понимаем разницу между ними. Первый из упомянутых документов - деловой текст, созданный непосредственно в ходе событий начала XIV в. - так сказать, in medias res. Второй из них - это художественный текст, написанный в форме апокрифического завещания шведского короля, к тому же и созданный в начале следующего, XV в., то есть спустя уж порядочное время после описанных в нем событий.

Все это так, но Рукописание Магнуша очень ценилось в Древней Руси, было многократно переписано и вошло в состав ряда авторитетных летописных сводов - в первую очередь, Софийской I летописи, которую мы и цитировали выше. Основываясь на соображениях этого рода, мы и сочли корректным привлечь к нашему рассмотрению текст Рукописания Магнуша, полагая, что в нем нашли отражение некоторые важные для средневековых новгородцев историософские установки.

В результате трех сжато описанных выше этапов, включавших в себя и военное противостояние, и торговое сотрудничество, а в некоторой степени - и обмен культурными ценностями, на нашем Северо-Западе была установлена граница не только между владениями Великого Новгорода и Швеции, но и между русским миром и западноевропейской цивилизацией в целом. Будучи включена в состав новгородского культурного наследия, она довольно быстро была переосмыслена у нас как часть наследия общерусского. Как следствие, возвратив приневские земли и основав на них Санкт-Петербург, Петр I по сути лишь продолжил дело предков, расширив и углубив его задачи и цели.

О событиях того времени напоминают скромные церковь с часовней и памятный камень, поставленные потомками близ устья Ижоры, то есть на месте Невской битвы. Однако значительно более важную роль в русской истории сыграло перенесение мощей святого благоверного князя Александра Невского, хранившихся прежде того во Владимире, в монастырь, основанный Петром I в новой столице России. Место для основания Александро-Невского монастыря было выбрано буквально на следующий год после основания Петербурга, формально же годом его основания считается 1713. К концу XVIII столетия, статус монастыря был возвышен до лавры, что поставило его в один ряд с такими древними и почтенными духовными центрами русской цивилизации, как Троице-Сергиева лавра и, разумеется, Киево-Печерская лавра.

Стоит сказать и о том, что главная улица Санкт-Петербурга - Невский проспект - получила свое название по реке Неве, собственно, лишь в косвенном плане. Прямо же оно указывает на ту же Александро-Невскую лавру, что и отразилось в более раннем названии проспекта, содержащем довольно длинное на теперешний вкус, однако вполне корректное определение - а именно, «Большая першпективная дорога к Невскому монастырю». Как помнят историки, современное, более лапидарное название вполне утвердилось лишь к 1781 году.

Это - факт общеизвестный; реже у нас вспоминают о том, что ближе к центру города, прямо на Невском проспекте, стоит с давних пор памятник Александру Невскому. Мы говорим о прекрасной «круглой скульптуре», выполненной академиком С.С.Пименовым в самом начале XIX в. и помещенной у северного, то есть выходящего на Невский проспект, фасада Казанского собора. Брошенный под ноги князю меч с изображением льва - древней эмблемы Швеции - напоминает потомкам о столкновении цивилизаций, произошедшем в прежние времена на берегах Невы .

И уж совсем мало кто помнит, что изображение шлема Александра Невского можно видеть по сию пору на пространстве одного из барельефов, установленных на пьедестале Александровской колонны, поставленной посередине Дворцовой площади, прямо напротив царского дворца, в 1834 году .

Таким образом, монументальный и архитектурный текст исторического центра Санкт-Петербурга с достаточной полнотой воплотил в себе основные черты светлого образа Александра Невского, прямо связанного в культурном наследии россиян с противостоянием и диалогом цивилизаций, происходившем в новгородские времена на северо-западных рубежах русского мира.

ПРИМЕЧАНИЯ

Здесь и далее цитируем древнерусский оригинал Жития по изданию: Повесть о Житии Александра Невского / Подготовка В.И.Охотниковой // Воинские повести Древней Руси. - Л.: Лениздат, 1985. - С. 120-127.

В более ранних работах нам уже доводилось в необходимых подробностях разбирать, почему это видение представилось не самому князю, но его младшему сподвижнику, по имени Пелугий (см., например: Спивак Д.Л. Метафизика Петербурга: Начала и основания. - СПб.: Алетейя, 2005. - С. 35-38).

Житие говорит, собственно, о пришествии чужеземного войска не с запада, но «от полунощныя страны», то есть с севера, что вполне объяснимо, поскольку его авторы смотрели на место событий со стороны Новгорода, то есть с юга.

Мы говорим здесь о первом противостоянии лишь в рамках новгородского периода и лишь применительно к историософской схеме Рукописания Магнуша. Исторически прежде того было и призвание варягов, и много других контактов, разбор межцивилизационного потенциала которых входит в задачи особой работы.

Здесь и ниже приводим современные географические названия, специально этого не оговаривая. В те годы для шведов это были соответственно реки Ние(н) и Сварто (то есть Черная).

Цит. по: Шаскольский И.П. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV веке. - Л.: Наука, 1987. - С. 16.

Лихачев Д.С. Экология культуры // Idem. Земля родная. - М.: Просвещение, 1983. - С. 89.

Здесь нужно оговориться, что на месте позднейшего Петербурга в средних веках существовали русские поселения - к примеру, село Невское устье. Однако они не могли сравниться ни по размеру, ни по значению с такими близлежащими крепостями, как Орешек, Корела и Выборг.

Стоит упомянуть для полноты картины, что еще один памятник князю Александру Невскому - работы скульптора В.Г.Козенюка - был установлен в Санкт-Петербурге на площади перед главным входом в Александро-Невскую лавру сравнительно недавно, в преддверии трехсотлетия города.

Это изображение воспроизводит очертания старинного шлема, который хранится в собрании московской Оружейной палаты. Согласно преданию, не находящему себе, впрочем, убедительного документального подтверждения, он принадлежал в свое время святому благоверному князю.

Спивак Д.Л., 2019.

Статья поступила в редакцию 20.02.2019.

Спивак Дмитрий Леонидович,
доктор философских наук,
руководитель Центра фундаментальных исследований в сфере культуры Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева (Санкт-Петербург),
e-mail: [email protected]

В заброшенной промзоне «американцы и русские» сразились за химическое оружие

В одной из бывших республик СССР, на территории официально законсервированного, но продолжающего функционировать в рамках секретного межправительственного договора завода по производству химического оружия произошла авария с взрывом и выбросом боевого вещества. Узнав об этом, в США подготовили группу «зачистки», чтобы заполучить интересующие образцы химического вооружения. Россия также стянула к месту происшествия подразделения радиационной, химической и биологической защиты для блокирования района и полной ликвидации объекта. И началось противостояние...

Просто игра

Нет, не подумайте, что произошло что-то страшное. Это всего лишь легенда открытого чемпионата по страйкболу, который прошел в Парфине 22–24 сентября.

Страйкбол - это военно-тактическая игра, которая изначально подразумевала обучение солдат бою. Уже потом учебная тренировка переросла в игру, смысл которой - выполнить как можно больше заданий и умереть как можно меньше раз.

Для игроков существует ряд правил, но помимо требований безопасности, культуры поведения на игровой площадке и сценария важна... честность. Действительно, как понять - убили бойца или нет? Ведь в страйкболе, в отличие от пейнтбола, стреляют пластиковыми шариками, а они не оставляют отметок на одежде... Всё просто - игрок, которого подстрелили, должен честно поднять руку и выбыть с поля боя. Как говорят сами участники, в страйкбол приезжают играть только честные люди - другим тут не место.

Вместе с группой страйкболистов мы едем в кузове «КамАЗа» на площадку официального старта игры. По периметру военные охраняют территорию от заплутавших грибников и зевак. Шарики хоть и пластиковые, но бьют больно, травмы не нужны никому... Рассматривая нашивки на камуфляже игроков, понимаешь - география участников не ограничивается Новгородской областью. Есть представители Москвы, Санкт-Петербурга, Твери, Пскова... Для первой тестовой игры, как говорят организаторы, неплохо.

На площадке старта военные из Луги знакомят зрителей с образцами оружия. «Очень тяжёлое, не поднять, с таким далеко не уйдёшь», - обсуждают мальчишки из Парфинской школы. Представляющие военную технику солдаты улыбаются: ведь им приходится с этим оружием совершать многокилометровые марш-броски.

Старт дан

Организатор игры и управляющий партнёр «Агентства готовых решений» Татьяна Черникова сообщила перед началом соревнований, что на площадке соблюдены все необходимые меры безопасности: она соответствует высоким стандартам качества. Татьяна Черникова поблагодарила гостей за участие, а также Правительство Новгородской области за возможность провести масштабный турнир.

В свою очередь заместитель губернатора Новгородской области Вероника Минина, открывая игру, отметила, что такой чемпионат - хорошая возможность для Парфинского района привлечь гостей со всей страны.

После короткой официальной части игроки разошлись готовиться к игре, а мы в кузове знакомого «КамАЗа» возвращаемся в лагерь. Едем весело. Бывалые страйкболисты делятся историями игровой жизни. Кто-то рассказывает, как выпрашивал у жены пятый камуфляж, кто-то про новый автомат. «Жена велела сказать, что я не подкаблучник», - заканчивая историю о покупке нового обмундирования, говорит высокий небритый любитель войнушки.

В лагере работает полевая кухня, организовано питание игроков, тут же можно приобрести тактическую обувь Dixer от генерального спонсора мероприятия Zenden Group, попробовать пострелять из страйкбольного оружия. Хотя все эти мелочи и приятные, но некоторым заядлым игрокам они ни к чему. «Мы приехали не спать, мы приехали играть», - говорят они.

Не силой, а умением

Финальная битва второго дня наглядно показала, что на войне, пусть и игровой, нужна не только физическая сила, но и тактика. Например, многочисленные игроки одной из команд, заняв, на первый взгляд, выгодную позицию, проиграли в тактике, были окружены командой противника и расстреляны.

Результатом игры стали не только хорошее настроение участников, море положительных эмоций и фотографий в социальных сетях. Как сообщили организаторы, об этом чемпионате будет выпущен фильм - про войну, страйкбол и патриотизм.

Тренировочная игра прошла успешно, - подвела итоги Татьяна Черникова. - Бывалые страйкболисты отмечали, что этот проект интереснее и потенциально мощнее уже существующих. На высоте были и организация турнира, бытовые удобства. В Парфине всё было предусмотрено.

Уже сейчас можно смело утверждать, что игра «Противостояние: земля Новгородская» дала старт новому направлению - военно-патриотическому туризму. Ведь, по словам организаторов, это не последнее мероприятие в Новгородской области. Планируется, что тактические состязания на парфинской площадке будут проходить ежегодно.

Напомним, масштабные соревнования были организованы «Агентством готовых решений» и «Территорией активных игр «Полигон» при поддержке Правительства Новгородской области и объединили в Парфинском районе более 2000 человек из 12 регионов России.

Татьяна ЯКОВЕНКО, Анастасия ГАВРИЛОВА

Фото Татьяны Яковенко

14 июля 1471 года, 545 лет назад, состоялась знаменитая Шелонская битва между Москвой и Новгородом. Что произошло в тот день и почему нам так мало известно о битве, рассказывает отдел науки «Газеты.Ru».

История противостояния Москвы и Новгорода занимает особое место в истории нашей страны. Эти два княжества соперничали между собой за право обладания политическим, экономическим и религиозным превосходством на Руси на протяжении столетий. Москва отстаивала право контролировать все княжества, а Новгород пытался сохранить свой уникальный республиканский дух. Московскими князьями в течение XIV–XV веков предпринималось несколько попыток присоединить Новгородское княжество, но ни одна из них не увенчалась успехом. Но начавшееся в конце весны 1471 года очередное противостояние принесло Москве долгожданный успех, хотя за это ей пришлось дорого заплатить.

К середине XV века, в период царствования Ивана III, Новгород переживал кризисные времена.
В городе постоянно происходили восстания горожан против знати из-за угнетения низших и средних слоев городского населения.
Местное новгородское боярство, в руках которого была сосредоточена власть, не могло своими силами положить конец восстаниям. Для этого было принято решение заключить союз с польско-литовским королем, который прислал для управления неспокойным городом своего наместника, князя Михаила Олельковича. Другим важным шагом к усмирению восстания и становлению мощи княжества был выбор нового новгородского архиепископа после смерти Иона, занимавшего этот пост ранее. По традиции кандидатура должна была быть представлена на согласование с Москвой, но в этот раз Новгород решил считаться с литовским православным митрополитом, который находился в Киеве. Вместе с этим Новгород заранее предусмотрел будущую агрессию московского князя Ивана III и заключил союзнический договор с польско-литовским королем Казимиром IV.

«Изменник православию»
Сразу две измены возмутили народные массы Новгорода, и это вызвало раскол среди бояр, что привело к ослаблению военной мощи города.
Иван III прекрасно понимал, что наступил хороший момент окончательно присоединить Новгородское княжество, но решил действовать хитро, дипломатическим способом - посредством церкви.
Московский митрополит обвинил новгородцев в предательстве и требовал, чтобы население города отказалось от поддержки польско-литовской опеки. Данная угроза мобилизовала сразу обе стороны, и Иван III весной 1471 года принимает решение организовать общерусский «крестовый поход» на Новгород, который воспринимался остальными княжествами как «измена православию». Религиозный окрас похода придавал ему еще большее значение и важность.

Начиная с марта 1471 года Иван III начал готовиться к походу. В связи с особыми климатическими условиями местности вокруг Новгорода было необходимо выбрать правильную стратегию, а главное - время наступления.
Для этого был созван церковно-служилый собор, на котором было принято решение организовать поход в начале лета.
Кроме того, Ивану III было важно заручиться поддержкой в лице союзнических княжеств и войск. На соборе решили привлечь к походу вятчан, устюжан, псковичей, тверского князя. В качестве стратегического направления нападения были выбраны западное, южное и восточное, чтобы окружить Новгород, отрезать его от всех отступных маршрутов, которые вели в Литву. Также был разработан более четкий план действий, согласно которому к Новгороду должны были подойти с запада и востока два сильных отряда, а с юга наносился главный удар под командованием самого Ивана III. Стоит отметить, что факт созыва церковно-служилого собора был новым явлением в политической практике средневековой Руси. В поход отправлялся не просто старший из русских князей, а глава всей Русской земли. Это в очередной раз подчеркивает особенность и значимость предстоящего похода.

Походный дневник
Об этом походе нам известно не так много. Основными источниками выступают три летописи, в которых информация о военной кампании 1471 года фрагментарна и местами не совпадает. Основу составляет московская великокняжеская летопись, которая содержит в себе походный дневник князя.
Предполагается, что Иван III вел его во время похода, записывая туда различные детали, даты и впечатления.
Но при включении дневника в состав летописи его содержание было подвержено значительным корректировкам и сокращениям, что затрудняет его прочтение сегодня. Помимо этого, мы располагаем некоторыми свидетельствами, изложенными в Новгородской и Псковской летописях, которые содержат упоминания о походе 1471 года, но в некоторых местах значительно расходятся с официальной московской версией.

Ивану III необходимо было подготовить войско для наступления. Во главе 10-тысячного отряда встали князья Даниил Холмский, Федор Давыдович Пестрый-Стародубский, а также князь Оболенский-Стрига.
Все были опытными воеводами, участвовали в военных кампаниях ранее и представляли серьезную угрозу для новгородского ополчения.
Но более значительную часть московского войска составляли примкнувшие к ним союзники: тверские, псковские и дмитровские войска. Тверское княжество на протяжении долгого времени было соперником Москвы, но факт союза в походе против Новгорода свидетельствует о признании Тверью руководящей роли Москвы. Со стороны Твери были князья Юрий и Иван Никитич Жито, которые предоставили Москве внушительное войско.

Еще одним важнейшим союзником Москвы был Псков. Его политическое положение на протяжении долгого времени было особенным. Признавая над собой власть великого князя московского, Псков сохранял значительную долю самостоятельности в своих внешнеполитических акциях, сам распоряжался своим ополчением и неохотно втягивался в войну с Новгородом. Более того, долгое время существовал союз между Псковом и Новгородом, но после событий 1460 года, когда Псков встал на сторону Москвы во время сражений на ливонском рубеже, ситуация изменилась. Таким образом, кампания 1471 года отличается масштабом втянутых в нее союзнических войск, которые раньше были врагами Москвы.

Новгородское ополчение
Новгород также активно готовился к бою. Боярство собирало всех боеспособных горожан и заставляло их идти на войну. Численность новгородского войска во много раз превышала московское и доходила до 40 тыс., но его боеспособность была намного ниже из-за непопулярности войны среди новгородского населения.
Стратегия Новгорода заключалась в разобщении московского войска и его уничтожении по частям.

Главную ударную силу Новгорода составляла конница, которую бояре направили на Псковскую дорогу, чтобы не дать возможности соединиться отряду князя Холмского с псковским соединением. Также новгородская пехота должна была высадиться на южном берегу у села Коростына и разбить отряд князя Холмского. Третьим направлением новгородского плана было Заволочье, где действовал отряд князя Василия Шуйского, который, впрочем, был отрезан от главных военных сил. Очевидно, что, несмотря на наличие плана наступления, новгородские войска были очень рассеяны и плохо организованы. По данным летописи, после вторжения великокняжеских войск на Новгородскую землю руководство Новгорода сделало попытку вступить в переговоры и отправило к великому князю посла с просьбой об «опасе». Однако «в ту же пору» новгородцы «послаша свою рать в судахъ по Илмерю озеру многихъ людей отъ Великого Новагорода».

«...Веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи»
В конце июня 1471 года Иван III приказывает войскам князя Данилы Дмитриевича и Федора Давыдовича двигаться в сторону Русы - важнейшего стратегического пункта на пути к Новгороду.
С заметной быстротой, которая отмечается в летописи, за пять дней московские войска сжигают и уничтожают город.
Затем, вместо того чтобы продолжать двигаться ближе к Новгороду, воеводы принимают решение «от Русы поидоша к Дъману городку», находящемуся в юго-восточном направлении от Новгорода. В свою очередь, Иван III отдает директиву, в которой отмечает, что «веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи. И под Демоном велел стоати князю Михаилу Андреевичи съ сыномъ своим княземъ Васильемъ и со всеми вой своими» .

При всей важности овладения городом Демоном, для будущей стратегии ведения военной кампании он не имел никакого смысла. И это понимал прекрасно Иван III, в отличие от своих воевод. Этот эпизод, в частности директива князя от 9 июля, во многом предопределил дальнейшую судьбу кампании и привел к битве на реке Шелони. Иван III четко определил главное и второстепенное при организации передвижения своих войск и захвата городов. Увод войск с новгородского направления ослаблял бы угрозу, нависшую над городом, и развязывал новгородцам руки для дальнейших активных действий. Овладение Демоном рассматривалось как второстепенная задача, для решения которой выделялись небольшие силы тверского удельного князя. Главным было соединиться с псковскими войсками и дать бой новгородцам, место для которого было выбрано на левом берегу реки Шелони, между ее устьем и городом Сольцы.

«О бою на Шолони»
Как ни странно, но о самой битве нам известно крайне мало. У нас есть отрывочные сведения из псковской летописи, которая, впрочем, пишет об участии псковичей в этой битве, хотя из официальной московской летописи известно, что псковские войска так и не дошли до места сражения. Единственным полноценным источником, из которого можно узнать некоторые детали сражения, является московская великокняжеская летопись.
Новгородское войско под командованием Дмитрия Борецкого, Василия Казимира, Кузьмы Григорьева и Якова Федорова расположилось на ночлег у устья реки Дрянь - притока реки Шелонь. Утром 14 июля началась перестрелка через реку. Внезапность нападения подготовленного и закаленного войска князя Холмского застала врасплох новгородцев. Московские войска продолжали переправляться, атаковать впавших в бегство новгородцев, несмотря на их численное преимущество. В целом это все, что нам известно о битве: неожиданная быстрая переправка москвичей через реку, мужество войск, обильный обстрел новгородцев стрелами, что выбило из боя их конницу, и их дальнейшее поражение.
В этой битве новгородцы потеряли около 12 тыс. убитыми и 2 тыс. пленными.

Впрочем, нам известно сегодня больше о тех разногласиях, которые присутствовали в текстах летописей, чем о самой битве. Одним из ярких расхождений является упоминание в новгородской летописи татарского отряда, который якобы помог московскому войску победить новгородцев. По данным официальной великокняжеской летописи, татар в войсках князя Холмского и Федора Давидовича не было - они шли во втором эшелоне с князем Иваном Стригой Оболенским. В бою на Шелони татары участвовать не могли. Другие расхождения касаются в основном деталей последствия боя, например отступления москвичей за реку после победы, что видится невообразимым. Но все три текста летописей сходятся в полном разгроме новгородских войск Москвой, что свидетельствует о важнейшей стратегической победе Московского княжества в противостоянии с Новгородом. Он не был окончательно присоединен, но после этой кампании вслед за подписанием Коростынского мирного договора 11 августа 1471 года, положившего конец этой войне, статус Новгорода сильно изменился. Город стал неотъемлемой частью Русской земли. В этом была большая заслуга Ивана III и его военного таланта.

«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков»
Место Шелонской битвы в общей исторической памяти до сих пор не совсем четко определено. 7 июля 2001 года по благословению архиепископа Новгородского и Старорусского Льва в церкви Апостола евангелиста Иоанна Богослова в селе Велебицы Солецкого района Новгородской области после литургии состоялся крестный ход, после которого был водружен и освещен шестиметровый дубовый крест, на котором была помещена памятная доска со словами:
«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков».
Спустя восемь лет, 8 декабря 2009 года, на берегу Шелони в деревне Скирино, на предполагаемом месте битвы между отрядами новгородцев и москвичей, поставили памятный знак. Редко кто вспоминает о событиях, произошедших 14 июля 1471 года, но, как показала история, их последствия сильно повлияли не только на историю Новгорода, но и на Московское княжество, и на всю Средневековую Русь. Историк Николай Костомаров, бывавший в этих местах, вспоминал: «Проехавши несколько верст, на песчаном берегу, поросшем кустарниками, мы нашли большой, довольно высокий холм, и когда стали зонтиками копать на нем землю, то увидали, что весь этот холм состоит из человеческих костей. Тут текла почти высохшая речка Дрань, впадающая в Шелонь. Я сообразил, что этот могильный холм есть место погребения новгородцев, разбитых на берегу Шелони несколько выше этого места и бежавших до реки Драни, где в другой раз бегущим нанесено было окончательное поражение. Взявши на память два черепа, мы поехали далее и прибыли к часовне, под которою была могила павших в бою воинов; ежегодно совершается над ними панихида».

Источник

В 1462 г. умер Василий Темный. С вступлением на престол Ивана III над Новгородом нависла страшная опасность. Недаром Иван III впервые в русской истории получил прозвище Грозный, и лишь позже его заполучил «свирепый внук» Иван IV.

Единственным спасением Господина Великого Новгорода могло быть Великое княжество Литовское. С XII века новгородцы отстаивали свою независимость, балансируя между владимиро-суздальскими князьями. Теперь вся Владимиро-Суздальская Русь принадлежала свирепому Ивану.

Давайте посмотрим на противостояние Москвы и Новгорода не глазами историков XIX–XX веков, а глазами новгородцев XV века. Они не могли предвидеть Брестскую унию, полонизацию Литовской Руси, дикого произвола польских магнатов в XVII–XVIII веках и т. д. В их время большинство литовских князей и панов исповедывали православие, еще была веротерпимость. Многие города Литвы получили Магдебургское право, пускай и не всегда в полном объеме. Наконец, новгородцы привыкли видеть на Городище служилых литовских князей. Риторический вопрос, так почему мы должны вслед за историками называть часть новгородского населения, тяготевшую к Литве, изменниками?

Сторонников Литвы в Новгороде возглавляли бояре Борецкие. Началом решительной схватки с Москвой можно считать осень 1470 г. 5 ноября умер новгородский владыка Иона. Через два дня после его смерти в Новгород приехал из Литвы Михаил Александрович, брат киевского князя Семена. Михаил прибыл с киевской дружиной и получил статус служилого князя. Любопытно, что в Новгороде одновременно с ним находился и наместник великого князя московского Ивана III. Собственно, в этом ничего необычного для Республики не было, мы помним, как часто на кормлении содержалось сразу по два князя. Но тут ситуация была совсем другой. Если Михаила с некоторой натяжной можно считать кондотьером, то Иван III считал своего наместника ровней наместникам в Ростове, Можайске и других захваченных Москвой городах.

Партию Борецких, которую возглавляла Марфа, вдова посадника Исака Борецкого, постигла серьезная неудача при выборе нового владыки. Марфа желала видеть архиепископом Пимена, заведовавшего при Ионе Софийской (церковной) казной. Но по новгородскому обычаю владыка выбирался по жребию из трех претендентов. Ими стали Пимен, Варсоний (духовник покойного Ионы) и протодиакон Феофил.

15 ноября 1470 г. на Софийском (владыческом) дворе собралось вече. Жребий пал на Феофила. Противники Борецких воспользовались случаем и потребовали провести ревизию владыческой казны. Вече согласилось - русские люди всегда ненавидели взяточников и казнокрадов. Не берусь судить, воровал ли Пимен церковные деньги, но была обнаружена большая недостача. Пимена схватили, долго били, разорили его двор и постановили взыскать с него тысячу рублей.

Дело, конечно, было не в тысяче рублей. У Борецких и других бояр - противников Москвы - средства имелись большие, проблема была в резком падении престижа литовской партии.

Выбранный владыкой протодьякон Феофил был серой бесхарактерной личностью. Его мало беспокоила судьба Господина Великого Новгорода, а интересовало лишь собственное благополучие. Он равно не хотел ни полного подчинения Новгорода Ивану III, ни победы литовской стороны. Феофил опасался, что в последнем случае его влияние резко упадет, в чем он действительно был прав. А свирепый Иван, между тем, был тише воды, ниже травы и посылал в Новгород доброжелательные грамоты, которые служили сильным оружием для промосковской партии.

Стороны сошлись на вече. Победила литовская партия, и вече приняло «договорную грамоту» с великим князем литовским Казимиром. Согласно договору король обязался держать в Новгороде своего наместника из числа православных панов. Наместник, дворецкий и тиуны, проживая на Городище, не должны были иметь при себе более пятидесяти человек. Если пойдет великий князь московский или сын его, или брат на Новгород войной, король вместе с Радой литовской должен был идти на подмогу новгородцам. Если же король, не помирив Новгорода с московским князем, поедет в Польскую или Немецкую землю и без него пойдет Москва на Новгород, то Рада литовская должна идти оборонять Новгород. Король обязался не притеснять православную веру, и где захотят новгородцы, там и поставят себе владыку, а король не будет строить католических церквей ни в Новгороде, ни в пригородах, ни по всей земле Новгородской.

В случае реализации этого договора в жизни новгородцев ничего бы не изменилось на много десятилетий. Другой вопрос, обошла бы вольный Новгород мутная волна католической экспансии и полонизации в конце XVI - начале XVII веков?

Планы литовской партии перечеркнуло незначительное событие, вроде бы не имевшее отношения к Новгороду. В Киеве умер князь Семен Александрович. Узнав о смерти брата, князь Михаил 15 марта 1471 г. бросает Новгород и вместе с дружиной отправляется в Литву. Конечно, ехал он не затем, чтобы возложить цветы на могилу. До Михаила дошли сведения, что Казимир решил отнять Киев у династии Олельковичей и посадить там своего наместника. Уходя из Новгорода, дружина Михаила кое-чего пограбила в новгородских волостях. Дело, вроде бы, житейское - в те времена без этого никто не обходился. Но промосковские элементы подняли по сему поводу в Новгороде страшный шум.

И вот в мае 1471 г. великий князь Иван III созывает на думу братьев своих, митрополита, архиереев, бояр и воевод и объявляет, что необходимо выступить в поход на Новгородцев за их «отступление». Встал вопрос, наступать ли немедленно или подождать до зимы. Новгородская земля изобилует озерами, реками, непроходимыми болотами, и поэтому прежние великие князья летом старались в походы на Новгород не ходить, а кто ходил, тот терял много людей. Решили все-таки выступать немедленно, и Иван III занялся распоряжениями перед своим отъездом. Москву он оставил на своего сына Ивана Молодого, при нем приказал быть своему брату Андрею Васильевичу Старшему вместе с татарским служилым царевичем Муртозой. С собой в поход великий князь взял братьев Юрия, Андрея Меньшого и Бориса, князя Михаила Андреевича Верейского с сыном и другого татарского служилого царевича Даньяра.

Немедленно из Москвы в Тверь и Вятку полетели гонцы с приказом идти на Новгород. И Тверское княжество, и Вятский край обладали значительными вооруженными силами, и, поддержи они Великий Новгород, Ивану мало бы не показалось. Но, увы, скупость и трусость тверского князя Михаила Борисовича и жадность вятчан (хлыновцев) решили дело. Они всеми силами поддержали Москву. Прошло совсем немного времени, и великий князь московский по заслугам отблагодарил союзников. В сентябре 1485 г. Иван III осадил Тверь. 15 сентября город капитулировал, а Иван III подарил Тверское княжество своему старшему сыну Ивану Молодому.

Через 4 года Иван III разделается с Вяткой. Московское войско вместе с отрядом казанского хана Махмет-Алина 16 августа 1489 г. осадит Хлынов (Вятку). Город будет вынужден сдаться. С Хлыновым Иван III поступит так же, как и с Великим Новгородом - за массовыми казнями последует тотальные выселение горожан в Боровск, Алексин, Кременец, Дмитров и др. В свою очередь, часть населения этих городов ни за что, ни про что будет отправлено на Вятку, в места для них «не столь отдаленные».

Но все это будет потом, а сейчас хлыновцы послали войско на Новгород. Московская рать шла на республику через Тверское княжество, и Михаил Борисович обязался обеспечить его продовольствием и всем необходимым. По пути к Ивану III присоединилось и тверское войско под началом князя Михаила Федоровича Микулинского.

По настоянию Ивана III против Новгорода выступил и его «молодший брат» Псков. (С Псковом покончит уже сын Ивана Василий III).

Наступление войск Ивана сопровождалось беспрецедентным психологическим давлением на новгородцев со стороны промосковской партии. Соловецкий отшельник Зосима ходил по Новгороду и заявлял, что на пиру у Борецких он видел знатнейших бояр без голов. (Впоследствии Иван III их казнит). Кто-то рассказывал, что на гробах двух новгородских архиепископов, почивающих в мартириевской паперти у святой Софии, увидели кровь; у хутынского Спаса зазвонили сами собой колокола; в женском монастыре Евфимии в церкви на иконе Богородицы из очей покатились слезы, как струя; заметили слезы и на иконе св. Николая Чудотворца в Никитинской улице, а на Федоровой улице полилась вода с ветвей и с вершины топольцев (ветл), и это были как будто слезы.

По Новгороду распускались слухи, что Марфа Борецкая выходит замуж за литовского князя и даже назывались мифические кандидаты. Предположим, что был бы хотя бы разговор, хоть строчка в письме от Марфы, немедленно или потом это Москва поставила бы ей в вину и раззвонила бы во все колокола.

Московские дьяки и летописцы лгали, как могли: «Неверные изначала не знают Бога; а эти новгородцы столько лет были в христианстве и под конец начали отступать к латинству; великий князь пошел на них не как на христиан, но как на иноязычников и на отступников от православия; отступили они не только от своего государя, и от самого господа Бога; как прежде прадед его, великий князь Димитрий, вооружился на безбожного Мамая, так и благоверный великий князь Иоанн пошел на этих отступников» .

Итак, новгородцы, желающие жить по обычаям своих отцов и дедов, защищающие свое имущество и жизни, сравниваются с ханом Мамаем, идущим грабить Русь. Риторический вопрос, кто больше похож на Мамая - Марфа Борецкая или Иван III? Ну, ладно, простим московскому дьяку, ему, как-никак, деньги платили, а за неповиновение могли и голову снести. Но серьезный историк С. М. Соловьев предваряет вышеприведенную цитату из московской летописи своим умозаключением: «И прежде в летописях отражается нерасположение северо-восточного народонаселения к Новгороду; но теперь, при описании похода 1471 года, замечаем сильное ожесточение» .

Как мог Соловьев согласиться с тем, что новгородцы отказались от православия и «от самого господа Бога»? А ведь в той же книге III сочинений Сергея Михайловича говорится, что Киев к 1470 г., более чем 150 лет находившийся в составе Великого княжества Литовского, был в целом православным городом, и католиков в нем было меньше, чем немцев в 1469 г. в Новгороде.

29 июня Иван III с ратью зашел в Торжок. А 14 июля на реке Шелони состоялось сражение москвичей с новгородцами. Официальный летописец утверждает, что де москвичей было 4 тысячи, а новгородцев 40 тысяч (может, речь шла только о москвичах, и не были учтены татары, тверичи и т. д.). Между тем, именно удар татарских войск в тыл новгородцам решил исход битвы. Замечу, что важную роль тут сыграл и низкий моральный дух новгородского войска. Так, «владычный полк» вообще не принял участия в битве, и воины его спокойно смотрели, как татары убивают их земляков.

Иван III приказал казнить наиболее знатных новгородцев, взятых в плен на Шелони - сына Марфы Борецкой Дмитрия, Василия Селезнева-Губу, Киприана Арьбузьева и архиепископского чашника Иеремия Сухощека.

В конце июля московские войска подошли к Новгороду. В самом городе вовсю действовала «пятая колонна». Некий Упадыш с товарищами ночью заколотил железом пятьдесят пушек, стоявших на стенах, прежде чем их схватили сторожа. Изменников растерзал народ, но пушки в строй ввести уже было невозможно.

Новгород капитулировал. По приказу великого князя московского были составлены две договорные грамоты. По ним Новгород отрекался от союза с великим князем литовским Казимиром, обязывался не принимать врагов и всех лиходеев великого князя (а именно сына Шемяки Ивана Можайского и Василия Ярославича Боровского). Теперь только московский митрополит мог поставить владыку в Новгороде. Новгородцы обязывались не мстить всем участникам «пятой колонны». Новгород терял часть северо-восточных владений. И, само собой разумеется, горожанам пришлось платить «за проступки» 15,5 тысяч рублей.

В отличие от прежних договоров Новгорода с Великими княжествами Владимирским и Московским в договоре фигурировал не один, а сразу два князя московских - Иван Васильевич и Иван Иванович. Дело в том, что Иван III был подозрителен, и на всякий случай короновал своего сына.

23 ноября 1475 г. Иван III прибыл в Новгород. Кроме обычных поборов, князь приказал схватить несколько десятков неугодных ему знатных новгородцев и в оковах отправить в Москву, а с их семейств еще содрать полторы тысячи рублей.

Сколько приобрел великий князь в Новгороде на сей раз, неизвестно, поскольку брал он частями. К примеру, владыка Феофил поднес Ивану «три постава сукон, 100 корабельников (червонцев), зуб рыбий, да и на проводях две бочки вина». А посадник Фома Андреевич Курятник вместе с тысяцким поднесли Ивану тысячу рублей от всего Великого Новгорода.

26 января 1471 г. великий князь покинул Новгород и уже 8 февраля был в Москве (по санному пути добираться быстрее). А в марте в Москву приехал владыка Феофил с боярами просить об освобождении заточенных новгородцев. Иван хорошо принял владыку, угостил, но не отпустил ни одного пленника.

В Москву прибыли и несколько новгородских бояр искать суда у великого князя, поскольку в Новгороде они не рассчитывали на успех в своих гражданских исках. В их числе был бывший посадник Василий Никифорович Пенков. И тут Иван III сделал хитрый ход - потребовал у новгородских бояр присягнуть ему как государю. Так, 27 февраля 1477 г. к Ивану III с челобитной приехали подвойский Назар и дьяк веча Захар. В Москве их приняли за послов от владыки и от всего Великого Новгорода. Назар и Захар называли великого князя и его сына государями, а не господами. (С утверждением самодержавия получили огромное значение титулы, которые впоследствии сыграли значительную роль в государственной истории России, и не один раз служили предлогом к войнам.) Великий князь тотчас придрался к фразе новгородцев, и на вопрос о титуле стал поводом к расправе над Новгородом. Он отправил в Новгород своих послов бояр Федора Давидовича и Ивана Тучкова и дьяка Василия Далматова специально по этому вопросу.

Созвав вече, великокняжеские послы сказали: «Великий князь велел спросить Новгород: какого государства он хочет?» «Мы не хотим никакого государства!» - кричали взволновавшиеся новгородцы. «Но Великий Новгород, - продолжали послы, - посылал к великому князю от владыки и от всех людей Великого Новгорода послов свих, Назара и Захара, бить челом о государстве, и послы назвали великого князя государем». «Вече никого не посылало! - кричали новгородцы. - Вече никогда не называло великого князя государем! От века не было того, как и земля наша стала, чтобы какого-нибудь князя мы называли государем. А что великому князю сказывали, будто мы посылали, так это ложь!»

Новгородцы попросили великокняжеских послов объяснить им, какая перемена будет, когда Новгород назовет великого князя государем вместо господина. Те сказали: «Коли вы его назвали государем, значит вы за него задались, и следует быть суду его в Великом Новгороде, и по всем улицам сидеть его тиунам, и Ярославово дворище великому князю отдать, и в суды его не вступаться!»

Новгородцы, наконец, догадались, что их хотят лишить последних прав и закричали: «Как смели ходить в Москву судить и присягать великому князю, как государю!.. Этого от века не делалось, и в докончаньи сказано, чтоб новгородца не судить на низу, а судить в Новгороде! Давайте сюда тех, кто ездил судиться!»

31 мая притащили на вече Василия Никифорова Пенкова и Захара Овинова. «Переветник! - кричали новгородцы на Василия. - Ты был у великого князя и целовал ему на нас крест!» Василий ответил: «Я был у великого князя и целовал ему крест в том, что служить мне, великому государю, правдою и добра хотеть, а не на государя моего Великий Новгород и не на вас, свою господу и братию!» Тогда «прижали» Захара, и он показал на Василия, что тот целовал крест и от имени Новгорода.

Форма присяги, принятая в Москве, до уничтожения веча не была известна в Новгороде. Уж очень текст ее был раболепным, непривычным для вольных людей, какими считали себя новгородцы. Присягнувший по-московски обязывался, в случае нужды, действовать против Новгорода и доносить великому князю о всяком сопротивлении ему или недоброжелательстве.

Тут же на вече народ до смерти забил Василия и Захара. Новгородские власти продержали великокняжеских послов в Новгороде 6 недель и потом дали им такой ответ: «Бьем челом господам своим великим князьям, а государями их не зовем; суд вашим наместникам по старине, на Городище; а у нас суда вашего княжеского не будет, и тиунам вашим у нас не быть; дворища Ярославова не дадим вам. Как мы с вами на Коростыне мир кончили и крест целовали, так на том докончании и хотим с вами жить; а с теми, что поступали без нашего ведома, ты, государь, сам разведайся: как хочешь, так их и казни; но и мы тоже, где которого поймаем, там и казним; а вам, своим господам, бьем челом, чтоб держали нас по старине, по крестному целованию».

Так как лето 1471 г. было как никогда сухое, то Иван III ожидал осени. 23 ноября Иван с войском был уже у Сытина в 30 верстах от Новгорода. Здесь к нему явились владыка Феофил с посадником и житными людьми и стали бить челом: «Господин государь князь великий Иван Васильевич всея России! Ты положил гнев свой на отчину свою, на Великий Новгород, меч твой и огонь ходят по Новгородской земле, кровь христианская льется, смилуйся над отчиною своею, меч уйми, огонь утоли, чтобы кровь христианская не лилась: господин государь, пожалуй! Да положил ты опалу на бояр новгородских и на Москву свел их в свой первый приезд: смилуйся, отпусти их в свою отчину в Новгород Великий».

Великий князь ничего послам не ответил, но отобедать их пригласил. Тогда на следующий день новгородские послы пошли к брату Ивана III Андрею Меньшому, принесли подарки и попросили, чтобы он замолвил слово великому князю за Новгород. Потом послы пошли к Ивану III с просьбой, чтобы велел с боярами поговорить. Великий князь выслал к ним троих бояр «на говорку». Послы предложили им такие условия: чтобы великий князь ездил в Новгород на четвертый год и брал по 1000 рублей; велел бы суд судить своему наместнику и посаднику в городе, а с чем они не справятся, то великий князь бы тогда судил, когда сам приедет на четвертый год, но в Москву бы не вызывал. Чтобы великий князь не велел своим наместникам судить владычных и посадничьих судов, чтобы великокняжеские подданные в своих тяжбах с новгородцами судились бы перед наместником и посадником, а не на Городище. Вместо ответа Иван III велел своим воеводам подойти к Новгороду, занять Городище и пригородные монастыри.

27 ноября московское войско стало у стен города. 4 декабря в московский стан явились владыка Феофил с посадниками и житными людьми и били челом, чтобы государь пожаловал, указал своей отчине, как бог положит ему на сердце свою отчину жаловать. Ответ был прежний: «Захочет наша отчина бить нам челом, и она знает, как бить челом». Послы вернулись в Новгород, а на следующий день прибыли к Ивану с повинной, что действительно Новгород посылал в Москву Назара и Захара называть великого князя государем. «Если так, - велел ответить им Иван, - если ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, сказались перед нами виноватыми и спрашиваете, как нашему государству быть в нашей отчине, Новгороде, то объявляем, что хотим такого же государства и в Новгороде, какое в Москве».

7 декабря при очередном визите послов Иван III пояснил, чего он хочет: «Государство наше таково, вечевому колоколу в Новгороде не быть; посаднику не быть, а государство все нам держать; волостями, селами нам владеть, как владеем в Низовой земле, чтоб было на чем нам быть в нашей отчине, а которые земли наши за вами, и вы их нам отдайте; вывода не бойтесь, в боярские вотчине не вступаемся, а суду быть по старине, как в земле суд стоит». Новгородцы вынуждены были согласиться.

Затем к новгородцам обратились московские бояре: «Великий князь велел вам сказать: Великий Новгород должен дать нам волости и села, без того нам нельзя держать государства своего в Великом Новгороде». Новгород предложил боярам две волости: Луки Великие и Ржеву Пустую, но великий князь не согласился. Тогда предложили десять волостей, и тут Иван III отказался. Новгородцы предложили самому князю назначить, сколь ему надо волостей. Иван не растерялся и назначил половину волостей владычных и монастырских и все новоторжские, чьи бы они ни были.

Затем начались переговоры о дани. Сначала великий князь хотел брать по полугривне с обжи. Новгородскую обжу составлял один человек, пашущий на одной лошади. Три обжи составляли соху, пашущий на трех лошадях и сам-третей составляли также соху.

20 января 1478 г. Иван III назначил своими наместниками в городе Ивана и Ярослава Васильевичей Оболенских. Перед отъездом великий князь велел схватить купеческого старосту Марка Панфильева, боярыню Марфу Борецкую с внуком Василием Федоровым, еще пятерых знатных новгородцев, и отвезти их в Москву, а имения их Иван прибрал себе. Также были изъяты все договоры, когда-либо заключенные новгородцами с литовскими князьями.

17 февраля Иван выехал из Новгорода и 5 марта прибыл в Москву. За ним привезли в Москву вечевой колокол и подняли на колокольню на кремлевской площади.

После этого новгородцам показалось, что великий князь оставил их в покое. Но, увы, 26 октября 1479 г. Иван III вновь двинулся на Новгород якобы «с миром», благо, никаких поводов к войне новгородцы не давали. Однако, подойдя к Новгороду, Иван велел открыть артиллерийский огонь (командовал «пушечным нарядом» Аристотель Фиорованти). С момента приезда в Москву в 1475 г. Аристотель выполнял обязанности генерал-фельдцейхмейстера, говоря языком XVIII - начала XX века. Аристотель проектировал пушки, лил и ковал их, учил стрелять из пушек и управлять огнем орудий в бою.

После нескольких дней бомбардировки городские ворота открылись и оттуда вышли владыка и духовенство, несшие кресты и иконы, а следом - посадник, тысяцкий, старосты пяти концов, бояре и множество народа. Все пали ниц перед великим князем и взмолились о пощаде и прощении. Иван III сказал им: «Я, ваш государь, даю всем невинным в этом зле мир; ничего не бойтесь». Тем не менее, заняв город, Иван велел схватить свыше пятидесяти новгородцев и подверг их страшным пыткам. «Тут только великий князь узнал об участии владыки в заговоре и о сношениях братьев своих с новгородцами» .

Наш великий историк писал это вполне серьезно. Как Иван III, так и его «свирепый внук» Иван IV очень мало думали о логике своих обвинений. В 1569 г. Иван Грозный обвинит жителей Новгорода в том, что они де «Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии хотели злым умышлением извести, а на государство посадити князя Володимира Ондреевича».

Ларчик открывался просто - Ивану III и его внуку нужны были деньги и очень много денег, а заодно и подготовить материал для расправы над родными братьями. В частности, Иван III мечтал залезть во владычную (архиепископскую) казну. Разумеется, трусливый Феофил ни в чем не был замешан.

Выявленные под пытками обвинения дали повод арестовать Феофила. Он был отослан в заточение в московский Чудов монастырь, все богатства архиепископа взяты в Москву. Вместо Феофила по воле Ивана III митрополит Геронтий поставил московского протопопа Симеона, переименованного при посвящении в Сергия. Сергий надменно вел себя с новгородцами и третировал местное духовенство. Вскоре Сергия начали мучить видения. К нему сначала во сне, а потом уже и наяву стали приходить давно усопшие новгородские владыки (архиепископы). «Зачем, безумец, - говорили они - зачем дерзнул ты приняти поставление святительства нашего, на место поруганного, неправедно сверженного и еще живого владыки? Не по правилам ты осмелился сесть на мученический престол! Оставь его!». Сергий вначале крепился, но затем в его поведении появились странности. То он «выйдет из кельи без мантии, то сядет под храмом Св. Софии или у Евфимиевской паперти и глядит бессмысленно». Кончилось дело тем, что Сергий вообще потерял дар речи. Московские власти официально заявили, что новгородцы отняли у него ум волшебством.

26 июня 1484 г. Сергия увезли в Троицкий монастырь под Москву. Иван III занялся подбором кандидатов на место Сергия. Лучшим оказался чудовский архимандрит Геннадий Гонзов, поскольку архимандрит «а дал от того (за назначение) дви тысячи рублей князю великому» . Геннадий поехал в Новгород. А немощный Сергий, вернувшись в Троицкий монастырь, пришел в себя и прожил еще 20 лет. Судя по всему, даже столь промосковски настроенный священнослужитель ужаснулся безобразиям, творимым московскими наместниками Яковом Захарьевичем и Юрием Захарьевичем Кошкиными в Новгороде.

В 1487 г. по доносу Якова Захарьевича Иван III выслал из Новгорода пятьдесят семей лучших купцов и перевел их во Владимир. В следующем году Яков и Юрий открывают «ужасный» заговор новгородцев, которые хотели убить братьев. В Новгороде начинаются массовые казни - кого вешают, кому рубят головы. По доносу Захарьевичей Иван III повелел выселить из Новгорода семь тысяч житных людей (домовладельцев) и поселить их в Костроме, Нижнем Новгороде, Владимире и других городах. В следующем 1489 г. Иван III повелел выселить из Новгорода всех остальных (коренных) житных людей. Их также расселили в средней России, причем многие были убиты по дороге. На место высланных новгородцев прибывали обозы с переселенцами со всей России.

По этому поводу Н. И. Костомаров писал: «Так добил московский государь Новгород, и почти стер с земли отдельную северную народность. Большая часть народа по волостям была выгублена во время двух опустошительных походов. Весь город был выселен. Место изгнанных старожилов заняли новые поселенцы из Московской и Низовой Земли. Владельцы земель, которые не погибли во время опустошения, были также почти все выселены; другие убежали в Литву».

Надо ли говорить, что в 80-х годах XV века Новгород покинуло подавляющее большинство иностранных купцов, занимавших ранее целый квартал в городе - «немецкий двор». Бесспорно, в вольном Новгороде было много буйства, но иностранцы были надежно защищены от него. На тот же «немецкий двор» новгородцы могли заходить только днем. Строгий порядок в торговых сделках сменился бесчинствами Захарьевичей. Да и не с кем стало торговать - все партнеры иностранных купцов были казнены или высланы из Новгорода.

Так рухнули торговые связи Новгорода Великого, доставлявшие огромные средства республике. Иван III «зарезал курицу, несшую золотые яйца».

В целом для истории России уничтожение торговых связей Новгорода, а через 30 лет и Пскова привело фактически к изоляции России на 200 лет от Западной Европы. На западе Россию от Европы отгораживали враждебные Литва и Польша, на юге - Оттоманская империя. Северо-западное окно в Европу заколотил сам Иван III, а в начале XVII века шведы лишь заделали щели.

Примечания:

Примечания

1 Официальное разделение церквей на православную и католическую произошло в 1054 г., однако фактический раскол был уже в IX в. Для удобства читателя здесь и далее я буду именовать западным духовенством клир, подчиняющийся римскому папе, и, соответственно, восточным духовенством - пастырей, подчиняющихся константинопольскому патриарху.

12 Тут стоит отметить любопытную деталь: здесь и далее русские и поляки ругаются и мирятся, понимая друг друга без переводчиков, что служит достоверным доказательством крайней близости древних русского и польского языков.

13 Река к югу от Киева.

127 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. III. С. 17.

128 Там же.

129 Владычный полк - дружина, содержавшаяся на церковные средства и подчиненная непосредственно владыке Феофилу.

130 В XVIII–XIX веках такой вывод из строя гладкоствольных дульнозарядных орудий назывался «загнать ерша». Как видим, Упадыш и компания действовали грамотно и профессионально.

131 Остаток жизни Марфа Борецкая провела в московских тюрьмах и монастырях. Похоронили ее в Млевско-троицком монастыре на р. Тверда. В настоящее время место захоронения ее утеряно.

132 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. III. С. 33.

133 Иван III не зря собирал компромат на братьев. Андрея Васильевича Большого 19 сентября 1491 г. он обвинит в измене, посадит в темницу и к ноябрю 1493 г. уморит голодом. Вместе с князем Андреем в тюрьму будут заключены и его дети пятнадцатилетний Иван и семилетний Дмитрий. Иван провел в темнице в оковах свыше 30 лет и умер 19 мая 1522 г. в Вологде. Дмитрий просидел в тюрьме в Переяславле 49 (!) лет. 20 декабря 1540 г. боярская дума от имени десятилетнего Ивана IV освободила страдальца, однако через несколько месяцев он скончался.

134 В те времена за рубль можно было купить 200 пудов пшеницы.

Кузьмин А. Г.

Специфика развитияНовгородской земли в XI–XIII вв. была во многом связана с предшествующим временем, потому что именно в древности были заложены своеобразные черты и новгородского общественно-политического устройства, и ориентирыновгородской экономики, и принципы взаимоотношенийНовгорода с другими землями Руси.

В исторической литературе основные дискуссии связывались с началом Новгорода. Летопись относит его возникновение примерно к 864 году: Рюрик пришел из Ладоги и основал Новыйгород (легенды о более древнем существовании города сложились не ранее XVII века). Среди археологов имеются расхождения в оценке этого древнейшего показания летописи. Известный знаток новгородских древностей В.Л. Янин относит возникновение Новгорода лишь к X столетию. Г.П. Смирнова доказывала, что древнейшая новгородская керамика, сходная с западнославянской, откладывается в древнейших слоях Новгорода как раз во время, указанное в летописи - во второй половине IX века. Но расхождения в хронологии не столь принципиально значимы - в расчет берутся разные материалы, из разных раскопов, использованы разные способы датировки (скажем, точное датирование современными методами уличных мостовых указывает лишь на время появления этих мостовых, а не самого поселения). Важнее оценить содержание летописного сообщения: в какой степени надежен этот источник.

Имеются разночтения и в определении этнического состава первоначального поселения Новгорода. Но это и естественно: по Волго-Балтийскому пути с запада на восток шли разноязычные отряды и просто переселенцы. В сказании о призвании варягов, датированном в летописи 50–60 гг. IX столетия, действуют два славянских племени и три угро-финских в качестве уже оформившейся федерации и, следовательно, возникшей ранее этого времени. И здесь же присутствуют этнически неопределенные “варяги”, которые явно появились пришли сюда ранее описываемых событий, если даже далекая от Балтики меря должна была платить им дань.

Разные мнения исследователей предопределяет и то обстоятельство, что ранние новгородские летописи сохранили меньше материала, нежели более поздние - софийско-новгородские. Это особенно заметно при описании событий XI века, которые Новгородская Первая летопись передает, следуя в основном за одной из редакций “Повести временных лет” (до 1115 года). Именно это обстоятельство породило распространенное мнение, что до XII века в Новгороде не было самостоятельного летописания. В принципе, расхождения в определении начала новгородского летописания - это одно из многочисленных следствий различного понимания самой сути летописания: единое дерево или сосуществование и борьба различных традиций, выражающих интересы разных политических сил и идеологических устремлений.

Судя по предисловию к Новгородской Первой летописи, этот свод возник в период между 1204 - 1261 годами. По ряду признаков определяется, что свод составлялся в середине XIII века, а позднее он был доведен до 30-х гг. XIV столетия. Именно до середины XIII века использован новгородский источник составителем Ростовского сборника. Свод использовал редакцию “Повести временных лет” в хронологических пределах до 1115 года (но без договоров), которая послужила основой этой ветви новгородского летописания, но она не была ни единственной, ни древнейшей.

В этом смысле важно обращение к софийско-новгородским летописям XV века. Вообще, софийско-новгородские летописи - это скорее материал для летописного свода, нежели сам свод. Летописец оставляет заметки, возможно и для себя, вроде: “ищи в Киевском”, не раскрывая содержания соответствующего текста “Повести временных лет”. Именно вследствие незавершенности работы над текстом в летописях нередки дублирования одних и тех же событий под разными годами. Но в этом неупорядоченном материале просматриваются следы более раннего новгородского летописания, в том числе совершенно неотраженного в Новгородской Первой летописи. Например, софийско-новгородские летописи века дают материал о времени княжения Ярослава (первая половина XI века), которого “Повесть временных лет” не знает. И этот материал явно новгородского происхождения.

Определенным этапом работы в рамках этой традиции был свод, составлявшийся в 80-е годы XII века, предположительно Германом Воятой, скончавшимся в 1188 году. При этом важно, что в Синодальном (древнейшем) списке Новгородской Первой летописи этот летописец обозначает себя под 1144 годом: “Постави мя попомь архиепископ святый Нифонт”. Весьма вероятно, что именно в этом своде было привлечено и ростовское летописание, а именно “Летописец старый Ростовский”. Его влияние заметно в рассказах о Моисее Угрине, сестре Ярослава Предславе, Мстиславе “Лютом” и некоторых других. Причем, в данном случае речь идет именно о своде, то есть создании характерного для феодальной Руси и России исторического труда, соединявшего разные письменные источники. В таких сводах ранее составленные своды обычно продолжались, часто без переработки. Поэтому, скорее всего и на протяжении XII столетия в Новгороде явно был не один центр ведения летописных записей.

Те из исследователей, кто признавал существование новгородского летописания в XI веке (А.А. Шахматов, Б.А. Рыбаков, ряд авторов XIX столетия), обычно искали следы его в 50-х годах. У Шахматова это новгородский материал, привлеченный в Киеве впервые в предполагавшийся им “Начальный свод 1095 года” и следы его он искал в составе “Повести временных лет”. Б.А. Рыбаков говорит об “Остромировой летописи”, в большей мере используя материал софийско-новгородских летописей, то есть с неизбежным выходом на иную традицию, нежели отраженную в “Повести временных лет”. Такая датировка подтверждается важным указанием софийско-новгородских летописей под 1030 годом. В них по сравнению с “Повестью временных лет” добавлено, что в 1030 году Ярослав после создания города Юрьева вернулся вНовгород и собрал “от старост и поповых детей 300 учити книгам”. А далее следует исключительно важное “припоминание”: “Преставися архиепископ Аким Новгородский, и бяше ученик его Ефрем, иже ны учаше”. Ефрем, очевидно, возглавлял новгородскую епархию, как Анастас и позднее Иларион киевскую церковь. Первый (или один из первых) новгородский летописец определяет себя как ученика Ефрема, и это ведет именно к середине XI века, поскольку о Ефреме говорится уже в прошедшем времени, ведь Ефрем исполнял обязанности главы новгородской церкви до утверждения византийской митрополии в Киеве в 1037 году.

В основе софийско-новгородских летописей лежит свод 1418 года, непосредственно до нас не дошедший. Но с ним, видимо, были знакомы составители младшего извода Новгородской Первой летописи. В софийско-новгородских летописях отмечается хронологическая путаница, что может свидетельствовать об отсутствии в первоначальном тексте абсолютных дат: даты проставлялись либо летописцем середины XI века, либо более поздним летописцев.

В XII–XIII вв. Новгородская земля устойчиво держалась общинно-республиканским форм общежития, сохранявшихся на протяжении многих столетий и не до конца задавленныхидеологией и практикой крепостничества. Уже говорилось, что по специфике своего социально-политического устройства Новгород близок городам славянского балтийского Поморья (Южная Балтика). Эта специфика и составляла своеобразие Новгородской земли в рамках восточнославянского государственного и этнического объединения: изначальная слабость княжеской власти; большой авторитет религиозной власти (и в язычестве, и в христианстве); вовлеченность в социально-политические процессы разных слоев населения (помимо холопов-рабов).

Из пределов Новгородской земли эта система социально-политических отношений распространилась далеко на восток, вплоть до Сибири, как это показал, в частности, Д.К. Зеленин.Характерно, что подобная система особенное распространение получила на тех территориях, где земледелие существует, но оно неустойчиво, а потому большую роль играют промыслы иторговля. Важен и еще один момент - на этих территориях никогда не было и не будет крепостного права, поскольку феодальные вотчины здесь не имеют смысла: насильно привязанный к месту смерд ничего не даст его потенциальному владельцу. Зато “дани” и “оброки” сохранятся в этих регионах на протяжении столетий. Повлияло на отсутствие крепостного права и то обстоятельство, что в сельской местности, находящейся в суровых и неустойчивых климатических условиях, требовались инициатива каждого работника и соблюдение принципа “артельности”. Это, в свою очередь, вызывало необходимость сохранения общинной общественной структуры, в которой господствовал принцип выборностируководителей, когда лица, занимающие выборные должности, осуществляли внутреннее управление общиной ипредставительство общины вовне ее.

Для понимания своеобразия социально-политического устройства Новгородской земли необходимо учитывать и тот факт, что в Новгородской земле существовала иерархия городов - все города рассматривались в качестве “пригородов” Новгорода и должны были нести по отношению к нему определенные повинности. Но внутри каждого из этих городов управление выстраивалось снизу вверх, также как и в самом Новгороде. Конечно, с углублением социальных противоречий, между “верхами” и “низами” городского общества часто возникали противостояния, а то и открытая борьба. Но “смерд”, как основная категория населения, являлся значимой фигурой и в начале XI века, и в XII веке, и позднее, когда князья в противостоянии боярам оказывали поддержку именно “смердам”.

В Новгородской земле была своя специфика взаимодействия славянских и неславянских племен. Дело в том, что неславянские племена в большинстве случаев довольно долго сохраняли обособленность, а их внутренняя жизнь оставалась традиционной. Новгороду в целом или отдельным новгородским светским и церковным феодалам эти племена выплачивалась дань и сбор такой “дани” был основной формой подчинения неславянских племен главному городу края или его “пригородам”. В числе племен-данников Новгорода были ижора,водь (у побережья Финского залива), карела, Терской берег на юге Кольского полуострова, емь (финны), печера, югра. Причем на востоке, в Приуралье (земли печоры и югры) погостов для сбора дани не было, и туда направлялись специальные дружины. Сбор “дани” обычно проходил мирно, при обоюдном согласии, хотя, конечно же, были и случаи, когда новгородские дружинники занимались грабежами. Но в целом ситуацию взаимоотношений Новгорода с восточными и северными племенами отражает карело-финский эпос: в нем нет самого понятия внешнего врага, а враждебные силы прячутся в подземельях или на небесах.

Претендовал Новгород и на сбор дани с племен Восточной Прибалтики. Но в этот регион с конца XII века начинают проникать немецкие крестоносцы, с которыми Новгород позднее будет вести постоянную и тяжелую борьбу. Центром новгородского влияния на восточно-балтийские племена был город Юрьев, основанный в 1030 году Ярославом Мудрым. Борьба за Юрьев долго будет важнейшим звеном в противостоянии “натиску на восток” крестоносцев. Племена, находившиеся на территории собственно Новгородской земли, как правило, выступали в союзе с новгородцами против натиска с запада немцев и скандинавов.

Основные элементы собственно новгородского самоуправления - вече, институт посадников, институт тысяцких, институт старост и связанные с этими институтами хозяйственно-управленческие должности. Изначально важную самостоятельную роль играли в язычестве волхвы, а после принятия христианства - епископы и архиепископы. Роль этих различных институтов выявляется в связи с какими-нибудьконфликтами: либо между князем и городом, либо внутри господствующих “золотых поясов” - претендентов на высшие должности, либо между “верхами” и социальными “низами” города.

Обычное впечатление о новгородском самоуправлении, как о неуправляемой вольнице складывается под влиянием суммы летописных известий. Но ведь летописи не сообщают о каждодневных, “рутинных” делах летописи, отражая на своих страницах только какие-то важные события. Но даже сохранившиеся сведения - это свидетельство высокой политической активности новгородского населения, возможной лишь в условиях определенной правовой защищенности.

Кардинальный институт в системе самоуправления - вече, которое было своеобразным продолжением обязательных “народных собраний” в любых родоплеменных объединениях (итерриториальных, и кровнородственных). Нередко подвергается сомнению сам факт существования вече, а под ним предполагается какое-то узкое собрание “верхов”, которое выдает свое решение за “общенародное”. Такие спекуляции наверняка были, но говорят они о том, что некогда дела решали на общем собрании.

В XII–XIII веках именно “вече” и его решения корректировали поведение исполнительной власти. Реально зафиксированные летописями народные собрания, чаще всего предстают как нечто чрезвычайное, вызванное неожиданно возникшими проблемами. На каком-то этапе они, видимо, и стали таковыми. Но необходимость обращаться к мнению вече даже и при решении заведомо сомнительных вопросов, является аргументом в пользу народного собрания: его нельзя заставить, а потому надо обмануть. Конечно, реальные дела нередко вершились за спиной “вечников”. Но если Новгороду надо было кому-то или чему-то реально противостоять, то без “вече” обойтись было невозможно. Следовательно, сам “чрезвычайный” характер народных собраний является своеобразном свидетельством о “высшем” критерии власти, как обязанности решать неотложные вопросы, вставшие перед всей племенной или территориальной организацией. И в некоторых случаях именно решение “вече” блокировало - правильные или неправильные - намерения бояр.

В практике новгородской политической жизни к мнению и решению “вече” приходилось обращаться неоднократно, и летописи сообщают в целом ряде случаев о противостоянии “вече” аристократической “Софийской” и ремесленно-купеческой “Торговой” стороны, то есть о собраниях разных либо территориально, либо социально объединенныхновгородцев, со своими предложениями или требованиями. И нередко спорные вопросы решались на мосту между “Софийской” и “Торговой” стороной Волхова: кто кого с моста сбросит. Локальные вопросы решало вече городских посадов-концов. На таких собраниях обычно обсуждались и возможные претензии к исполнительной власти города.

Сам круг и состав “вечников” в разные времена и у разных племен не одинаков, как не одинаковы и “ведущие” в рамках вечевых собраний, что видно в практике разных земель Руси. Сказываются неизбежные “внешние влияния”, вызванные, в частности, условиями расселения славян в VI - IX веках, а также приходящимся на это же время процессом углубления социального размежевания и кровнородственного, и территориального коллектива.

Институт “тысяцких” проясняется из самого обозначения должности. Это традиционная славянская выборная от “Земли” должность, в рамках “десятских”, “пятидесятских”, “сотских” и следующих за ними. “Тысяцкие” - это те, кому поручалось возглавлять ополчение города и округи. Естественно, что “тысяцкие” стремились удержать свои права, сохранить должности для потомков или в ближайшем окружении. Но формальных прав они на это не имели, а потому вокруг этой должности могла развертываться борьба потенциальных кандидатов.

Наиболее значимой в исторической перспективе в Новгороде была должность “посадников” (институту “посадников” посвящена основательная монография В.Л. Янина). Наиболее запутанным остается вопрос о зарождении этого института ифункциях посадников в X–XI вв. Даже этимология, вроде бы прозрачная, дает возможность двоякого толкования: посадник, как “посаженный”, и посадник, как управляющий “посадом”, торгово-ремесленной частью городов. Основная проблема, связанная с институтом посадничества, это - процесс превращения княжеского “посаженного” чиновника в выборную республиканскую должность. В “Повести временных лет” первые новгородские “посадники” упомянуты в связи с деятельностью киевского князя Ярополка Святославича. При этом имеет значение тот факт, что речь идет не об одном посаднике, а о посадниках во множественном числе. Так же во множественном числе они упоминаются после возвращения в Новгород из “заморья” Владимира Святославича: князь отправляет их в Киев с напутствием, что скоро он и сам направится к Киеву против Ярополка. “Посадники” Ярополка не попали в позднейшие перечни, которые обычно открываются именем Гостомысла. Имя Гостомысла, видимо, было популярно в новгородских преданиях, и привлекалось для оправдания права новгородцев выбирать посадников и приглашать по своему выбору князей. Само это имя впервые появится в софийско-новгородских летописях, в которых Гостомысл представлен в качестве предшественника Рюрика. Было ли имя Гостомысла в первоначальной новгородской летописи (по Б.А. Рыбакову - в “Летописи Остромира”) остается неясным. Вообще само появление имени Гостомысла связано с оживлением воспоминаний новгородцев о прежних вольницах и желанием их возрождения в XV столетии. Но такая же ситуация сложилась и в XI веке, после смерти Ярослава Мудрого. Соответственно и сообщение софийско-новгородских летописей о том, что Гостомысл - это “старейшина”, избранный посадником, актуально не только для XV-го, но и для XI века.

В софийско-новгородских летописях, равно как в списках посадников, второе после Гостомысла имя - Константин (Коснятин) Добрынич, который был двоюродным братом князя Владимира Святославича и, соответственно, двоюродный дядя Ярослава. В 1018 году Константин резко воспротивился попытке Ярослава бежать, бросив все, к варягам. И это тоже показатель - посадник выражал настроения и волю новгородцев. Ярослав же сурово расправился с близким родственником. В летописях все эти события отнесены к концу второго и началу третьего десятилетия XI века. По мнению В.Л. Янина, их следует перенести в 30-е годы, с учетом дублирования в софийско-новгородских летописях всех записей за это время с разницей примерно в 16 лет (это соответствовало бы использованию Александрийской космической эры, определявшей время от “сотворения мира” до Рождества Христова в 5492 года, то есть как раз на 16 лет ранее указываемой в константинопольской эре).

Еще один новгородский посадник в XI веке - Остромир, по заказу которого было изготовлено знаменитое “Остромирово Евангелие”. В рассказе о походе на греков в 1043 года в качестве воеводы Владимира упоминается его сын Вышата. Позднее тот же Вышата в 1064 году уйдет из Новгорода в Тмутаракань вместе с князем Ростиславом Владимировичем. Дата 1064 год вызывает сомнение. В “Остромировом Евангелии” ее владелец определен как “близок” Изяслава, то есть родственник именно Изяслава. А Изяслав утеряет киевский стол сначала в 1068 году, а затем в 1073 году, когда киевский стол займет главный антагонист Изяслава - Святослав Ярославич. Конфронтация именно с семейством Святослава предполагает события 1068 года. Ростиславу же пришлось столкнуться с сыном Святослава Глебом, занимавшим Тмутаракань. Очевидно, и Остромир был связан и с этой ветвью потомков Ярослава, оказавшихся изгоями. Но вопрос о взаимоотношениях внутри княжеской и посаднической ветвях власти в этом случае не прояснен. По всей вероятности, Ростислав бежал, будучи не в силах противостоять какому-то кандидату на новгородский стол, выдвинутому Всеславом или Святославом.

В летописи под 1054 годом - датой кончины Ярослава Мудрого - сказано о гибели Остромира в походе на чудь. Но “Остромирово Евангелие” относится к 1057 году, следовательно, ранние новгородские летописи не сохранили точной датировки (данная неточность может служить аргументом в пользу того, что древнейшая новгородская летопись не имела дат “от Сотворения мира”).

В дальнейшем институт посадничества укреплялся в Новгороде за счет того, что киевские князья посылали в сюда еще недееспособных детей, за которых и от имени которых управляли присланные с ними воеводы и посадники. Ростиславу было 14 лет, когда умер его отец Владимир. МстиславВладимирович впервые был отправлен в Новгород примерно в 12-летнем возрасте (и пробыл в первый свой приход в Новгород 5 лет, до 1093 года). Списки посадников за это время дают целый ряд имен, не отраженных в других источниках. Княжение Владимира Мономаха и Мстислава Владимировича в целом - время заметного укрепления власти киевского князя, усиление определенного единства разных земель под его властью. Вторичное пребывание Мстислава в Новгороде приходится на 1096–1117 гг., причем попытка Святополка Изяславича, княжившего в Киеве после смерти Всеволода и до своей кончины в 1113 году, воспользоваться правом первого лица - была отвергнута новгородцами, отдавшими предпочтение Мстиславу. Но переход Мстислава в Киев в 1117 году нарушил гармонию. Мстислав оставил в Новгороде сына Всеволода с обещанием, что тот ни в коем случае не оставит Новгород. Однако сразу после кончины Мстислава в 1132 году новый киевский князь Ярополк перевел Всеволода в Переяславль, откуда его вскоре изгнали дяди Юрий и Андрей. Всеволод вынужден был вернуться назад в Новгород, но там ему припоминали “измену”, а в 1136 году выгнали с позором. Судя по всему, Всеволод и ранее держался лишь авторитетом и мощью занимавшего Киев отца, и конфликт 1132 года лишь обнажил реальные взаимоотношения князя и “Земли”, которая поднималась, восстанавливая в ряде случаев древние формы самоуправления. Новгородский летописец отмечает, что в изгнании Всеволода Мстиславича в 1132 году участвовали и псковичи, и ладожане, и вообще “бысть въстань велика въ людьх”. Правда, затем новгородцы и их “пригороды” “въспятишася”. Но 1136 год окончательно знаменовал новую форму взаимоотношений всей Новгородской земли с приглашаемыми князьями (ладожане и псковичи и в этом решении участвовали).

1136 год - дата, значимая и для Новгорода, и для Руси в целом. Именно с этого времени фактически перестали действовать и принцип “старейшинства”, и принцип “отчины”. В литературе отмечалось, что за следующее столетие в Новгороде будет совершено более 30 переворотов. И волнения возникали не только из-за борьбы в верхах, в среде посадников и “золотых поясов”. Социальные проблемы тоже постоянно всплывали на поверхность общественной жизни, и некоторых из приглашенных князей уже боярство обвиняло в предпочтениях, оказываемым смердам. Вообще архаизация социальных отношений в Новгородской земле оказалась одной из причин развития по северу Руси буржуазных отношений, в то время как в центре и в южных пределах феодализм привнесет крепостнические отношения.

Во второй половине XII - начале XIII столетий новгородцы будут лавировать между соперничавшими ветвями Ярославичей. Так, изгнав Всеволода Мстиславича (Мономаховича), они немедленно пригласили Святослава Ольговича - одного из главных соперников Мономаховичей. Естественно, что такой поворот не устраивал многих в Новгороде и в Пскове. В смуте 1136–1138 годов псковичи примут Всеволода Мстиславича, а новгородцы будут держаться Святослава Ольговича, хотя особой поддержки он и в Новгороде не получил. Конфликт возник у князя и с епископом Нифонтом, как отмечено выше, на бытовой почве. И неудивительно, что Святослав Ольгович вскоре покинул Новгород.

В Новгороде традиционно большую роль всегда играла церковная власть. При этом во второй половине XII века проявлялись и церковно-политические противоречия, и не только в связи с конфликтом епископа Нифонта с митрополитом Климентом Смолятичем. Именно в 1136 году монах Антониева монастыря Кирик написал свое знаменитое “Учение” - размышление о хронологии с выходом и в математику, и в астрономию. В заключение своего текста он весьма положительно отозвался о Святославе Ольговиче, поставив его впереди Нифонта. Позднее Кирик напишет “Вопрошание” к Нифонту по широкому кругу вопросов. В числе этих вопросов есть один весьма принципиальный: о замене епитимий (церковных наказаний византийского образца) заказными литургиями. Возможно, этот вопрос связан со своеобразными традициями самого Антониева монастыря, близких к ирландской церкви. Напомним, что основатель монастыря Антоний Римлянин приплыл в Новгород с Запада Европы “на скале”, аплавание “на скале” было специфической чертой именно кельтских святых. Кроме того, именно в ирландской церкви епитимия заменялась заказными литургиями. Следовательно, вопрос Кирика к Нифонту был связан с реальной практикой, сохранявшейся в Антониевом монастыре. И на подобные вопросы Нифонт отвечал жестко и резко.

Своеобразным продолжением этой темы явились новгородские события 1156 года. Нифонт умер в Киеве, не дождавшись митрополита. И летописец, защищая Нифонта, приводит разные мнения о нем: “Шел бо бяшеть къ Кыеву против митрополита; инии же мнози глаголаху, яко, лупив святую Софею пошел к Цесарюграду”. Не менее интересен и уникальный случай, произошедший в Новгороде после смерти Нифонта: “В то же лето собрася всь град людии, изволеша собе епископомь поставити мужа свята и Богом изъбрана именемь Аркадия; и шед весь народ, пояша из манастыря святыя Богородица” . Епископ Аркадий был поставлен как бы временно, до утверждения митрополитом, а на само утверждение в Киев Аркадий отправился лишь через два года. Думается, что в данной ситуации снова проявляется рецидив ирландской или арианской традиции, характерной для раннего русского христианства - избрание епископов решением общины. Причем в ирландской церкви епископ являлся административно-хозяйственной должностью, а у ариан - собственнобогослужебной. В реальной политической практике Новгорода епископы совмещали обе эти функции, нередко оттесняя и княжескую власть, и посадническое управление.

Владыка Аркадий возглавлял епархию до 1163 года. Затем в летописи двухлетний перерыв, когда место епископа, видимо, рустовало. А в статье 1165 года упоминаются сразу два архиепископа, поставленных для Новгорода в Киеве: Илья иДионисий. О последнем летописец пишет с явной симпатией. Видимо, неудачна редакция статьи: сначала сказано об утверждении Ильи, а в конце статьи о кончине Дионисия.

Илья занимал кафедру двадцать один год (до 1187 года) и ему удалось укрепить и личный авторитет, и авторитет Софийской кафедры. Летопись положительно оценивают и деятельность его брата Гавриила в 1187–1193 гг. - главным образом застроительство церквей, что может свидетельствовать либо о действительном положении церкви, либо о личности летописца, близкого к этим архипастырям.

Может быть, именно благодаря столь длительному фактическому правлению Ильи и его брата внутреннее положение Новгорода в последней трети XII века относительно стабилизировалось. Помимо указанного элемента стабилизации - повышения авторитета Софийской кафедры - этому способствовали также и внешние обстоятельства: необходимость противостоять нараставшей угрозе на Балтике со стороны немецких крестоносцев, и сложные отношения с князьями Владимиро-Суздальской Руси Андреем Боголюбским и Всеволодом Большое Гнездо.

Новгород был кровно заинтересован в сохранении нормальных деловых отношений с “великими” князьями, контролировавшими Волго-Балтийский путь и земли, спасавшие новгородцев в часто повторяющиеся годы недорода. Но великие князья стремились к подчинению Новгорода, а новгородская “вольница” добивалась “паритетных” отношений. Поэтому, желая ограничить пределы княжеской власти, новгородцы сокращали число земель, с которых князь мог получать дань. Это прямо будет фиксироваться в грамотах XIII века, но как тенденция такое положение существовало изначально. Просто в XIII веке ярче был выражен феодальный характер социально-экономических отношений, и в договорах более конкретно определялись территории, с которых князья могли взимать “дани”.

В XII–XIII вв. происходит укрепление социальной элиты Новгорода, что породило другую проблему: нарастало недовольство социальных низов злоупотреблениями городской власти. В 1209 году, когда новгородцы участвовали в походе Всеволоду Юрьевича Большое Гнездо и дошли до Оки, в городе произошел социальный взрыв, направленный “на посадника Дмитра и на братью его”. Вече обвинило правителей Новгорода в многочисленных злоупотреблениях: “Повелеша нановгородцех серебро имате, а по волости куры брати, по купцем виру дикую, и повозы возити, и иное все зло”. По решению вече, “поидоша на дворы их грабежом”, были распроданы села посадника и его окружения, отобрана челядь, от награбленного имущества каждому новгородцу досталось по три гривны. Летописец оговаривается, что не счесть того, что кто-то “похватил”, и “от того мнозе разбогатеша”.

Об этом восстании существует значительная литература. И принципиальное расхождение в оценках этого социального взрыва: носил ли он антифеодальный или внутрифеодальный характер. Думается, как и во многих других случая, материал свидетельствует о внутрифеодальных коллизиях - в результате восстания произошло перераспределение награбленного. Но при этом сохраняется выход и на коренную проблему - в событиях 1209 года явно прослеживатеся противостояние “Земли” и “Власти”.

Новгород был главным дипломатическим и торговым окном Руси в Северную Европу, и сохранилось значительное количество актов, договорно определявших отношения с западными партнерами. Наибольшее количество договоров связано с Любеком, Готским берегом и немецкими городами. В этой связи представляет интерес инцидент с “варягами”, о котором сообщает Новгородская летопись под 1188 годом. Новгородцы были ограблены варягами “на Гътех”, а немцами “в Хорюжку и Новоторжьце”. В ответ в Новгороде закрыли выход за море и выслали посла варягов. Под 1201 этот сюжет имеет продолжение: снова варягов “пустиша без мира за море”, и той же осенью “приидоша варязи горою (то есть сушей, через Восточную Прибалтику) на мир, и даша им мир на всей воле своей”.

Два этих сообщения интересны тем, что к этому времени относится один из традиционных договоров Новгорода с Любеком, Готским берегом и немецкими городами, то есть южным берегом Балтики, который в это время принадлежал Германии. В договорах обычно шла речь о мире, о посольских и торговых отношениях и о суде, поскольку судебные традиции в разных землях и городах различались. Любек оставался одним из главных торговых центров на Балтике, и он еще в документах XIV века помещался “в Руссии”. “Готский берег” являлся транзитным для купцов по Волго-Балтийскому пути, и там находились торговые базы практически всех народов, вовлеченных в торговлю на этом пути. Что касается городов “Хоружек” и “Новоторжец”, то достаточно ясна их славянская этимология, но вопрос об их локализации остается спорным.

Целый комплекс проблем, характеризующих новгородское общество, представляют события 1227–1230 годов, отмеченные летописями (прежде всего Новгородской Первой и Никоновской) несколькими обрывочными и противоречивыми фразами. В литературе существуют и разные прочтения, и разные оценки происшедшего. А проблемы трудно понять вне контекста всей новгородской и древнерусской истории.

Судя по отдельным летописным фразам, в 1227 - 1230 годах в Новгороде были голодные годы и “недород” сказывался на протяжении трех лет (в 1230 году более трех тысячах новгородцев заполнили “студельницы” с трупами, а собаки не могли поедать разбросанные по улицам трупы). Голодные годы порождали множество проблем. Прежде всего - откуда и за чей счет доставить в город недостающие продукты. И сразу возникали противоречия, о характере которых и спорятисторики: классовые, или внекласовые. В 1227 году начало “голодных лет” ознаменовалось появлением вроде бы уже забытых волхвов. Древние волхвы напрямую увязали явления природы с природой власти: “недород” считался признаком неумелой и недееспособной власти, которую можно было подвергнуть любому наказанию.

В итоге же наказали проповедников-волхвов: впервые в истории Руси (в отличие от Западной Европы) загорелись костры;четверо волхвов были сожжены на костре. Летописец, возможно даже современный событиям, осудил эту акцию, заметив, что в окружении князя Ярослава Всеволодовича (занимавшего в то время Переяслаль Залесский и исправлявшего функции новгородского князя) к карательной акции новгородцев отнеслись отрицательно. Поскольку сожжение проходило на Софийском дворе, можно предполагать, что инициаторы казни находились именно в канцелярии архиепископа. В итоге, архиепископ Антоний вынужден был уйти “по своей воле”, а на его преемника Арсения обрушился гнев новгородцев.

Сменилась и светская власть. Князь Ярослав оставил новгородский стол и вернулся в Переяславль, в Новгороде же появился князь Михаил Черниговский, который “целова крест на всей воли новгородской” и прежних грамотах, и “вьда свободу смьрдем на 5 лет дании не платити, кто сбежал на чюжю землю”. Иными словами освобождались от даней на пять лет те, кто бежали либо от насилий, либо от голода. Те же, кто оставался на своих местах, платили дани в прежних объемах.

1228 год отмечен и еще одним проявлением новгородской демократии. Пришедшего на смену Антонию архиепископа Арсения “простая чадь” не приняла. Более того, против него было выдвинуто обвинение на вече “на княжи дворе”, что он устранил Антония, “давши князю мзду”. Арсения обвиняли и в том, что слишком долго стояло тепло. Его выгнали, едва не растерзав на площади перед Софийским собором, и от смерти он спасся, лишь затворившись в храме. На кафедру вновь был возвращен Антоний, а дворы светских правителей города разграбили. С приходом в город Михаила Черниговского был создан еще один прецедент: кандидата в архиепископы избирали жребием из трех кандидатур, отказавшись от ранее избранных и утвержденных. В результате оказался избранным архиепископом оказался Спиридон - дьякон Юрьевского монастыря.

Страшный голод 1230 года вызвал новый всплеск протестов и возмущений в социальных низах Новгорода. Дворы и села посадника, тысяцкого и их окружения были разграблены. Были избраны новые посадник и тысяцкий, а имущество убитых и изгнанных делится “по стом” (то есть по “сотням”). “Сотенная” система, традиционная для славянства, долго будет сохраняться на севере Руси. И она оставалась формой самоуправления, в том числе и в организации не всегда понятных “беспорядков”.

В заброшенной промзоне «американцы и русские» сразились за химическое оружие

В одной из бывших республик СССР, на территории официально законсервированного, но продолжающего функционировать в рамках секретного межправительственного договора завода по производству химического оружия произошла авария с взрывом и выбросом боевого вещества. Узнав об этом, в США подготовили группу «зачистки», чтобы заполучить интересующие образцы химического вооружения. Россия также стянула к месту происшествия подразделения радиационной, химической и биологической защиты для блокирования района и полной ликвидации объекта. И началось противостояние...

Просто игра

Нет, не подумайте, что произошло что-то страшное. Это всего лишь легенда открытого чемпионата по страйкболу, который прошел в Парфине 22–24 сентября.

Страйкбол - это военно-тактическая игра, которая изначально подразумевала обучение солдат бою. Уже потом учебная тренировка переросла в игру, смысл которой - выполнить как можно больше заданий и умереть как можно меньше раз.

Для игроков существует ряд правил, но помимо требований безопасности, культуры поведения на игровой площадке и сценария важна... честность. Действительно, как понять - убили бойца или нет? Ведь в страйкболе, в отличие от пейнтбола, стреляют пластиковыми шариками, а они не оставляют отметок на одежде... Всё просто - игрок, которого подстрелили, должен честно поднять руку и выбыть с поля боя. Как говорят сами участники, в страйкбол приезжают играть только честные люди - другим тут не место.

Вместе с группой страйкболистов мы едем в кузове «КамАЗа » на площадку официального старта игры. По периметру военные охраняют территорию от заплутавших грибников и зевак. Шарики хоть и пластиковые, но бьют больно, травмы не нужны никому... Рассматривая нашивки на камуфляже игроков, понимаешь - география участников не ограничивается Новгородской областью. Есть представители Москвы, Санкт-Петербурга, Твери, Пскова... Для первой тестовой игры, как говорят организаторы, неплохо.

На площадке старта военные из Луги знакомят зрителей с образцами оружия. «Очень тяжёлое, не поднять, с таким далеко не уйдёшь », - обсуждают мальчишки из Парфинской школы. Представляющие военную технику солдаты улыбаются: ведь им приходится с этим оружием совершать многокилометровые марш-броски.

Старт дан

Организатор игры и управляющий партнёр «Агентства готовых решений » Татьяна Черникова сообщила перед началом соревнований, что на площадке соблюдены все необходимые меры безопасности: она соответствует высоким стандартам качества. Татьяна Черникова поблагодарила гостей за участие, а также Правительство Новгородской области за возможность провести масштабный турнир.

В свою очередь заместитель губернатора Новгородской области Вероника Минина, открывая игру, отметила, что такой чемпионат - хорошая возможность для Парфинского района привлечь гостей со всей страны.

После короткой официальной части игроки разошлись готовиться к игре, а мы в кузове знакомого «КамАЗа » возвращаемся в лагерь. Едем весело. Бывалые страйкболисты делятся историями игровой жизни. Кто-то рассказывает, как выпрашивал у жены пятый камуфляж, кто-то про новый автомат. «Жена велела сказать, что я не подкаблучник », - заканчивая историю о покупке нового обмундирования, говорит высокий небритый любитель войнушки.

В лагере работает полевая кухня, организовано питание игроков, тут же можно приобрести тактическую обувь Dixer от генерального спонсора мероприятия Zenden Group, попробовать пострелять из страйкбольного оружия. Хотя все эти мелочи и приятные, но некоторым заядлым игрокам они ни к чему. «Мы приехали не спать, мы приехали играть », - говорят они.

Не силой, а умением

Финальная битва второго дня наглядно показала, что на войне, пусть и игровой, нужна не только физическая сила, но и тактика. Например, многочисленные игроки одной из команд, заняв, на первый взгляд, выгодную позицию, проиграли в тактике, были окружены командой противника и расстреляны.

Результатом игры стали не только хорошее настроение участников, море положительных эмоций и фотографий в социальных сетях. Как сообщили организаторы, об этом чемпионате будет выпущен фильм - про войну, страйкбол и патриотизм.

Тренировочная игра прошла успешно, - подвела итоги Татьяна Черникова. - Бывалые страйкболисты отмечали, что этот проект интереснее и потенциально мощнее уже существующих. На высоте были и организация турнира, бытовые удобства. В Парфине всё было предусмотрено.

Уже сейчас можно смело утверждать, что игра «Противостояние: земля Новгородская » дала старт новому направлению - военно-патриотическому туризму. Ведь, по словам организаторов, это не последнее мероприятие в Новгородской области. Планируется, что тактические состязания на парфинской площадке будут проходить ежегодно.

Напомним, масштабные соревнования были организованы «Агентством готовых решений » и «Территорией активных игр «Полигон » при поддержке Правительства Новгородской области и объединили в Парфинском районе более 2000 человек из 12 регионов России.

Татьяна ЯКОВЕНКО, Анастасия ГАВРИЛОВА

Фото Татьяны Яковенко

История, как известно, повторяется. За последние столетия расклад сил на геополитической карте менялся много раз, возникали и исчезали государства, волею правителей армии устремлялись на штурмы крепостей, в дальних краях гибли многие тысячи безвестных воинов. Противостояние Руси и Тевтонского ордена может служить примером попытки экспансии так называемых «западных ценностей» на Восток Европы, окончившейся крахом. Возникает вопрос о том, насколько велики были шансы рыцарского войска на победу.

Исходная обстановка

В конце двенадцатого столетия находилась в положении, которое можно охарактеризовать известным выражением «между молотом и наковальней». Батый действовал на юго-западе, разоряя и грабя разрозненные славянские княжества. Со стороны Прибалтики началось продвижение немецких рыцарей. Стратегическая цель христианского воинства, объявленная Папой, состояла в донесении католицизма до сознания коренного населения, исповедовавшего тогда язычество. Угро-финские и балтские племена оказали слабое в военном отношении противодействие, и вторжение на первом этапе развивалось довольно удачно. В период с 1184-го до конца столетия ряд побед позволил развить успех, основать рижскую крепость и закрепиться на плацдарме для дальнейшей агрессии. Собственно европейский крестовый поход Рим объявил в 1198 году, он должен был по замыслу стать своеобразным реваншем за поражение на Святой земле. Методы и истинные цели были очень далеко от учения Христа - они имели ярко выраженную политико-экономическую подоплеку. Иными словами, крестоносцы пришли на землю эстов и ливов, чтобы грабить и захватывать. На восточных рубежах Тевтонский орден и Русь в начале XIII века заимели общую границу.

Военные конфликты начального этапа

Отношения тевтонцев и русичей были сложными, их характер складывался исходя из возникавших военно-политических реалий. Торговые интересы побуждали к временным союзам и совместным операциям против языческих племен, когда ситуации диктовали определенные условия. Общая христианская вера, однако, не мешала рыцарями исподволь проводить политику окатоличивания славянского населения, что вызывало некоторую озабоченность. 1212 год ознаменовался военным походом объединенного пятнадцатитысячного новгородско-полочанского войска на ряд замков. Затем последовало краткое перемирие. Тевтонский орден и Русь вступили в полосу конфликтов, которым предстояло длиться десятилетия.

Западные санкции XIII столетия

«Хроника Ливонии» Генриха Латвийского содержит информацию об осаде новгородцами замка Венден в 1217 году. Врагами немцев стали и датчане, желавшие урвать свой кусок балтийского пирога. Они основали форпост, крепость «Таани линн» (ныне Ревель). Это создавало дополнительные сложности, в том числе касавшиеся и снабжения. В связи с этими и многими другими обстоятельствами, вынужден был многократно пересматривать свою военную политику и Тевтонский орден. Отношение с Русью складывались сложные, набеги на форпосты продолжались, требовались серьезные меры для противодействия.

Однако амуниция не совсем соответствовала амбициям. Папе Григорию IX для ведения полномасштабных военных действий попросту не хватало экономических ресурсов и, помимо идеологических мер, он мог противопоставить русской силе только экономическую блокаду Новгорода, что и было сделано в 1228 году. Сегодня эти действия назвали бы санкциями. Успехом они не увенчались, готландские купцы не стали жертвовать прибылью во имя папских агрессивных устремлений и в своем большинстве призывы к блокаде игнорировали.

Миф о полчищах «псов-рыцарей»

Более или менее успешные походы на владения рыцарей продолжались в годы княжения Ярослава Всеволодовича, победа под Юрьевом внесло этот город в список новгородских данников (1234). В сущности, привычный для массового сознания образ полчищ закованных в доспехи крестоносцев, штурмующих русские города, созданный кинематографистами (в первую очередь очевидно, не совсем соответствовал исторической правде. Рыцари вели скорее позиционную борьбу, стремясь удержать построенные ими замки и крепости, изредка решаясь на вылазки, сколь смелые, столь же авантюрные. Тевтонский орден и Русь в тридцатые годы XIII столетия обладали разными ресурсными базами, и соотношение их складывалось все более не в пользу немецких завоевателей.

Александр Невский

Свой титул новгородский князь заслужил победой над шведами, посмевшими высадиться в 1240 году на русской земле, в устье Невы. Намерения «десанта» сомнений не вызывали, и молодой, но уже опытный военачальник (отцовская школа) повел свой малочисленный отряд в решительное наступление. Победа стала наградой за смелость, и она не была последней. Очередной крестовый поход на Русь Тевтонского ордена, предпринятый рыцарями в 1242 году, окончился для захватчиков плачевно. План битвы, получившей в дальнейшем название «Ледового побоища», был блестяще продуман и успешно реализован. Князь Александр Невский учел особенности рельефа местности, использовал нестандартные тактические приемы, заручился поддержкой Орды, получил от нее серьезную военную помощь, в общем, применил все доступные ресурсы и одержал победу, прославившую его имя в веках. На дно ушли значительные силы противника, а остальных ратники перебили или пленили. 1262 год отмечен в учебниках истории как дата заключения союза Новгорода с литовским князем Миндовгом, совместно с которым была осуществлена осада Вендена, не вполне удачная, но и не безуспешная: врагу соединенные силы причинили существенный ущерб. После этого события Тевтонский орден и Русь почти прекращают взаимную военную активность на шесть лет. Заключаются выгодные для Новгорода договора о разделе сфер влияния.

Завершение конфликта

Все войны когда-нибудь заканчиваются. Завершилось и длительное противостояние, в котором сошлись Ливонский Тевтонский орден и Русь. Кратко можно упомянуть о последнем значимом эпизоде многолетнего конфликта - ныне почти забытой. Состоялась она в феврале 1268 года и показала бессилие объединенного датско-германского войска, стремившегося переломить общую стратегическую ситуацию в свою пользу. На первом этапе рыцарям удалось потеснить позиции ратников, ведомых сыном князя Александра Невского Дмитрием. Затем последовал контрудар пятитысячного войска, и противник обратился в бегство. Формально битва окончилась вничью: русским войскам не удалось взять осажденную ими крепость (возможно, такая задача и не ставилась из опасения больших потерь), но и эта, и другие менее масштабные попытки овладеть инициативой тевтонцам не удались. Сегодня о них напоминают лишь сохранившиеся старинные замки.