И.И. Вегеря, 2007

Музейон как идея коллективного творчества.

Идея совместных научных занятий ученых мужей, проживающих под одной крышей, не была впервые реализована в стенах Александрийского Музейона. Задолго до III в. до н.э. совместные научные исследования практиковались в братстве Пифагора, который, возможно, воспринял эту идею от египетских жрецов, которыми был посвящен в самые сокровенные тайны богов. Музейонами именовались и дома пифагорейского братства.

Одним из наиболее ярких проявлений реализации идеи постижения истины как коллективного творчества явилась форма философских диалогов, запечатленная в устных беседах Сократа и произведениях Платона, а также иных философов этого времени. Собственно, сама форма научного трактата как диалога (с участием двух и более собеседников) отчасти указывала на методологическую ограниченность постижения (и как следствие - изложения) истины путем получения (и далее - передачи) суммы готовых знаний (откровения) из любого сколь угодно авторитетного внешнего источника, равно как и опоры на микрокосм как исключительную основу изучения мироздания («познай себя»).

Эта методология уже в форме реальных научных изысканий была реализована учениками Платона Феофрастом иАристотелем. Весьма точным здесь представляется наблюдение Боннара, который пишет в своей «Истории эллинизма »: «История животных» Аристотеля достигла всем известных результатов только благодаря многочисленным совместным трудам. Да и в другой области: прежде чем написать свою «Политику», Аристотель предпринял широкий опрос мнений относительно государственного устройства. Опрос, который был распространен на сто пятьдесят восемь городов. Древние еще читали эти сто пятьдесят восемь работ, из которых самая важная — «Государственное устройство Афин» — была найдена в конце XIX века. Все эти работы были созданы не одним только Аристотелем лично. Большинство из них являлось произведениями учеников и друзей, воспитанных Аристотелем».

Далее Стагирита пошел Феофраст, который, сменив Аристотеля на посту руководителя школы, основал при святилище муз, где, как следует из завещания Феофраста, занимались «науками и философией» и жили «между собой по-домашнему и дружно» около десятка философов-перипатетиков. С устройством этой научной общины, вне всякого сомнения, был хорошо знаком близкий друг Феофраста , который в пору своего правления в подарил Феофрасту и сад, и само строение, которое прежде не было собственностью ни Аристотеля, ни Феофраста - а оказавшись в в Египте при дворе использовал опыт своих учителей при создании Александрийского Музейона.

Основание Музейона в Александрии.

Можно смело говорить о том, что необходимостьоснования Музейона была предопределена еще в момент основании города Александром Македонским в 332/1 г. до н.э. И дело здесь не столько в пророчестве, согласно которого городу надлежало весьма прославиться, в том числе и словесными науками - но в могучем первоначальном импульсе, который был дан Александром, учредившем город своего имени на пустынном египетском берегу.

Выбор указанной пары философов-перипатетиков едва ли диктовался исключительно их близостью к Ликею. Хотя царю Египта, конечно, было немаловажно, что указанные мужи, призванные, в том числе, быть воспитателями подрастающих наследников престола, принадлежали к школе Аристотеля, благодаря чему и сам мог причислить себя к прямым последователям Филиппа и Александра Македонских.

Безусловно, пара названных мужей естественным образом дополняла друг друга. Деметрий Фалерский обладал бесценным опытом успешного десятилетнего управления Афинами - крупнейшего культурного и торгового центра Греции; он также был незаменим как ведущий теоретик и практик в области законодательства, как один из самых искусных ораторов своего времени. Само провидение, казалось, позаботилось о том, чтобы в его лице Птолемей Сотер имел мудрого и верного советника промакедонской ориентации.

Гораздо менее Деметрий был известен как оригинальный философ - но таковым, вне всяких сомнений, являлся , который был, пожалуй наиболее яркой личностью Ликея того времени после Феофраста. К тому же, Деметрий с 307 г. до н.э. проживал изгнанником в Беотии - тогда как Стратон был отлично осведомлен о современном положении дел в и .

Итак, в 298/7 г. до н.э. и Стратон Физик оказываются в , одновременно вступив в должности воспитателей сыновей Птолемея Сотера. При этом следует отметить, что воспитаннику Деметрия к тому времени уже исполнилось около 22 лет, что само собой предполагало, что Деметрий будет заниматься не столько образованием и воспитанием старшего из наследников - но попытается, по мере сил, несколько утихомирить буйный нрав , который в то время виделся (в том числе и ), пожалуй, более реальной кандидатурой на египетский престол, нежели 12-летний мальчик . Это обстоятельство, очевидно, делало Деметрия Фалерского фигурой менее обремененной функциями воспитателя, нежели Стратон, и гораздо более влияющей на политику государства в качестве ближайшего советника Птолемея Сотера. К тому же, видимо, в 295 г. до н.э. из политических соображений был заключен брак Керавна с одной из дочерей Лизимаха , что либо полностью освободило Деметрия от обязанностей воспитателя, либо свело их к пустой формальности. При этом осознав, по-видимому, собственную педагогическую неудачу (что вовсе не означало плохого отношения Деметрия к своему воспитаннику) да и осмотревшись за пару лет на чужбине, Деметрий приходит к выводу о необходимости создания более прочного фундамента греческой культуры в Египте. Вместе со Деметрий предлагает Птолемею Сотеру организовать в Музейон, основные функции которого состояли бы в проведение научных исследований, а также обеспечении самого высокого уровня образования наследникам престола и подрастающей элите Египта.

Устройство Александрийского Музейона.

Несмотря на повсеместную известность Александрийского Музейона в эллинистическом мире, до нашего времени дошли весьма скупые сведения об архитектурном и организационном устройстве этого научно-образовательного учреждения. По-видимому, описывать столь славное святилище муз, которое, думалось, будет стоять до конца времен, представлялось писателям античности делом достаточно неблагодарным. Одно из наиболее подробных описаний, которое тем не менее чрезвычайно скупо, принадлежит довольно позднему автору Страбону, писавшему на рубеже новой эры: «Мусей также является частью помещений царских дворцов; он имеет место для прогулок, «экседру» и большой дом, где находится общая столовая для ученых, состоящих при Мусее. Эта коллегия ученых имеет не только общее имущество, но и жреца - правителя Мусея, который прежде назначался царями, а теперь - Цезарем» .

Также известно, что во времена при Музейоне появились обсерватория, анатомический театр, зоопарк и ботанический сад. Однако, изначальным и структурообразующим ядром Музейона, безусловно, являлись место для прогулок, общения и научных бесед - «экседра», а также комплекс служебных и бытовых помещений, состоящих из общей столовой, спальных комнат, залов для научных и учебных занятий - которые объединяли ученых с самыми разными интересами в единый коллектив с общей целью изучения и пропаганды традиций эллинистической культуры.

При этом, несмотря на всю кажущуюся близость к устройству афинского , который также имел сад, крытую галерею для прогулок - «перипатос», строение для совместного проживания и трапезы философов, владеющих также и общей собственностью - Александрийский Музейон вовсе не был более масштабной и богатой его копией. Два эти святилища муз имели довольно существенные различия, которые вовсе не сводились к щедрому финансированию Музейона правителями Египта и, как следствие этого, якобы явной «ангажированности» ученого сообщества, по поводу которого Тимон Флиунтский, страстью которого было давать достаточно меткие и чрезвычайно едкие характеристики самым выдающимся людям своей эпохи, писал:

«Народу много кормится в Египте многолюдном,
Книгомарателей, ведущих вечно споры
В корзинке Муз». (Athen., I, 41, p. 22 d).

Отличия от обозначились уже на самой ранней стадии организации Александрийского Музейона. Как известно, святилище муз в Афинах было образовано на базе функционирующего в течении долгих лет Ликея - школы, которая в из рядов собственных учеников выдвигала бедующих преподавателей Ликея; из их числа образовался и тот небольшой круг философов, которые в дальнейшем составили братство Музейона в . При этом весьма показательными представляется количественное соотношения слушателей Ликея и членов ученого сообщества при святилище муз, которое можно свести к следующим ориентировочным цифрам: 2000 учеников Ликея и 10 ученых мужей при святилище муз .

Совершенно противоположную картину мы видим в . Во-первых, здесь нет сложившейся школы, нет традиции, нет тысяч жаждущих учеников, которые поддерживают учителей и школу материально (внося плату за обучение), морально (проявляя чрезвычайный интерес к учению и учителям) и кадрово (переходя из разряда учеников в разряд ученых мужей). По большому счету, в Александрииесть всего два ученика (а может быть, даже только один), ради которых царь Египта готов идти на любые траты. По большому счету, здесь имеется лишь двое (ну, может быть, восемь или десять) ученых мужей, уровень культуры и знаний которых соответствуют уровню лучших умов Греции.

Конечно, школа из двух учеников и двух преподавателей существовать не может - о чем и говорят и своему покровителю Птолемею Сотеру. Для получения полноценного образования нужен определенный круг единомышленников как ученикам, так и учителям - только в этом случае образование может приносить реальные плоды, а не вырождаться в сухие листья гербария. Поэтому к ученикам Музейона предлагается причислить ближайших друзей наследников престола, которые составят затем элиту страны - эта идея совершенно очевидна и близка Птолемею Сотеру, который сам вышел из ближайшего окружения Александра.

Но если даже количество учеников Александрийского Музейона могло на первых порах составлять от двух до трех десятков отпрысков высокопоставленных вельмож птолемеевского двора - Музейон не становился от этого научно-образовательным заведением, которое традиционно формировалось из числа сторонниковлишь одного учения, создателем и носителем которого, как правило, был сам основатель школы, обладающий непререкаемым авторитетом для всех членов сообщества независимо от их возраста, заслуг и положения в иерархической структуре. Целью любого подобного организма являлось, в конечном счете, поддержание и воспроизводство устоявшейся традиции, что в равной степени относилось и к сложившемуся уклада в быту, и к неукоснительному следованию главным положениям учения основателя школы, которому, как правило, еще при жизни ставился памятник и воздавались почести наравне с музами, покровительницами наук и искусств. Всякий, кто не готов был принять существующего порядка, либо уходил в наученье к другому наставнику, либо создавал собственную школу, которая, проповедуя уже иное мировоззрение, перенимала, однако, прежние приемы и методы организации и функционирования под новой крышей или сенью иных дерев.

В отличие от подобных традиционных научно-образовательных сообществ единомышленников, каковыми являлись Академия, а позднее Сад Эпикура и Стоя Зенона, Александрийский Музейон изначально создавался вовсе не из сторонников какой-либо определенной философской школы, прошедших длительную выучку у основателя учения - но из числа давно сформировавшихся ученых мужей, которые исповедовали порою совершенно противоположные мировоззрения.

Кроме того, сообщество александрийских ученых мужей (которое до момента основания Музейона даже и не было сообществом - но придворной группой в разной степени ярких и самобытных личностей) вовсе не имело достаточного (по меркам ) авторитета, который позволил бы Александрийскому Музейону иметь статус, соответствующий положению и амбициям его высокого покровителя . Это объяснялось тем, что лучшие философы своего времени, как уже отмечалось выше, не выказали желания переселяться в , имея к тому достаточно веские основания. Собственно, такое положение, по видимому, и давало основания Тимону Флиунтскому, который сам впоследствии сотрудничал с александрийскими учеными, называть на первых порах Александрийский Музейон «курятником муз».

Этому весьма способствовали исключительное внимание и забота первых Птолемеев о своем детище. Известно, что члены Музейона состояли на полном государственном обеспечении; кроме того они получали весьма солидное жалование . Помимо этого ученые мужи освобождались от налогов и других общественных повинностей. Но наиболее ценным являлось то, что Музейон обладал исключительно богатой материально-технической базой для ведения научных исследований.

Впрочем, все эти успехи едва ли были возможны без умелой кадровой политики, которая в первые годы работы, по-видимому, находилась в ведении основателей Музейона - и . Высокий авторитет и широкий кругозор основателей Музейона позволил привлечь к работе в Александрии именно тех исследователей, которые впоследствии составили славу всей эллинистической науки. По-видимому, на первых порах существовало некоторое разделение сфер влияния: Деметрий Фалерский, должно быть, курировал вопросы гуманитарных исследований, Стратон - был более влиятелен в вопросах естественных наук. Впрочем, здесь едва ли существовало четкое размежевание - поскольку и сами науки еще не имели четко очерченных границ. Многие ученые мужи занимались исследованиями в самых различных областях знаний, зачастую являясь еще и неплохими литераторами. По сути, любое серьезное исследование того времени являлось междисциплинарным, пограничным. Поэтому нет ничего удивительного в том, что одним из первых, кто был приглашен гуманитарием Деметрием Фалерским в , являлся математик Евклид.

Собственно, и интересы самого Деметрия Фалерского едва ли лежали исключительно в области гуманитарных наук. Во всяком случае, в период своего десятилетнего правления в Деметрий огромное внимание уделял городскому строительству, что, конечно же, предполагало и определенный уровень интереса к геометрии. Кроме того, известно, что отнюдь не был чужд влечению к техническим новшествам. Во всяком случае, мы можем с достаточной степенью уверенности предполагать, что возглавлявшая одну из процессий, устраиваемых Деметрием Фалерским в Афинах, самодвижущаяся улитка, по поводу которой так любят язвить некоторые древние и современные историки , является ни чем иным как прообразом современной поливальной машины .

По-видимому, и в Александрийском Музейоне Деметрий Фалерский покровительствовал не только представителям филологических наук. Хотя в первые годы функционирования Музейона лингвистика, конечно же, требовала более пристального внимания, нежели все прочие направленья исследований, что обуславливалось тем, что именно формирование библиотечного фонда закладывало основу всех грядущих успехов александрийской науки.

Впрочем, ученые занятия, были весьма важным, но не единственным направлением деятельности Музейона. В обязанности ученых мужей входило также чтение лекций, участие в диспутах и состязаниях поэтов.

Педагогическое направление деятельности Александрийского Музейона, вероятно, существенно отличалось от деятельности афинского . И отличие это заключалось не только в более широкой программе, которая не обязана была следовать исключительно тому философскому направлению, основателем или приверженцем которого являлся глава учебного заведения. Главная особенность Александрийского Музейона состояла виндивидуальном подходе к обучению, который едва ли в полной мере мог быть реализован в , число слушателей которого в период правления составлял около 2 тысяч при 20 тысячах свободных граждан, насчитывавшихся в те годы в . При этом, как уже отмечалось, община ученых мужей Ликея не превышала 10 - 20 человек.

Совершенно противоположная картина наблюдалась в Александрийском Музейоне. Будучи учебным заведением, открытым исключительно для членов царской семьи и их ближайших друзей, Музейон в первые годы своей работы едва ли насчитывал на своих учебных скамьях более 20 - 30 учеников . Число же ученых мужей Музейона доходило до 50 или даже 100 человек. Это, конечно, во многом предопределяло качество получаемого образования. Ученики, которые не только слушали лекций, но участвовали также в лабораторных работах и научных исследованиях своих учителей, являлись, скорее, коллегами преподавателей, нежели школярами, обязанными выучить свой урок от сих и до сих.

Впрочем, и качество самих лекций, было по-видимому, необычайно высоким. Да и как оно могло быть иным, если свои лекции члены Музейона читали наследникам престола, будущим царям? К сожалению, мы не можем судить об этом с абсолютной уверенность - но, вероятно, некоторые лекции преподавателей впоследствии составляли отдельные части их исследований или даже целые книги. Полагаю, одним из таких дошедших до нас научно-учебных пособий можно считать «Начала» Евклида . Другим - книгу Деметрия Фалерского , которая первоначально представляла из себя, по видимому, цикл лекций прочитанных в Александрийском Музейоне. Вероятно, к тому же жанру следует отнести и некоторые иные тексты Евклида и Деметрия Фалерского, равно как и , а также других членов Александрийского Музейона.

Столь высокий уровень образования предопределил и еще одну форму научно-практической деятельности Музейона - а именно, диспуты, участие в которых принимали не только ученые мужи, но также их ученики и члены царской фамилии. О том, что такие мероприятия носили регулярный характер свидетельствует неоплатоник Порфирий: «В Александрийском Мусейоне был закон выдвигать темы для исследования и записывать предложенные решения» (Porphyr. Ad Iliad., I, 682 ) . По-видимому, такие диспуты имели, если не решающий, то во всяком случае рекомендательный характер при решении достаточно важных вопросов - например, о необходимости строительства или .

Наиболее полное свидетельство об участии в таких диспутах мы находим в « », которое весьма подробно описывает именно содержательную часть семидневного философского пира у с участием иудейских мудрецов, греческих философов, ученых мужей Музейона и членов царского двора. ( , 187 - 294). Конечно, указанное событие из-за своего чрезвычайно специфического характера не имело формы строго диспута - но описание Аристея хотя бы отчасти дает представление о возможном круге поднимаемых на подобных собраниях вопросов, глубине и тщательности их обсуждения.

Научные достижения.

Силы, средства, душа и знания, вложенные основателями и покровителями Музейона в свое детище, конечно, дали весьма богатые плоды.

Филологические науки и поэзия.

Наиболее ранними, пожалуй, оказались всходы филологических наук. Этому весьма способствовали потребности Александрийской Библиотеки, при формировании книжного фонда которой требовалось проводить огромную работу по оценке достоверности, классификации и копированию книжных свитков. При этом еще была начата работа по идентификации и текстуальной критике гомеровских поэм, что дает все основания к тому, чтобы считать основателя и Музейона также иродоначальником научного литературоведения. Именно на основании собранных Деметрием Фалерским гомеровских текстов, а также его критических работ «Об Илиаде» , «Об Одиссее», «Знаток Гомера» , Зенодот Эфесский, следующий за Деметрием руководитель Александрийской Библиотеки, предпринял первую попытку критического издания текстов Гомера.

Работы по изучению текстов Гомера продолжались и после Зенодота; наиболее яркие представители этого направления в литературоведении - Аристофан Византийский и Аристарх Самофракийский, усилиями которых было осуществлено издание нового критического текста гомеровских поэм. Возможно, им же принадлежит знаменитый «Александрийский канон», определяющий список образцовых греческих писателей. Еще ранее третьим библиотекарем Каллимахом, ученым и поэтом, был составлен первый каталог Библиотеки - «Таблицы» в 120 книгах-свитках.

Весьма плодовиты были и александрийские литераторы, среди которых выделялись Сотад, Каллимах, Феокрит. Возникло совершенно новое течение в поэзии - александризм, который при всей своей манерности, искусственности и эклектизме оставался наиболее заметным явлением своего времени.

Во второй половине III в. до н.э. Аполлонием Родосским была создана знаменитая «Аргонавтика» и ряд других эпических поэм. Из числа многочисленных драматургов, творивших при дворе Птолемеев, следует выделить Филемона, занимающего второе место в списке авторов новой комедии.

К александрийским историкам, прежде всего, следует отнести, конечно самого , описавшего историю своего правленья в , , оставившего, пожалуй, наиболее правдивое повествование о походах Александра Македонского, на которое впоследствии опирался Арриан, а также Гекатея Абдерского, сопровождавшего Александра Великого в его походе.

Безусловным достижением александрийской исторической науки является «История Египта» египетского жреца а , советника Птолемея I Сотера, написанная по-гречески и охватывающая период от мифической доисторической эпохи до IV в. до н. э. с введением деление истории Египта на30 династий.

Совершенно исключительным событием была работа над первой переводной книгой, каковой стал Закон иудеев, переведенные в 285 г. до н.э. с иврита на греческий 72-мя толковниками. При этом Деметрием Фалерским, который выступал инициатором и редактором , по-видимому, были разработаны и применены на практике основы теории перевода.

Математика.

Не меньшую, а быть может, даже большую известность в сравнении с поэтами и филологами имели представители точных наук Александрийского Музейона. Одним из первых для работы в был приглашен Евклид. Он же ранее прочих приобрел известность и признание своими исследованиями в области математики. Его работами интересовался даже Птолемей I Сотер, на вопрос которого, нельзя ли все это изложить более доступным образом, ученый согласно легенде ответил, что в науке царского пути нет. Наиболее известным трудом Евклида являются «Начала» в 15 книгах, в которых изложены основы античной математики, элементарной геометрии, теории чисел, общей теории отношений и метода определения площадей и объемов, включавшего элементы теории пределов. Другой его труд - «Данные» - посвящен проблемам геометрического анализа.

Однако, сфера интересов Евклида была гораздо шире. Ему принадлежат фундаментальные исследования «Оптика» и «Диоптрика». Известны также его работы по астрономии (« Элементы астрономии»), а также по теории музыки («Сечения канона») . Труды Евклида, прежде всего математические, оказали огромное влияниена развитие этой науки. Его «Начала» использовались в качестве учебника геометрии не только на протяжении всей античности, но служили еще в XIX в.

Наиболее известными учеником Евклида был Аполлоний Пергский, который в труде «Конические сечения» исследовал взаимосвязь окружности, эллипса, параболы и гиперболы. Для объединения видимого движения планет построил теорию эпициклов.

Не только выдающимся механиком - но и геометром был знаменитый Архимед. Представителем математической науки также являлась и последний руководитель Александрийского Музейона Ипатия, дочь математика Теона Александрийского.

Астрономия .

Также математиком былученик и Евклида Аристарх Самосский (кон. 4 в. — 1-я пол. 3 в. до н. э.) , гораздо более известный своими исследованиями в области астрономии. Именно Аристарх первым высказал идею гелиоцентризма, дошедшую до нас в изложении Архимеда, который писал сиракузскому тирану Гелону II : «Вы знаете, что Вселенная - имя, данное большинством астрономов сфере, чей центр - Земля и чей радиус равен расстоянию между центром Солнца и центром Земли. Это, как вы слышали от астрономов, общепринято. Но Аристарх Самосский выпустил книгу, в которой содержится ряд гипотез, из них следует, что Вселенная во много раз больше, чем было сказано выше. Его гипотезы состоят в том, что звезды и Солнце неподвижны, а Земля вращается вокруг Солнца по окружности, что Солнце лежит в середине орбиты, что сфера неподвижных звезд, расположенная вокруг того же центра., т.е. Солнца, так велика, что круг, по которому, как он думает, движется Земля находится в такой же пропорции к расстоянию до неподвижных звезд, как центр сферы относится к ее поверхности» .

Таким образом, еще в первой половине III века до н.э., в царствование была высказана гипотеза, о которой знал и которую повторил спустя 18 веков Коперник . Также Аристархом была высказана идея о практически бесконечных размерах Вселенной, что в пределах его гелиоцентрической гипотезы требовалось для объяснения отсутствия видимого перемещения звезд по небесному своду.

Однако, идеи Аристарха не были приняты не только вследствие религиозныхпредрассудков (Аристарха даже обвиняли в безбожии) и обыденного человеческого опыта, но также - из-за некоторых ошибок в его теории. Гипотеза Аристарха мало согласовывалась с реальными наблюдениями, согласно которым при движения планет наблюдались неравномерность, остановки и даже попятное движение их по небосводу, что, конечно же невозможно при круговых орбитах планет. Но критики Аристарха, наиболее известным из которых являлся Гиппарх,пошли не по пути уточнения реальных орбит планет (которые являются не круговыми, а эллиптическими) - а вернулись к геоцентрической модели вселенной.

Аристархом Самосским были допущены и другие ошибки - в частности, им были неверно исчислены размеры Луны и Солнца, а также расстояния от Земли до этих светил. Эти ошибки, впрочем, вызванные погрешностями при наблюдении, носили количественный, а не качественный характер.

Главные достижения астрономии после Аристарха Самосского были связаны, в основном с началом регулярных астрономических наблюдений. Так, Гиппарх описал более восьмисот пятидесяти неподвижных звезд и открыл прецессию равноденствий. Также был высказан ряд остроумных гипотез в рамках геоцентрической системы (в частности, система эпициклов), которые призваны были объяснить небесные явления, которые не согласовывались с теорией Аристарха. Но в целом, с конца II века до нашей эры, происходит деградация астрономии как науки - вследствие чего наблюдается даже возврат к мысли о плоской форме земли.

Возврат же к его идеям Аристарха Самосского осуществляется лишь 18 веков спустя.

География .

Поход Александра Великого в Индию знаменовал также и начало эпохи великих географических исследований и открытий. Этому весьма способствовало знакомство с новыми землями и ранее неизвестными грекам народами. Собственно, и сам Александр, вдохновленный не только политическими, культурологическими - но и географическими идеями своего учителя Аристотеля, являлся великим землепроходцем, и намеревался, найдя в Индии истоки Нила, возвратиться вдоль этой великой реки на берег Средиземного моря. Частью этого проекта являлась морская экспедиция Неарха между устьями Инда и Ефрата.

Географические экспедиции были продолжены и в птомеевском Египте. Путешественник Гиппал в царствование совершил несколько морских путешествий в Индию из порта Береника, основанного на берегу Красного моря. При этом он не только открыл морской путь в Индию, но и обнаружил возможность использования сезонных ветров - муссонов для облегчения путешествий к берегам Индии и обратно.

Огромное значение имели также открытия Пифея, который не имел отношения к Александрийскому Музейону, но чьи морские путешествия вдоль побережья Иберийского полуострова, Бретани и Британии, крайним северным пунктом которых была, возможно, Фула (Норвегия или Исландия), доказали, что океан омывает все земли, расположенные в нем как острова - вопреки существовавшим до сего времени представлениям об океане как внутреннем море в середине земной суши.

Эти открытия оказали огромное влияние на великого географа Эратосфена, который в 235 -195 г.г. до н.э. стоял во главе , а также являлся воспитателем Птолемея IV Филопатора. Одним из важнейших достижений Эратосфена являлось составление карты мира, которая верно отражала распределение суши и воды на поверхности земного шара, и была достаточно точной для своего времени. Основываясь на идеях об едином мировом океане и шарообразности Земли он высказал предположение о возможности кругосветных путешествий.

Также им была предпринята работа по вычислению размеров земли, которые до него уже пытался определить Дикеарх. Будучи не только географом, но и математиком, Эратосфен, применив простой, но гениальный метод, основанный на знании величины дуги меридиана (расстояние от Александрии до Сиены, расположенных практически на одном меридиане, равно чуть более 5000 стадиев) и углового размера этой дуги (1/50 часть круга) , получил размер окружности земли в 252000 стадиев или 39590 км, что отличается от истинной длины окружности земного шара по экватору всего на 410 км.

С большой точностью Эратосфен выделил пять климатических зон: две холодные (за северным и южным полярным кругом), две умеренные (между полярными кругами и тропиками) и жаркую (между тропиками).

Кроме того, Эратосфен, опираясь на составленный им список олимпийских победителей, разработал точную хронологическую таблицу, в которой все известные ему политические и культурные события датировал по олимпиадам. При этом ему удалось установить дату Троянской войны (около 1180 года до н.э.), которую подтвердили новейшие исследования. Наконец, это он изобрел календарь, введенный в обращение лишь при Юлии Цезаре и названный оттого юлианским, с длительностью года в триста шестьдесят пять с четвертью дней и високосной системой.

Медицина.

Если в большинстве областей человеческой деятельности влияние достижений Древнего Египта на александрийскую науку не являлось существенным - то успехи медицины, наоборот, очевидным образом связаны с широко распространенным в Египте культом мертвых и повседневной практикой бальзамирования человеческих тел.

Этому же ученому приписывается сожжение римского флота направленным на него через систему вогнутых зеркал солнечным светом - что вряд ли достоверно, но во всяком случае, обнаруживает хорошее знакомство Архимеда с устройством (а возможно и участие в усовершенствовании) фонаря , а также может свидетельствовать о разработке Архимедом теоретического обоснования использования уже известной оптической системы вогнутых зеркал с несравненно более мощным источником света, нежели грандиозный костер Александрийского Маяка.

Однако, в собственных научных трудах Архимеда нет описания изобретенных им машин и механизмов. Как свидетельствует Плутарх , «сам Архимед считал сооружение машин занятием, не заслуживающим ни трудов, ни внимания; большинство их появилось на свет как бы попутно, в виде забав геометрии» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Марцелл, 14). По-видимому, практическая деятельность, приличествующая ремесленнику, считалась со времен Платона недостойной истинного ученого .

Вероятно, именно поэтому сам Архимед гораздо выше ценил свои теоретические исследования, которые легли в основание теоретической механики и гидростатики: определение понятие центра тяжести, формулирование закона рычага, сложения параллельных сил, открытие знаменитого «закона Архимеда», согласно которому «тела, более тяжелые, чем жидкость, опущенные в эту жидкость… станут легче на величину веса жидкости в объеме, равном объему погруженного тела» .

К безусловным научным достижениям Архимеда следует отнести и его работы в области математики, среди которых методы нахождения площадей поверхностей и объемов различных фигур и тел (в том числе вычисление знаменитого числа π), система счисления, позволявшая записывать сверхбольшие числа и др.

Учеником и продолжателем дела Архимеда был александрийский механик Ктесибий ( II в. до н.э.), к достижениям которого причисляют изобретение зубчатого колеса и счетчика оборотов, гидравлического насоса и других приспособлений для перекачивания жидкостей, улучшение конструкции водяных часов, которые при помощи системы зубчатых колес стали бить в гонг при достижении определенного времени, а кроме того, приводить в движение небольшие фигуры. Многие из его изобретений были использованы для совершенствования часовых механизмов и метеорологических приборов .

Учеником Ктесибия был знаменитый александрийский изобретатель Герон (возможно, около 150 - 100 г.г. до н.э.). Герон занимался не только чисто теоретической работой, он стоял во главе школы инженеров, основанной им в . «В этой школе… отвлеченные, общие курсы по арифметике, геометрии, физике, астрономии велись параллельно с практическими курсами — работой по дереву и металлу, по конструкциям машин и по архитектуре», - пишет Боннар . Все это призвано было служить тому, чтобы научные и практические достижения не были утеряны со временем - но передавались грядущим поколениям. Вероятно, во многом благодаря этому сведения о работах Герона дошли до новых времен, и, по-видимому, использовались многими средневековыми ученными и изобретателями, в том числе и Леонардо да Винчи.

Герон не только самостоятельно создавал необходимые для его исследований приборы, но и описывал их конструкции в учебных пособиях с рисунками и расчетными примерами - тем самымзаложив основу приборостроения. Им были описаны подъемные и крановые конструкции, винтовые прессы и дробильные устройства, привод с зубчатыми колесами, а также метательные снаряды, машины сжатого воздуха, автоматы. Героном был изобретен геодезический инструмент диоптр, прообраз современного теодолита, который позволял измерять углы возвышения, и служил для вычисления высоты удаленных объектов, а также применялся при астрономических наблюдениях.

Герон занимался не только механикой и гидравликой. Изучая свойства пара, он изобрел прообраз современной паровой машины - так называемый эопил (Эолов мяч, ветроиспускатель) .

Отчасти, изобретения Герона, как и его учителя Ктесибия, нашли применение при совершенствовании механических устройств и автоматов Фаросского Маяка. Но в большинстве случаев при наличии дешевой рабской силы они использовались не для создания рабочих машин, а применялись либо в военных целях, либо для изготовления игрушек, одной из которых был и «фонтан Герона» с которой, как пишет Боннар , «восемнадцать веков спустя Жан Жак Руссо ребенком ходил из деревни в деревню, собирая подаяние».

Значение и уроки Музейона.

Высший расцвет Александрийского Музейона приходится на годы правления первых Птолемеев. Приблизительно с середины II в. до н.э. значение этого научно-образовательного учреждения неуклонно снижается. Во время внутридинастических споров в период правления Птолемея YII большинство именитых ученых переселяется из в старые и вновь возникшие культурные центры эллинистического мира: , Родос, Пергам. Хотя из новых генераций ученых и выдвигают время от времени яркие личности - но их влияние и научный авторитет не может идти ни в какое сравнение с фигурами предшественников. Чем далее - тем больше Музейон трансформируется из научно- образовательного в учебное заведение. По-видимому, новых учеников все более привлекает возможность общения не только с новыми научными светилами - но с учеными прошлых эпох, чьи труды собраны в богатейшей . Но окончательно научная деятельность прерывается лишь после физического уничтожения комплекса зданий Музейона пожаром 273 г. до н.э. и разрушения Серапейона в в 391/392 г. н.э. вслед за выходом эдикта императора Феодосия I Великого о запрете языческих культов.

Однако первые полтора столетия деятельности Александрийского Музейона, когда из города без традиций превратилась в научно-культурный центр всего эллинистического мира, подтвердили чрезвычайную плодотворность идеи совместного творчества ведущих ученых, собранных в едином научном учреждении. Наука, которая, собственно и возникла как наука в стенах Александрийского Музейона, тут же не замедлила продемонстрировать и несколько очевидных теперь всем закономерностей своего развития, а именно:

Наука наиболее успешно развивается в сильной стране со стабильной властью;

Для достижения наилучших результатов, научному сообществу требуется создать оптимальные материальные и психологические условия, которые включают: неограниченный доступ к источникам сведений по всем отраслям знаний (Библиотека); наличие современных лабораторий и оборудования; возможность непосредственного общения с лучшими представителями в своей области знаний; наличие полного государственного обеспечения; заинтересованность общества в работе ученых и объективная оценка результатов их научной деятельности.

Умелое, компетентное и заинтересованное руководство научным сообществом;

Наличие просвещенных властителей, которые будучи заинтересованы в результатах деятельности ученого сообщества, были бы способны обеспечить все перечисленные выше условия.

Однако, Александрийский Музейон обнаружил и некоторые негативные стороны подобной формы организации научного творчества.

Прежде всего, опека со стороны сильных мира сего оказала негативное воздействие на свободу художественного творчества, которое должно было создавать произведения идеологически нейтральные (лирика Феокрита), либо не выходить за рамки политкорректности, определенные временем и страной действия. Уклонение от этих требований было чревато гонениями, вплоть до присуждения к смерти, что имело место в случае с поэтом Сотадом, неодобрительно отозвавшемся о браке со своей родной сестрой . Во многих случаях это вело к снижению уровня, сужению тематики и проблематики художественного творчества. Косвенной реакцией на таковое положение дел становилось создание и расцвет новых жанров - например, менипповой сатиры, которая, предлагая совершенно особые обстоятельства и места действия, обретала способность обходить существующие запреты.

Во вторых, господство ученых-лингвистов приводило к ограничению свободы творчества по причинам уже не имевшим отношения к политике и идеологии. Временами, как, например, в случае с «Аргонавтикой» Аполлония Родосского это вынуждало автора уничтожать уже законченные варианты произведения, по большей же части - влекло за собой подчинение большинства писателей вкусовым требованиям небольшой группы литературных критиков, эталоном для которых служили либо произведения древних образцовых писателей, либо их собственное творчество.

Отчасти именно поэтому ближе к середине III века до н.э. намечается снижение роли театра, который перестал развиваться, во-первых, - вследствие создания в Александрии канона образцовых трагиков и комиков; во-вторых, - потому что театр как самое демократическое площадное искусство, достигшее своих вершин именно в демократических , могло быть небезопасно для монархического режима Птолемеев.

Но главная беда состояла в том, что успехи александрийской науки косвенным образом привели к повсеместному снижению роли философии. Отказ ведущих философов от работы в Александрийском Музейоне привел к тому, что наука, которая ранее могла развиваться исключительно в рамках определенной философской школы, потеряла мировоззренческую основу, свою вовлеченность в проблематику существования мира и человека. , основывая Музейон, придерживался мнения, что «лучше мудрость, нежели орудия войны» . Однако, наука, которая продемонстрировала возможность весьма успешного развития без опоры на какие-либо мировоззренческие устои, сама сделалась орудием, особая опасность которого состояла в том, что оно могло быть обращено как на пользу, так и во вред человеку. Парадокс особого успеха прикладных наук состоял именно в том, что эти успехи уже не требовалось прикладывать к облегчению участи конкретного человека на этой конкретной земле. Наука следовала отныне собственным интересам, развивалась по своим собственным законам. Именно поэтому, вероятно, успехи механики сделались по большей части «игрушечными», а интересы развития медицины сломали запрет проведения весьма болезненных опытов на живом человеке.

По-видимому, не случайно именно на годы расцвета Александрийского Музейона приходятся смерти глав основных философских школ Греции: Феофраста, Эпикура, Пиррона, Зенона, Гегесия и Феодора Безбожника, которые не оставили достойных продолжателей. С их смертью вопрос «Что предпочтительней: жизнь или смерть?» и совет «Познай себя» потеряли прежнюю актуальность. Предпочтительность жизни более не вызывала сомнений, и познавать требовалось именно ее, а не себя - поскольку все блага жизни полагались теперь во внешнем мире. Ценность обрела не жизнь достойная - но жизнь вообще, девизом которой сделалось «Возлюби ближнее», всякое ближнее к тебе мгновение жизни. Такое вот побочное явление, избечь которого, по видимому, было уже невозможно.

Во всяком случае, хотя упадок Музейона, быть может, и оживил несколько философскую деятельность в и Риме - но философия не достигала более тех высот и влияния, которые были завоеваны ею в Y - начале III в.в. до н.э., а крайние религиозно-философские проявления сделались воинственно-опасными для человека.

Если создание Музейона успехами александрийской науки подтвердило плодотворность идеи о совместном творчестве ученных - то его упадок удостоверил это еще раз, но уже, так сказать, с негативной стороны: разобщенность ученых и отсутствие условий для научной деятельности привело не только к застою, но даже к забвению добытых научных знаний, и науке эпохи Возрождения спустя 17 - 18 веков во многих случаях с кровью приходилось утверждать те истины, которые уже давно были известны александрийским ученым III - II в.в. до н.э.

Эпоха эллинизма явилась периодом систематизации знаний, накопленных в течение предшествовавших тысячелетий, и временем новых достижений и открытий. «Эпоха эта, - писал С. Г. Ковнер, - знаменательна не столько ге­ниальным полетом человеческого духа, свойственным юношескому возрасту человечества, сколько тщательным собиранием и сортировкой добытых до сих

пор данных и упорядочением, сравнением и осмыслением накопленного до сих пор материала» 1 .

В этот период центры греческой науки и образования переместились на Вос­ток - в Александрию, Пергам, Антиохию, Селевкию, Тир.

В эпоху эллинизма средние и высшие слои населения получали образование в шко­лах и гимнасиях, которые содержались на городские средства. Гимнасии представляли закрытые корпоративные школы для городской аристократии. Существовали гимнасии для детей, эфебов (18 - 20 лет), «новых граждан» (от 20 лет) и др. Физическое воспи­тание и военная подготовка перестали в них быть основными дисциплинами - учени­ки изучали предметы «общего образования», которые стали предшественниками буду­щего средневекового цикла «семи свободных искусств-» (грамматика, риторика и диа­лектика - искусство спора и рассуждения, геометрия, арифметика, музыка, астроно­мия). В эпоху эллинизма термин «свободные искусства» подразумевал «общее образо­вание» эллина, которое отличает свободного человека от раба или варвара, а также от тех, кто работает за плату 2 .

К царским дворам стали приглашать крупных ученых. Их содержали за счет государственной казны. В результате в центрах эллинистического мира на Запа­де и на Востоке (в Афинах и Пергаме, в Сиракузах и Антиохии) сложились мощные коллективы ученых. Среди них крупнейшим культурным и научным центром стала Александрия - столица эллинистического Египта. Еще при Александре Македонском во главе Египта был поставлен Птолемей сын Лага, полководец и политик, ставший основателем новой династии, которая прави­ла в Египте почти три столетия.

Учитывая экономические и политические запросы государства, Птолемеи покровительствовали развитию знаний и приглашали в свою столицу грече­ских ученых, писателей и поэтов из всех стран эллинистического мира. В эпоху эллинизма на 7 млн коренных жителей Египта приходилось около 1 млн гре­ков (греческий язык был официальным языком эллинистического Египта).

При царском дворе Птолемеев были основаны Александрийский мусейон (греч. museion - храм муз; отсюда термин «музей»), посвященный девяти му­зам, и знаменитое Александрийское хранилище рукописей - Александрий­ская библиотека - самая большая в древности.

Александрийский мусейон был одним из величайших научных и культурных центров античного мира, объединившим и исследовательскую академию и высшую школу. В мусейоне были помещения для чтения лекций и научных занятий, спальни и столовые, комнаты для отдыха и прогулок. Ученые со все­го эллинистического мира жили там на полном царском обеспечении и зани­мались исследованиями в области философии, астрономии, математики, бо­таники, зоологии, медицины, филологии. Каждая область знания имела в Алек­сандрийском мусейоне своих выдающихся представителей. Так, в III в до н.э. в Александрии работали математик Евклид, механик и математик Архимед из Сиракуз, астрономы Аристарх с о. Самос и Птолемей родом из Птолемиады в Египте, грамматик Зенодот из Эфеса, первым возглавивший Александрий-

1 Ковнер С. Г. История древней медицины. Ч. 1. Вып. 3. Медицина от смерти Гиппократа до
Галена включительно. - Киев, 1888. - С. 682.

2 От глиняной таблички к университету: Учеб. пособие /Под ред. Т.Н.Матулис. - М.: Изд-во
РУДН, 1998. - С. 282-283.

10 Сорокина 145

ское хранилище рукописей, и врачеватели Герофил из Халкидона в Малой Азии и Эрасистрат из Кеоса.

При Александрийском мусейоне имелись ботанический и зоологический сады, обсерватории и анатомическая школа. Но главным его сокровищем была богатейшая Александрийская библиотека. Хранитель библиотеки являлся гла­вой всего мусейона и был воспитателем наследника престола. Как уже отме­чалось, в начале I в. до н.э. в Александрийской библиотеке насчитывалось около 700 тыс. папирусных свитков. Хранились рукописи в Сарапейоне (греч. Sarapeion) - храме Сараписа, нового греко-египетского бога, культ которого был установлен при Птолемее I, дабы объединить в нем черты главных богов греков и египтян. Храм неоднократно подвергался пожарам. В 47 г. до н.э., когда Юлий Цезарь сжигал свой флот, огонь перекинулся на портовые сооружения города, и Александрийская библиотека сгорела. По распоряжению Антония (в дар царице Клеопатре) была привезена Пергамская библиотека, насчитывав­шая около 200 тыс. свитков. Но и она пострадала: частично от пожара 391 г. н.э., частично от рук христиан-фанатиков, которые, уничтожая центры ан­тичной культуры, подожгли храм Сараписа. Последние остатки библиотеки погибли в VII-VIII вв. н. э. во время арабских завоеваний.

В эпоху эллинизма потребности более глубокого и точного знания привели к специализации ученых и выделению из философии отдельных отраслей науки. Одной из первых среди них была медицина.

Медицина эпохи эллинизма достигла значительного развития. Она вобрала, с одной стороны, греческую философию и врачебное искусство эллинов, а с другой - тысячелетний эмпирический опыт врачевания и теоретические по­знания народов Египта, Месопотамии, Индии и других стран Востока.

На этой плодотворной почве бурное развитие получили анатомия и хирур­гия. Многие выдающиеся достижения в этих областях теснейшим образом свя­заны с александрийской врачебной школой.

Анатомия (от греч. anatome - рассечение) стала в эпоху эллинизма самосто­ятельной отраслью медицины. Ее развитию в Александрии в немалой степени способствовал древнеегипетский обычай бальзамирования, а также разреше­ние Птолемеев анатомировать тела умерших и выполнять живосечения на при­говоренных к смертной казни преступниках. По описанию Авла Корнелия Цель-са, Птолемей II Филадельф (285 - 246 гг. до н.э.) разрешил отдавать ученым для вивисекции приговоренных к смертной казни преступников: сначала им вскрывали брюшную полость, потом рассекали диафрагму (после чего сразу же наступала смерть), затем открывали грудную клетку и исследовали распо­ложение и строение органов.

Основателем описательной анатомии в александрийской школе (и в Древ­ней Греции в целом) считается Герофил из Халкидона в Малой Азии (Herophilos, ок. 335 - 260 гг. до н.э.), живший при Птолемее I (323 - 282 гг. до н.э.). Будучи учеником Праксагора с о. Кос, Герофил развивал традиции косской врачебной школы и был сторонником гуморального учения.

Он признается первым греком, начавшим вскрывать человеческие трупы (рис. 67). В труде «Анатомия» Герофил подробно описал твердую и мягкую мозговые оболочки, части головного мозга, и особенно его желудочки (чет­вертый из которых он считал местом пребывания души), проследил ход неко­торых нервных стволов и определил их связь с головным мозгом. Он изучал

В сочинении «О глазах» Герофил описал стекловидное тело, оболочки и сетчатку, а в трактате «О пульсе» из­ложил свои представления об анато­мии сосудов (описал легочную арте­рию, дал названия легочным венам) и об артериальном пульсе, который считал следствием деятельности серд­ца. Это важное открытие было намече­но еще Аристотелем и развивалось Праксагором, однако впоследствии было забыто в Западной Европе на долгие века. (Заметим, что в Древнем Китае самое раннее упоминание о пульсе содержится в трактате «Нэй цзин», который датируется приблизи­тельно тем же временем - III в. до н. э.) Однако Герофил частично отошел от позиций своего учителя Праксагора, который считал, что в артериях дви­жется только пневма, - по Герофилу артерии наполнены смесью крови и воз­духа 1 . Впоследствии это положение по­лучило развитие в трудах Галена, ко­торый несколько столетий спустя учился в Александрии.

Преемником Герофила был Эрасистрат (Erasfstratos, ок. 330 - ок. 255 гг. до н.э.). Согласно Плинию, он был племянником Аристотеля, родился в городе Юлисе на о. Кеос, медицине обучался у Хрисиппа и Метрадора - известных врачевателей книдской врачебной школы, а затем на о. Кос у последователей Праксагора.

Долгое время Эрасистрат был придворным врачевателем Селевка I Никато-ра (323 - 281 гг. до н.э.), первого правителя царства Селевкидов, а во времена Птолемея II Филадельфа жил и работал в Александрии.

Эрасистрат известен блистательными исследованиями сердца и его клапа­нов (которым он дал названия); изучением анатомии мозга, мозговых оболо-

1 Nutton V. Medicine in the Greek world, 800- 500 ВС / Western medical tradition, 800 ВС to AD 1800. - Cambridge: University press, 1995. - P. 34.

чек и его желудочков, которые определял как вместилище души. (Впослед­ствии эти представления были развиты в трудах Галена.)

По Эрасистрату, человек подобен машине: сердце - насос, который на входе и выходе контролируют створчатые клапаны; печень, почки и мочевой пузырь - фильтры; развитие организма - механический процесс, который осуществляется через триаду - нервы, вены, артерии. Нервы исходят из мозга (по ним движется душевная пневма, которая обитает в мозге); в венах течет кровь (питательная субстанция), которая формируется из пищи, а в артериях - воздух (жизненная пневма).

Отсюда и произошло их название - в переводе с греческого «артерия» оз­начает «воздушный путь».

Эрасистрат знал, что из открытой артерии сильным потоком идет кровь, но объяснял это тем, что воздух, выходящий из артерии, тотчас замещается кровью, которая поступает в нее из соседних вен по синанастомозам (греч. synanastomosis - соустье; от syn - вместе, stoma - рот). Таким образом, Эрасист­рат очень близко подошел к идее соединения вен и артерий в единую систему посредством более мелких сосудов - логическому завершению помешало пред­ставление о том, что артерии заполнены воздухом.

По мнению Эрасистрата, кровь может втягиваться в артерии при их поврежде­нии в силу создавшегося вакуума (понятие о вакууме было открыто его со­временником Strato). Впоследствии Гален считал эту точку зрения нелепой (см. с. 178) и, опровергая ее, повторял опыты Эрасистрата с введением каню­ли в перевязанную лигатурой артерию с целью обнаружения в ней пульсации крови 1 .

Эрасистрат отошел от широко распространенного в то время учения о роли соков в организме (от гуморальных представлений гиппократиков) и отдал предпочтение твердым частицам. Он считал, что организм состоит из множе­ства твердых неделимых частиц (атомов), которые движутся по каналам тела: нарушение этого движения в связи с несварением пищи, закупорка просвета сосудов или их переполнение - плетора (греч. plethorra - наполнение) являют­ся причиной болезни. По его мнению, воспаление легких есть результат захож­дения крови в поврежденные артерии (под действием вакуума) и воспламене­ния находящейся там пневмы.

Исходя из этих представлений, Эрасистрат направлял лечение на устране­ние причин застоя: строгая диета, рвотные и потогонные средства, упражне­ния, массаж, обливания, растирания 2 ; таким образом, была подготовлена по­чва для методической системы Асклепиада (см. с. 162).

Согласно А. К. Цельсу, Эрасистрат проводил вскрытия умерших больных. Он установил, что в результате смерти от водянки печень становится твердой, как камень, а отравление, вызванное укусом ядовитой змеи, приводит к порче печени и толстого кишечника. Таким образом, Эрасистрат сделал первые шаги по пути к будущей патологической анатомии.

Последователей Эрасистрата называли эразистраторами; их учениками были видные врачи Древнего Рима - Асклепиад, Диоскорид, Соран, Гален.

1 Nutton V. Medicine in the Greek world, 800-500 ВС / Western medical tradition, 800 ВС
to AD 1800. - Cambridge: University press, 1995. - P. 35.

2 Guardia J.M. История медицины от Гиппократа до Бруссе и его последователей: Пер. с фр. -
Казань, 1892. - С. 12.

Хирургия эпохи эллинизма объединила два мощных источника: греческую хирургию, связанную в основном с бескровными методами лечения вывихов, переломов, ран, и индийскую хирургию, которой были известны сложные опе­рации.

Среди важнейших достижений хирургии александрийского периода - вве­дение перевязки сосудов, использование корня мандрагоры в качестве обезбо­ливающего средства, изобретение катетера (приписывается Эрасистрату), про­ведение сложных операций на почке, печени и селезенке, ампутация конеч­ностей, лапаротомия (чревосечение) при завороте кишок и асците.

Так, Эрасистрат делал дренирование при эмпиеме, при заболевании пече­ни накладывал лекарства прямо на печень после лапаротомии, спускал асци­ты и т. п. Таким образом, в области хирургии александрийская школа сделала значительный шаг вперед по сравнению с хирургией классического периода истории Древней Греции (когда не производились вскрытия трупов и не дела­лись полостные операции, а оперативные вмешательства практически своди­лись к лечению ран и травм).

Эллинистический период явился временем самого плодотворного развития медицины в Древней Греции.

Римские завоевания (I в. до н.э. -ЗО-е гг. н.э.) положили конец самостоя­тельности эллинистических государств. Политическим, экономическим и куль­турным центром Средиземноморья стал Рим. Но эллинистическая культура пережила эллинистические государства. Она сохраняла свое влияние в течение нескольких столетий и составила существенную часть той основы, на которой в течение тысячелетий успешно развивались европейская, а вместе с ней ми­ровая культура и медицина.

МЕДИЦИНА В ДРЕВНЕМ РИМЕ

История

Понятие «Древний Рим» менялось с течением веков: от Рима - города-государства к Римской республике, а затем - к Великой Римской империи, которая в период расцвета как бы захватила в свои объятия Средиземное море и превратила его огромные водные пространства во «Внутреннее море» Импе­рии (лат. Mare nostrum - наше море) (рис. 68).

В полной мере это относится и к понятию «медицина Древнего Рима», под которым в одних случаях подразумевается медицина древнего города Рима, в других - медицина в Римской республике, в-третьих - медицина в Римской империи.

Периодизация истории и медицины. История Древнего Рима ведет свое нача­ло от 753 г. до н. э. - года основания города Рима, что соответствует третьему году Шестой Олимпиады в Древней Греции. В истории Древнего Рима выделя­ют три основных этапа (табл. 10):

1) царский период (VIII-VI вв. до н.э.), когда древняя Италия не представ­ляла собой единого государства, а была совокупностью самостоятельных горо­дов-государств, среди которых был и Рим;

Таблица 10. Этапы формирования медицины в Древнем Риме

Этапы врачевания	Хронологи­ческие рамки	Основные достижения в области медицины и врачевания	Литературные ис­точники и археоло­гические памятники
Царский период	VIII-VI вв. до н.э.	Отсутствие врачей-профессионалов в г. Риме. Сооружение Cloaca maxima (VI в. до н.э.) и канализационной системы в г. Риме	Cloaca maxima (VI в. до н.э.)
Период Республики	509-31 гг. до н.э.	Сооружение акведуков (с IV в. до н.э.) и терм (с III в. до н.э.). Контроль за строительством и эксплуа­тацией общественных зданий, дорог, бань, рынков и других общественных сооружений. Появление врачей-профессионалов в г. Риме из числа рабов (преимущест­венно греков), вольноотпущенников и свободных граждан (конец III -II вв. до н.э.). Деятельность Архагата в г. Риме (с 291 г. до н.э.). Элементы государственной регламен­тации деятельности врачей. Развитие естественно-научного на­правления в медицине (Асклепиад, 128 - 56 гг. до н.э.; Т.Лукреций Кар, 98-55 гг. до н.э.)	Законы XII таб­лиц (ок. 450 г. до н.э.). Акведуки с IV в. до н.э.) и термы г. Рима (с III в. до н.э.). «О сельском хо­зяйстве» Марка Порция Катона (234-149 гг. до н.э.). «О природе ве­щей» Лукреция Кара (I в. до н.э.).
Период Империи	30 г. до н. э. - 476 г. н.э.	Дальнейшее строительство санитарно-технических сооружений. Становление и развитие военной медицины. Организация военных валетудинариев и валетудинариев в рабовладельческих поместьях (для рабов). Введение должностей архиатров (дворцовых, провинциальных и городских; I- IVвв. н.э.). Развитие энциклопедического знания. Создание государственных и частных врачебных школ. Развитие римского права и регла­ментации деятельности врачей	«О сельском хо­зяйстве» Колу-меллы (I в. до н.э.). Произведения Марциала (43 - 104гг. н.э.). Дом врача в Пом-пеях(1 в. н.э.). «О медицине» в 8-ми книгах Авла Корнелия Цельса (I в.). «Естественная история» в 37 книгах Плиния Старшего (I в.). «О врачебной ма­терии» Диоскори-да (I в.). Соран (II в.) о болезнях женщин и детей

Окончание табл. 10

2) период Республики (509 - 31 гг. до н.э.), когда город Рим подчинил себе
территории древней Италии и начал завоевательные войны за пределами Апен­
нинского полуострова;

3) период Империи (30 г. до н.э. - 476 г. н.э.) - время расцвета, а затем и
кризиса рабовладельческого строя в регионе Средиземноморья, находившем­
ся под властью Рима.

Развитие врачевания и медицинских знаний в каждый из этих периодов имеет свои характерные особенности и существенные отличия (табл. 10).

Источники по истории и медицине - литературные памятники (труды вра­чей, философов, поэтов), данные археологии (раскопки городов Помпеи и Геркуланум, погребенных под пеплом вулкана Везувий в 79 г. н.э.), этногра­фия, вещественные и нумизматические источники.

Рис. 68. Становление и развитие Древнего Рима: Рим-город, Римская республика, Римская империя

Врачевание в царский период

(VIII-VI вв. до н.э.)

Согласно традиции, начало которой положил Марк Теренций Варрон (M.T.Varro, 116 - 26 гг. до н.э.), временем основания Рима считается 753 г. до н. э. Как город-государство Рим сложился в VI в. до н. э. Предание сохранило имена семи царей, из которых три последние происходили из этрусской дина­стии Тарквиниев.

Культура этрусков значительно повлияла на культуру и медицину римлян: жители города восприняли от этрусков их письменность и так называемые римские цифры, одеяние (лат. toga - покрывало) и навыки градостроитель­ства, обычаи и религиозные верования.

При царе Тарквинии Древнем (VI в. до н.э.) началось благоустройство г. Рима: осушение болотистых районов, сооружение сточной системы подземных каналов - клоак (лат. cloaca - крытый канал для стока нечистот), впадавших в главный сточный канал - Cloaca maxima (построенная в 575 г. до н. э. она дей­ствует и поныне, рис. 69). Улицы стали мостить камнем, центральную площадь Рима (форум) выложили плитами, а дома и храмы строили на каменном фун­даменте.

Этруски считаются первыми строителями храмов на территории Италии. Жрецы-гадатели - гаруспики (лат. haruspex; от этрусск. harus - кишки, внут­ренности и specere - наблюдать), объединенные в коллегии жрецов, занимали важное место в этрусском обществе. Им надлежало заниматься гаданием по внутренностям (преимущественно печени) жертвенных животных, толковать обычаи и явления природы. Гаруспики приглашались ко двору, находились в свите полководцев; их советы вступали в силу после соответствующего утвер­ждения сената.

В царский период истории (и вплоть до конца III в. до н.э.) врачевателей-профессионалов в г. Риме не было - лечили дома народными средствами: трава­ми, кореньями, плодами, их отварами и настоями, часто в сочетании с маги­ческими заговорами. По свидетельству видного писателя и государственного деятеля Марка Порция Катона (M.Porcius Cato Maior, 234 - 149 гг. до н.э.), в течение столетий самым популярным лечебным средством считалась капуста:

Рис. 70. Зубной протез этрусков: золотой мост для укрепления искусственных зубов, выполненных из

кости теленка. VII-VI вв. до н.э. Ливерпуль. Merseyside Country Museums

«Капуста изо всех овощей - первая, - писал он в труде «Земледелие», - Ешь ее вареной и сырой... Она чудо как помогает пи­щеварению, устанавливает желудок, а моча того, кто ее ест, служит лекарством от все­го... Натерши, прикладывай ее ко всем ра­нам и нарывам. Она очистит все язвы, безбо­лезненно излечит их... Если есть кровопод­тек, она заставит его прорваться... здоровее нет еды - она все вылечит, выгонит боль из головы и из глаз...» 1 .

Несмотря на отсутствие врачей, этруски достигли определенных успехов в отдельных областях врачевания. До нас дошли многочисленные зубные проте­зы этрусков, выполненные из костей животных и скрепленные при помощи золотого моста (рис. 70).

Греческая медицина в царский период истории древней Италии еще не нашла своего места на римской почве.

Медицина периода Республики

(конец VI в. до н.э.-31 г. до н.э.)

Условным рубежом между царским и республиканским периодами истории Древнего Рима считается 510 г. до н.э. - год восстания римлян, свержения этрусского царя Тарквиния Гордого и утверждения республики (лат. respublica - народное дело).

В области медицины этот период характеризуют: развитие санитарного за­конодательства и строительство санитарно-технических сооружений; появле­ние врачей-профессионалов, становление и развитие медицинского дела и элементов его государственной регламентации; формирование материалисти­ческого направления в медицине.

Санитарное дело

Наиболее ранним письменным свидетельством внимания граждан города Рима к мероприятиям санитарного характера были «Законы XII таблиц» («Leges XII Tabularum», 451 -450 гг. до н.э.), краткость и простота которых и по сей

Катон М.П. Земледелие: Пер. с лат. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. - С. 75 - 77.

день восхищают юристов. Они были записаны на медных досках и вывешены для всеобщего обозрения на центральной площади Рима - форуме.

Составленные под давлением плебеев в период Ранней республики, они явились характерным образцом свода законов раннеклассового общества (за­щита патриархальных традиций, сочетание принципа талиона и денежных штрафов и т.п.). Например:

Таблица VIII.

2. Если причинит членовредительство и не помирится (с потерпевшим), то пусть и
ему самому будет причинено то же самое.

3. Если рукой или палкой переломит кость свободному человеку, пусть заплатит
штраф в 300 ассов, если рабу - 150 ассов 1 (лат. ass - первоначально один фунт брон­
зы).

Ряд параграфов «Законов XII таблиц» непосредственно касается охраны санитарного состояния города (Рима):

Таблица X.

1. Пусть мертвеца не хоронят и не сжигают в городе.

5. ...Пусть костей мертвеца не собирают, чтобы впоследствии совершить погребе­ние, за исключением лишь того случая, когда смерть постигла на поле битвы или на чужбине.

6а. ...отменяется бальзамирование... и питье из круговой чаши.

9. ...Закон запрещает без согласия собственника устраивать погребальный костер
или могилу на расстоянии ближе, чем 60 футов от принадлежащего ему здания.

10. ...Закон запрещает приобретать по давности место захоронения, а равно и место
сожжения трупа» 2 .

Согласно «Законам XII таблиц» «младенец, отличающийся исключитель­ным уродством», должен быть лишен жизни (таблица IV. 1). Подобная жесто­кость в тот период истории Рима, по всей вероятности, определялась суровы­ми условиями перехода от первобытного к раннеклассовому обществу в кон­кретной социально-экономической обстановке.

Наблюдение за выполнением этих и других законов возлагалось на город­ских магистратов - эдилов (лат. aediles; от aedes - храм). Эдилы надзирали за строительством, состоянием улиц, храмов, рынков и терм, занимались разда­чей хлеба, организацией общественных игр и охраной государственной казны. Права эдилов закреплялись и в последующих законах. Так, Гераклейская таб­лица, содержащая (как предполагают ученые) закон Юлия Цезаря (100 - 44 гг. до н.э.) о муниципиях (лат.municipium - город с правом самоуправления), посвящает этому ряд параграфов.

Один из них гласит:

«Всякий собственник здания, перед которым имеется пешеходная дорожка, дол­жен содержать эту дорожку на всем протяжении этого здания хорошо вымощенной плитами без трещин, в соответствии с указаниями эдила, на которого в этой части (города) возложено наблюдение за дорогами, согласно настоящему закону» 3 .

1 Хрестоматия по истории Древнего Рима / Под ред. С.Л.Утченко. - М.: Высш. шк., 1962. -
С. 68.

2 Там же. -С. 71-72.

3 Там же. - С. 287.

Первая мощеная дорога в Риме была построена в 312 г. до н.э. при цензоре Аппии Клавдии. Она известна как «Аппиева дорога» и сохранилась до наших дней.

В том же году в Риме началось сооружение акведуков (лат. aquaeductus; от aqua - вода, duco - веду) - подземные источники уже не могли обеспечивать всех жителей города чистой питьевой водой, а вода Тибра к IV в. до н. э. была настолько загрязнена в результате стока нечистот по системе клоак, что ис­пользование ее в качестве питьевой было запрещено законом. Первый акведук в столице республики - Риме - протяженностью 16,5 км получил название «Аппиев водопровод» (лат. Aqua Appia), ибо был воздвигнут также при Аппии Клавдии. Акведук доставлял в г. Рим питьевую воду из ключей, расположенных недалеко от р. Анио.

Сорок лет спустя в 272 г. до н. э. был воздвигнут второй водопровод {Aqua Vetus) длиной 70 км. В 144 г. до н.э. был построен третий акведук {Aqua Marcia), который действует и поныне. Его протяженность составляла 61 км, из них последние 10 км шли по арочным мостам. К началу нашей эры в Риме действо­вало 11 акведуков общей протяженностью 436 км, из них 55 км - на арочных мостах (два древнеримских акведука до сих пор снабжают город водой). В сут­ки они давали городу 1,5 млн м 3 чистой питьевой воды с Сабинских гор. В I - II вв. н. э. население Рима - первого мегаполиса в мировой истории - состав­ляло 1 - 1,5 млн человек. Таким образом, в столице Римской республики на душу населения ежедневно подавалось до 1000 л воды (для сравнения заме­тим, что в начале XX в. житель Петербурга потреблял в среднем 200 л воды в сутки).

Акведуки не являются изобретением римлян, которые заимствовали эту идею на Востоке во время завоевательных походов.

Так, еще в VII в. до н. э. (за три столетия до первого римского акведука) в Ассирии времен Синанхериба был построен величественный водопровод, кото­рый, пересекая долины и ущелья, покоился на арочных мостах (см. с. 60).

Во времена римского господства акведуки стали строиться как в западных, так и в восточных (рис. 71) провинци­ях Империи. В итоге около 100 городов снабжались чистой водой посредством акведуков.

Римские водопроводы обнаружены при раскопках древних городов в Кры­му. Так, в Херсонесе открыто шесть линий подземного водопровода из гон­чарных труб. Построенный во времена римских завоеваний 18 веков назад, во­допровод в течение столетий снабжал город чистой питьевой водой с Балак­лавских высот, находящихся на рассто­янии 6-10 км. Им пользовались во

время Крымской войны 1854-1855 гг., Рис 71 Римский акведук подававший в ле _
а одна из линий древнего херсонесско- гендарную Трою (греч. Шоп, лат. Шит), пить-
го водопровода и по сей день подает евую воду с горы Ида.

воду в Севастополь. Современное состояние

Акведуки Древнего Рима охраня­лись законом. Контроль за техничес­ким состоянием этой колоссальной во­допроводной сети осуществляло спе­циальное ведомство попечителей во­доснабжения - Curatores aquarum. За умышленную порчу водопроводных труб и водонапорных башен на ви­новного налагали крупный штраф в 100 тыс. сестерциев {лат. sestertius - древнеримская серебряная монета, равная 2,5 ассам). Если же поврежде­ние было сделано без злого умысла, ненамеренно, то виновный должен был немедленно его ликвидировать. Колоссальное количество воды, ко­торое потреблял г. Рим в период свое­го расцвета, распределялось между императорским дворцом, обществен­ными учреждениями (термы, рынки, склады, сады, амфитеатры и т.п.) и многочисленными фонтанами, кото­рых было более 600. В частные дома

вода, как правило, не подавалась. Ее или покупали у водовозов, или ходили за ней к фонтанам. Отсутствие в доме воды имело следствием и отсутствие кана­лизации в жилых кварталах: римляне «пользовались общественными туалета­ми (рис. 72) или выносили мусор на соседнюю кучу, а то просто выбрасывали из окошка на улицу» 1 .

В этом плане выгодно отличается хараппская цивилизация древней Индии (см. с. 85): уже в середине 3-го тысячелетия до н.э. в г. Мохенджо-Даро в каж­дом доме имелись системы не только водоснабжения, но и труб для отвода нечистот по магистральным каналам за пределы города.

Первые термы (лат. thermae - горячие бани; греч. thermos - теплый) в г. Риме были построены в III в. до н. э. Марком Агриппой, который передал их в бес­платное пользование населению города. Для обеспечения их содержания он выделил специальные поместья, а для снабжения терм водой провел к ним специальный акведук.

Желая завоевать популярность среди сограждан, многие состоятельные рим­ляне (включая императоров) строили термы своего имени и завещали их в бесплатное пользование населению города на вечные времена (все они выде­ляли специальные поместья, на доходы от которых содержались бани). Таким образом, в Риме были не только частные термы (плата в которых была нич­тожной), но и общественные, которые принадлежали городу. Общественные термы мог посетить и император. Их восстановление или ремонт были делом общественным, что отмечено в специальных строительных надписях и на жерт­венных алтарях.

1 Сергеенко М. Е. Жизнь Древнего Рима. - М.; Л.: Наука, 1964. - С. 86. 156

К концу периода Республики (на­чало нашей эры) в г. Риме насчитыва­лось 170 общественных терм, а ко вре­мени заката империи (IV в.) их было уже около тысячи. Пропускная способ­ность столичных терм позволяла десят­кам и даже сотням тысяч людей мыть­ся одновременно.

Как тип здания термы в основных
своих чертах сложились уже в период
Республики (ко II в. до н.э.), однако
наибольшее развитие они получили в
период Империи (см. с. 163). р ис. 7 з. Термы Сколастиции. II в. н.э. Рим-

Пышное убранство терм придавало екая империя. Эфес (территория Турции),
им сходство с музеями. Фото предоставлено автором. 1996 г.

Стены их облицовывались велико­лепными сортами мрамора. Внутри стен и под полом прокладывались специ­альные трубы для обогрева горячим воздухом или термальными водами. Такой способ обогрева помещений удовлетворяет самым высоким санитарно-гигие­ническим требованиям (отсутствие дыма и угарного газа; поддержание посто­янной температуры; благоприятные условия для сохранения настенной роспи­си, которая оставалась сухой даже в ванных комнатах).

В термах имелись многочисленные помещения (рис. 73): залы для занятий спортом (греч. paliastra), раздевалки (лат. apodyterium) , горячая баня (лат. caldarium), теплая баня (лат. tepidarium), холодная баня (лат. frigidarium), бас­сейн (лат. natatio). В пышных императорских термах имелись также библиотеки, залы для пиров, бесед и собраний, где часами дискутировали философы и ученые.

Да, это царские термы; и дали им это названье

Те, кто в былые года были в восторге от них.

Ведь не обычным огнем здесь прозрачная греется влага.

Право, сама по себе здесь горячеет вода.

Да и холодная льется вода для тебя в изобилье,

Всякой, какой захотел, можешь омыться струей 1 .

Леонтий Схоластик (Vb. н.э.) (Перевод Ю. Ф. Шульца)

Внутренние залы украшались росписью, колоннами и скульптурами из бе­лого мрамора. Среди них почетное место занимали изображения Асклепия и Гигиен. Многие музеи мира украшают сегодня произведения античного искус­ства, найденные в термах римского времени.

Яркое представление о термах дают строки из письма римского государ­ственного деятеля, философа и писателя Луция Аннея Сенеки (L. A. Seneca, 4-65 гг. н.э.):

«Жалким бедняком сочтет себя человек, если в стенах его бани не сверкает огром­ных кругов драгоценного мрамора... если вода льется не из серебряных кранов... теперь

1 Медицина в поэзии греков и римлян / Сост., вступит, слово и примеч. Ю.Ф. Шульца. - М.: Медицина, 1987. - С. 56.

норой назовут баню, если она поставлена не так, чтобы солнце круглый день заливало ее через огромные окна, если в ней нельзя в одно и тоже время и мыться, и загорать, если нельзя из ванны видеть поля и море... теперь баню накаляют до температуры пожара; рабу, уличенному в преступлении, следовало бы только здесь вымыться. По-моему, нет никакой разницы между баней нагретой и охваченной огнем»".

Согласно традициям того времени баня считалась действенным средством врачевания и широко использовалась при лечении многих болезней. В стихот­ворении неизвестного древнеримского поэта «Похвала баням» говорится о целебных свойствах бани:

Даров источник многих в банях мы найдем: Смягчить мокроту могут, влагу тела взять, Избыток желчи гонят из кишок они, Смягчают зуд, - приятен и докучен он, И обостряют зренье; если ж кто-нибудь Стал плохо слышать, уши прочищают тем. Забывчивость уносят, память же хранят, Для размышленья разум проясняют вмиг, К беседе оживленной направляют речь, А тело все блестит от омовенья там 2 .

{Перевод Ю. Ф. Шулъца)

Таким образом, римские термы были гигиеническими, лечебными, обще­ственными и культурными центрами. Воздвигнутые трудом рабов, они явились прекрасным даром, который императоры сделали римскому населению.

|
александрийский мусейон
Александрийский Мусейон (или Александрийский Музей , др.-греч. Μουσεῖον τῆς Ἀλεξανδρείας) - исследовательский, учебный и культурный центр эллинистической науки. Основан в начале III в. до н. э. при первых Птолемеях по инициативе Деметрия Фалерского, находился на государственном обеспечении. состав Музея входила обширная Александрийская библиотека, организованная в этот же период.

Учёные, принятые в сотрудники Музея, занимались натурфилософией, математикой, астрономией, географией, медициной, теорией музыки, лингвистикой и другими науками. Среди них наиболее известны Архимед, Евклид, Эратосфен; Аристарх Самосский, Клавдий Птолемей, Филон Александрийский, Герон, Плотин, поэты Каллимах и Феокрит. С александрийской научной школой активно сотрудничали Гиппарх, Архимед и многие другие деятели античной науки.

• 1 Название
• 2 История
• 3 См. также
• 4 Литература
• 5 Ссылки
• 6 Примечания

Название

Название «Мусейон» в древней Греции присваивали храмам девяти муз. Две музы из девяти имели отношение к науке: Урания (муза астрономии и других точных наук) и Клио (муза истории и гуманитарных наук), остальные покровительствовали искусствам. От этого слова происходит современный термин «музей», хотя Мусейон, в отличие от современных музеев, не занимался выставками каких-либо экспонатов и вообще не допускал посторонних.

История

Александрийская библиотека

Александрийский Мусейон стал самым роскошным из храмов муз. У истоков заведения стоял Деметрий Фалерский, ученик перипатетика Феофраста. Прототипом его детища послужил частный музей, устроенный в Афинах на средства, оставленные Феофрастом, и рассчитанный на известное число человек, которые должны были жить в нём, платя за доставляемые удобства своей научной деятельностью. Под мусейон была отведена часть дворцовых построек вдоль гавани; было сделано много пристроек, построена капелла для муз (собственно музей, Μουσείον), разбита аллея, а для совместных занятий возведена открытая с боков, но крытая сверху зала. состав Александрийского Музея входили ещё анатомический кабинет, ботанический и зоологический сады для опытов и прогулок и, возможно, астрономическая обсерватория. Александрийский Музей была включена и основанная независимо от него Александрийская библиотека. Часть помещений была отведена для проживания сотрудников, бесплатного питания и обслуживания их нужд.

Во главе мусейона стоял управитель, назначавшийся царём из жреческого сословия; в дела науки он, однако, не входил, и ни один жрец не передал потомству даже своего имени. Число членов мусейона не было определено уставом: при Птолемее Филадельфе их было около 50, позднее больше. Управители библиотеки избирались из среды членов мусейона и состояли в этой должности обыкновенно до смерти. При Птолемеях библиотекарями состояли Зенодот Эфесский, Каллимах из Кирены, Эратосфен, Аполлоний Родосский, Аристофан, Аристарх Самофракийский.

Сперва мусейон был исключительно храмом науки, хранителем её; его члены имели задачей двигать науку, а достигалась эта цель путем научных споров, бесед, лекций и одиночной работы. Философия, филология (в широком смысле), математика, медицина, история, поэзия - одним словом, вся тогдашняя наука нашла себе приют в мусейоне, первоначально напоминавшем своей деятельностью современные Академии наук. Сторонним лицам доступ в мусейон допускался только с разрешения царя. III-II веках до н. э. деятельность Музея переживала расцвет, были достигнуты исключительные успехи в математике, натурфилософии и других областях деятельности. Число учёных доходило до 1000, они занимались исследованиями, публикациями, переводами на греческий иноязычных сочинений (персов, евреев, ассирийцев и других), комментированием научной и литературной классики. До наших дней дошла только ничтожная часть сочинений сотрудников Музея, главным из которых являются «Начала» Евклида, энциклопедия математических знаний античности.

Мусейон получал неизменную поддержку всех царствующих Птолемеев. После римского завоевания перешёл под покровительство римского наместника, но с этого момента чисто научный характер мусейона постепенно отодвигается на задний план. Мусейон всё более начинает служить общеобразовательным центром, напоминая современные университеты. Сюда стремилась молодежь со всех концов римской ойкумены. Некоторые отрасли науки продолжали, однако, самостоятельно развиваться и в эту пору, например, медицина, математика, естествознание.

При Каракалле (начало III века) были изгнаны из мусейона философы, преподававшие учение Аристотеля. После смерти императора они были возвращены, и ход занятий восстановлен. При императоре Аврелиане (правил в 270-275 годы) была разрушена та часть города, где находился Музей, тем не менее он был восстановлен. С началом христианской эпохи (начало IV века) музей как хранилище языческой философии действует в атмосфере возрастающей враждебности. 392 году по приказу императора Феодосия I наряду с другими языческими храмами было разрушено последнее оставшееся у Музея здание - храм Сераписа. Античные свитки из библиотеки были почти полностью уничтожены. Временное оживление язычества при Юлиане лишь ненадолго отсрочило гибель музея; с конца IV века о нём не появляется больше известий. Окончательная гибель остатков библиотеки произошла в 640 году после захвата Египта арабами-мусульманами. Согласно легенде, о достоверности которой идут споры, по приказу халифа Омара все греческие книги были сожжены, почти полгода бани Александрии отапливались пергаментными свитками.

См. также

• Александрийская школа
• Александрийская библиотека

Литература

• Александрийский Мусейон // Большая советская энциклопедия.
• Лурье С. Я. Архимед. - М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1945. - 272 с.
• Панов В. Ф. Математика древняя и юная. - Изд. 2-е, исправленное. - М.: МГТУ им. Баумана, 2006. - 648 с. - ISBN 5-7038-2890-2.
• Музей Александрийский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: 86 томах (82 т. и 4 доп.). - СПб., 1890-1907.

Ссылки

Александрийская школа
Наука	Мусейон Библиотека Аполлоний Пергский Аристарх Самосский Аристилл Герофил Герон Александрийский Евклид Клавдий Птолемей Конон Самосский Никомед Александрийский Тимохарис Теон Александрийский Эрасистрат Эратосфен Киренский
Философия	Школа богословия: Афанасий Великий Григорий Чудотворец Дидим Слепой Дионисий Александрийский Иракл Александрийский Кирилл Александрийский Климент Александрийский Ориген Пантен Пётр Александрийский Филон Александрийский Школа неоплатонизма: Аммоний Гермий Асклепий Тралльский Гелиодор Александрийский Гермий Александрийский Гипатия Давид Анахт Иоанн Филопон Немезий Олимпиодор Младший Синезий Стефан Византийский Эдесия
Филология	Аполлоний Эйдограф Аристарх Самофракийский Аристофан Византийский Дидим Халкентер Зенодот Эфесский Эратосфен Киренский
Литература	Аполлоний Родосский Арат Каллимах Ликофрон Феокрит Филит Косский

Примечания

1. Панов В. Ф., 2006, с. 59.
2. Панов В. Ф., 2006, с. 61.

александрийский мусейон

Александрийский мусейон Информацию О

Александрийский мусейон (греч. muséion - храм или святилище муз)

один из главных научных и культурных центров античного мира. Основан в Александрии (См. Александрия) в начале 3 в. до н. э. при первых Птолемеях по инициативе ученика Аристотеля Деметрия Фалерского. В А. м. жили и работали учёные многих областей знания, приглашенные из различных стран Средиземноморья. Возглавлял А. м. жрец высшего ранга, назначавшийся Птолемеями, затем римскими императорами. Работавшие в А. м. учёные находились на полном иждивении Птолемеев, затем римских императоров. Расцвет А. м. относится к 3 в., а по отдельным наукам к 3-2 вв. до н. э. Большие успехи были достигнуты в математике, астрономии, естествознании, географии, медицине, а также филологии и грамматике (например, проводился критический разбор текста гомеровских поэм). Успехи в литературе были значительно скромнее. В А. м. работали: математики Архимед, Евклид, Эратосфен; астрономы Аристарх Самосский, К. Птолемей, философы Филон и Плотин, поэты Каллимах и Феокрит и др. При А. м. находилась Александрийская библиотека . В римский период (после 30 до н. э.) А. м. постепенно теряет значение. В 272/273 при императоре Аврелиане А. м. был разрушен.

Лит.: Лурье С. Я., Архимед, М. - Л., 1945: Дитмар А. Б., Родосская параллель, М., 1965.

Большая советская энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия . 1969-1978 .

Смотреть что такое "Александрийский мусейон" в других словарях:

Современная энциклопедия

- (греч. museion храм муз) совокупность научных и учебных учреждений, один из главных центров науки и культуры древности. Основан в Александрии в нач. 3 в. до н. э., ликвидирован римским императором Аврелианом в 272 273 … Большой Энциклопедический словарь

Александрийский мусейон - (греческое museion храм муз), один из главных центров науки и культуры древности. Основан в Александрии в начале 3 в. до нашей эры, ликвидирован римским императором Аврелианом в 272/273. В Александрийском мусейоне работали Архимед, Плотин,… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

- (греч. muséion храм муз), совокупность научных и учебных учреждений, один из главных центров науки и культуры древности. Основан в Александрии в начале III в. до н. э., ликвидирован римским императором Аврелианом в 272/273. * * * АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ … Энциклопедический словарь

- (греч. moyseion храм муз) научное, литературное и высшее образо ват. учреждение в г. Александрии, имевшее в антич. мире междунар. значение. Был осн. в 3 в. до н. э. по распоряжению царя Птолемея I. Наиболее вероятным организатором его был философ … Советская историческая энциклопедия

Александрийский мусейон - Александр ийский мус ейон … Русский орфографический словарь

Со временем термин «мусейон» сделался наименованием музыкально-художественной и научно-исследовательской деятельности, поскольку в Элладе классической эпохи она разворачивалась при храмах муз. Празднества и творческие соревнования также организовывались при святилищах, их материальные воплощения - в том числе тексты произведений и призы - посвящались музам и хранились в храме. Культ муз отправлялся во всех философских школах классической Античности, начиная с пифагорейской . Платон в «Федоне » (61a) прямо причислил философию к мусическим искусствам; перипатетики включили в этот ряд естествознание и медицину. Достижения каждого вида деятельности отражались в коллекциях, с сакральным целями собираемых при каждом мусее. Хотя от этого слова происходит современный термин «музей », мусейон, в отличие от современных музеев, не занимался выставками каких-либо экспонатов и их целенаправленным собиранием . Тем не менее накопленные в Афинском, а затем и в Александрийском мусейоне коллекции стали обеспечивать образовательный и исследовательский процесс. Мусеи могли быть и местами досуга, поскольку это привлекало в храм публику .

История

Обстоятельства создания

Александрийский мусейон признаётся высшим достижением традиции античных мусеев; одновременно он тесно связан с исследовательской и политической программой Аристотеля . В аристотелевской «Политике » (VII, 9, 1-4) содержится описание идеального города, в котором выделена отдельная территория для национальных мест почитания богов и героев, залы общественных трапез, гимнасиев и произведений искусства. По-видимому, эта теория повлияла на планировку александрийского квартала Брухейон , с его царскими дворцами, мусейоном, храмами, театром и прочим. Было и существенное отличие от идей Аристотеля: на первом месте в политике Птолемеев было придание святости новой столице в глазах не только эллинов, но и всех подвластных народов. Поэтому в Александрии был учреждён универсальный культ Сераписа с новым храмом . Характерно, что книжное собрание Александрийской библиотеки размещалось, судя по данным раскопок, именно в Серапеуме . Храм располагался на искусственной возвышенности в центре египетского квартала; по описанию Аммиана Марцеллина (XXII, 15), «Сера­пей, укра­шен­ный широчайшими атри­я­ми и колон­на­да­ми, живы­ми образа­ми ста­туй, настоль­ко выде­лял­ся вели­ко­ле­пи­ем сво­ей отдел­ки и укра­ше­ний, что после Капи­то­лия , наве­ки просла­вив­ше­го досто­чти­мый Рим, нет ниче­го, что мог­ло бы счи­тать­ся более выда­ю­щим­ся во всей все­лен­ной» .

Ещё при основании Александрии её ядром был священный комплекс, полностью повторявший древнегреческие святилища. При жизни Александра Македонского был начат храм Исиды , которая отождествлялась с Герой и всеми возлюбленными Зевса - Деметрой , Ио , Персефоной . Греками Исида почиталась как богиня-мать , небесная царица (в этом качестве могла рассматриваться и Мнемосина). Рядом располагался Паней, по описанию Страбона (XVII, 1, 10) включавший искусственную гору, напоминавшую по форме «сосновую шишку»; точное его местоположение неизвестно. Сюда же Птолемей распорядился перенести тело Александра Великого. Царские дворцы не отделялись от святилищ, поскольку в эллинистическом Египте очень рано возник царский культ, неотделимый от соответствующих ритуалов .

Эллинистический период

Основателем мусейона и библиотеки был Пто­ле­мей I Сотер , что следует из рассказа Плутарха (Non posse suaviter vivi , 13, 3) . Важную роль в формировании концепции мусейона сыграл Деметрий Фалерский , который прибыл в Египет между 297 и 294 годами до н. э., будучи к тому времени очень мистически настроенным; по сообщению Диогена Лаэртского (V, 76), он стал горячим поклонником культа Сераписа. Немалую роль сыграл, по-видимому, и Стратон . Однако существующие источники не позволяют определить точную дату основания мусея, и очевидно, что собирание коллекций, круга учёных и библиотеки было длительным процессом, который продолжался и всё царствование Птолемея Филадельфа . Согласно К. Белоху, достаточно обоснованной датой может быть вторая половина 290-х годов до н. э. Впрочем, в схолиях Иоанна Цецеса - византийского эрудита XII века - все организационные мероприятия по мусейону и библиотеке приписаны Птолемею Филадельфу, что отражает, прежде всего фольклорную традицию. Эта традиция возникла очень рано: уже Иосиф Флавий сообщал, что при царе состоял некий старец, без советов которого он не делал никаких дел («Иудейские древности », XII, 1). Э. Парсонс, комплексно рассмотрев источники, выделил три этапа в становлении комплекса мусейона и библиотеки. Начало собирания книг и приглашение учёных относится к царствованию Птолемея Сотера и осуществлялось Деметрием Фалерским и «другими советниками». Дальнейшая деятельность осуществлялась в царствование Птолемея Филадельфа Александром Этолийским , Зенодотом и Ликофроном - в первую очередь это создание ботанического и зоологического садов, медицинской школы, конструирование сложных автоматических устройств. Наконец, коллекции и книжное собрание Серапея были обустроены при Птолемее III Эвергете . Накопление художественных произведений и иноземных диковин продолжалось вплоть до времён Клеопатры , которой Марком Антонием были подарены коллекции Пергамского мусейона и библиотеки . Пространственно мусейон мог расширяться только до разгрома, устроенного в 145 году до н. э. Птолемеем Фисконом и направленного против всей александрийской интеллигенции, не поддержавшей его восхождение на престол .

В общем, история мусейона известна приблизительно и фрагментарно. Наивысший расцвет в его деятельности наблюдался при первых Птолемеях, примерно до конца III века до н. э. В те времена глава мусея и библиотеки был одновременно и воспитателем наследника престола . Птолемей Фила­дельф учре­дил муси­че­ские игры в честь Апол­ло­на и муз, на которых выда­ю­щим­ся писа­те­лям при­суж­да­лись награ­ды, о чём сообщал Витрувий в пре­ди­сло­вии к VII кни­ге сво­е­го трак­та­та . После гонений Птолемея Фискона во главе библиотеки встал один из военачальников царя - Кидас (сведения об этом содержатся в одном из Оксиринхских папирусов), и в целом до времён правления Клеопатры мусейон вступил в стабильную пору своего существования . Собрания и здания мусея сильно пострадали во время гражданской войны 48-47 годов до н. э., когда в Александрии находился Юлий Цезарь . В результате военных действий в городе и царском квартале случился большой пожар. Античные авторы, описывая эти события, сильно противоречили друг другу: по Сенеке (De tranquilitate 9, 5) погибло 40 000 книг в Александрийской библиотеке, в то время как Павел Орозий (Oros., VI, 15, 3) приводил число в 400 000 книг, а Дион Кассий (XLII, 38) утверждал, что сгорели верфи, склады с хлебом и с книгами (вероятно, предназначенными к отправке в Рим), но не библиотека. Для восполнения ущерба Марк Антоний переместил в Египет всё собрание Пергамского мусейона, о чём свидетельствовал Плутарх .

Мусейон в римскую эпоху. Упадок и закрытие

Мало изменился статус учреждения и после римского завоевания; попечение о мусейоне приняли на себя римские императоры, заведение даже посетил Октавиан Август . По сообщению Светония (Claud., 42, 2), император Клавдий попытался основать второй мусейон для пропаганды собственных сочинений . Особенное внимание в римскую эпоху уделялось развитию филологии, известны александрийские учёные I-III веков, такие как Феон , Трифон , Апион . Некоторый подъём наблюдался в работе мусейона при Адриане и его преемниках - в это время работали филологи Аполлоний Дискол , Гарпократион и Гефестион , математик Менелай , врач Соран , астроном и географ Клавдий Птолемей . Теодор Моммзен , проанализировавший систему управления Римским Египтом, установил, что членство в мусейоне достаточно щедро предоставлял Адриан, это было видом вознаграждения . Вплоть до правления Антонина Пия , устойчивой тенденцией было совмещение должностей попечителя мусейона и александрийского префекта , а также главы коллегии царских врачей. Эти должности могли занимать только лица всаднического достоинства .

Мусей сильно пострадал при взятии Александрии Каракаллой в 216 году (об этом сообщал Дион Кассий , LXXVII, 22). Однако при его преемниках мусей был восстановлен в последний раз: ещё в середине III века там преподавал Диофант Александрийский . Окончательный упадок наступил во время войны Зенобии и Аврелиана , когда Брухейон был сожжён и разрушен (по сообщению Аммиана Марцеллина , XXII, 16), произошло это примерно в 269-270 или 273 году. Преподавание после этого ещё велось, но, видимо, в Серапеуме, косвенно оказывая влияние на александрийских учителей христианской церкви; со времени Константина Великого мусей встал в оппозицию к Александрийской школе . Неоплатонизм , ставший в III-IV веках господствующим мировоззрением александрийских интеллектуалов, иначе, чем старая олимпийская религия, относился к материальному миру и собиранию предметов. Неоплатоников собираемые коллекции вещей интересовали как символы высшей духовной реальности. Например, распространённое в Античности собирание гемм и резных камней превратилось в учение о нахождении и использовании магической силы, заключённой в драгоценном камне. В период христианизации римского мира мусейон превратился исключительно в культовое место, служители которого выступали ревностными защитниками язычества .

Местоположение, план, структура

В 1990-е годы началось подводное археологическое исследование гавани древней Александрии, результаты которого публиковались с 1994-1995 годов. Руководитель раскопок - Жан-Ив Эмперёр - характеризовал их как «сенсационные». Оказалось, что все крупнейшие постройки римской Александрии, в том числе, по-видимому, и мусей, выходили фасадами к морю. Была открыта гранитная эспланада времён Северов , то есть построенная после 217 года. Однако поиски зданий мусея и библиотеки так ни к чему и не привели. Эмперёр посвятил раскопкам монографию, опубликованную в 2000 году .

Античные авторы в совокупности оставили достаточно подробные перечисления построек мусея, главной проблемой является их совмещение. Сведения о местоположении и устройстве мусейона приводил Страбон («География », XVII, 1, 8):

Мусей так­же явля­ет­ся частью поме­ще­ний цар­ских двор­цов; он име­ет место для про­гу­лок, «эксед­ру» и боль­шой дом, где нахо­дит­ся общая сто­ло­вая для учёных, состо­я­щих при Мусее. Эта кол­ле­гия учёных име­ет не толь­ко общее иму­ще­ство, но и жре­ца - правителя Мусея, кото­рый преж­де назна­чал­ся царя­ми, а теперь - Цезарем . Оригинальный текст (др.-греч.) τῶν δὲ βασιλείων μέρος ἐστὶ καὶ τὸ Μουσεῖον͵ ἔχον περίπατον καὶ ἐξέδραν καὶ οἶκον μέγαν ἐν ὧι τὸ συσσίτιον τῶν μετεχόντων τοῦ Μουσείου φιλολόγων ἀνδρῶν. ἔστι δὲ τῆι συνόδωι ταύτηι καὶ χρήματα κοινὰ καὶ ἱερεὺς ὁ ἐπὶ τῶι Μουσείωι τεταγμένος τότε μὲν ὑπὸ τῶν βασιλέων νῦν δ᾽ ὑπὸ Καίσαρος.

Самым примечательным является то, что все перечисленные постройки описывались Страбоном как часть царского дворца, собственно же здание библиотеки не упоминается вовсе. Помещения для хранения и переписывания книг фиксировались при раскопках в Серапеуме; по аналогии с пергамским храмом Афины, афинской Адриановой библиотекой и римской библиотекой Аполлона Палатинского выясняется, что в Античности их располагали не в закрытых помещениях, а в портиках .

По Страбону, непосредственно за мусейным комплексом был поминальный храм с усыпальницей Александра Великого , там же были гробницы Птолемеев и храм обожествлённого Юлия Цезаря. Цезарь в «Записках о гражданской войне » (III, 112) писал, что к царскому комплексу примыкал театр, а Витрувий (I, 8, 1) утверждал, что эллины традиционно совмещают театр с храмами Исиды и Сераписа .

Штат мусейона

Страбон описывал организацию мусея как «синод» (др.-греч. συνόδος ) под руководством жреца, назначенного царской властью . Эти порядки сохранялись несколько столетий: в одной из надписей эпохи Адриана указывается, что попечитель-эпистат (др.-греч. ἐπιστάτης ) мусея одновременно был верховным жрецом Александрии и всего Египта. В той же надписи упоминалось, что тот же жрец-попечитель заведовал греческой и латинской библиотеками в Риме, по-видимому - при храме Аполлона Палатинского , обустроенного по образцу мусея. При первом из Птолемеев верховным жрецом-архиереем был Манефон .

Учёные члены мусея также назначались царём, который предоставлял им «общие средства» (др.-греч. χρήματα κοινά ). Интерпретация этого пассажа представляет сложности. Об организации института почти ничего не известно. В первый век существования мусея эпистат был и воспитателем наследника престола. При первых Птолемеях эту должность занимали исключительно знаменитые деятели культуры - Зенодот Эфесский , Каллимах из Кирены , Эратосфен , Аполлоний Родосский , Аристофан , Аристарх Самофракийский . Из текста Афинея (XI, 494a) известно, что в мусее был и казначей, а также велась финансовая документация. Общее количество сотрудников института, вероятно, не превышало 50 человек, они не образовывали замкнутой группы, связанной таинствами посвящения . Примеры Стратона или Архимеда показывают, что иностранные учёные могли приезжать в Александрию на несколько лет. Соответственно, учёные получали полное содержание - «кормление» и жалованье, не считая разовых выплат за те или иные реализованные проекты. Судя по эпиграфическим памятникам, до начала III века члены мусейона освобождались от налогов и, вероятно, общественных повинностей .

В источниках ничего не говорится о внутреннем подразделении мусейона и профессиональных направлениях, разрабатываемых его сотрудниками. Обо всём этом содержатся лишь косвенные свидетельства в позднеримских литературных источниках. Аммиан Марцеллин (XII, 16) утверждал, что при нём весь квартал Брухейон был заселён учёными людьми. Афиней (IV, 184c), перечисляя учёных и сотрудников мусея, изгнанных Птолемеем VIII, упоминает философов, грамматиков, геометров-землемеров, изографов-живописцев, учителей гимнастики. Элий Лампридий в биографии Александра Севера (44) оставил свидетельства о благодеяниях императора по отношению к александрийским учёным, репрессированным при Каракалле. В пострадавшем от пожара городе была возведена новая набережная с порфировой колоннадой, одновременно позаботились и о людях. Риторам, грамматикам, медикам, гадателям, математикам, механикам и архитекторам вновь предоставили помещения для занятий и стали выплачивать содержание. По мнению В. П. Поршнева, это указывает, что служители муз делились как минимум на две большие категории: во-первых, поэты и религиозные деятели, чья профессия была отмечена божественной одержимостью; во-вторых - учёные, которые изучали и систематизировали результаты божественной и человеческой деятельности, то есть естествоиспытатели, историки и описатели предметов искусства. Таким образом, мусейон был и творческой мастерской, и местом образования и воспитания. Последняя функция, приближавшая мусей к возникшим позднее университетам, стала заметнее в римскую эпоху .

Функции

Александрийский мусейон был в первую очередь храмом, в котором учёные на государственной службе одновременно исполняли жреческие обязанности. Предположительно, результаты научных исследований были заданы разделяемым всеми школами древнегреческой философии учением о мировой гармонии, вера в которую была важнее эмпирических данных. Мусей был базой, на которой осуществлялось становление Александрийской школы и возник неоплатонизм - позднеантичная религиозная философия, в которой музы считались богами-хранителями .

Мусическая деятельность в форме состязаний поэтов и учёных сохранялась до сравнительно поздних времён. Например, С. Я. Лурье в монографии об Архимеде писал, что в конце эллинистического периода вошёл в моду обычай, возрождённый в европейских академиях XVII-XVIII веков. Когда какому-либо математику удавалось открыть или доказать новую теорему, прежде чем опубликовать её доказательство, он сообщал свои выводы крупнейшим из своих соперников (Архимед все свои открытия отправлял на перепроверку Конону - крупнейшему математику его современности). Полный цикл доказательства сразу сообщался только ученикам, ещё не приобретшим имени . Известна также многолетняя дискуссия и соперничество Каллимаха с Аполлонием Родосским , где состязание поэтов сочеталось с филологической дискуссией на тему: допустимо ли написание эпических поэм после Гомера или большие сюжеты необходимо разбить на множество произведений камерной формы. Создаваемые поэтические произведения исполнялись при богослужениях . Иными словами, литература и филология питались из одного - мифологического - источника, а создаваемая для работы учёных-жрецов среда должна была способствовать «мусическому экстазу» .

Мусей служил для создания и поддержания эстетической среды, позволяющей воспринимать образы богов и героев в передаче поэтов и актёров; вербальная форма выражения считалась первичной и основной. В этом же контексте следует воспринимать специфический античный жанр словесного описания произведений пластики и живописи, представленный текстами Каллистрата , Филострата Старшего и Младшего ; по-видимому, многие описываемые ими произведения никогда не существовали в действительности. Александрийский мусейон стал площадкой развития филологии и текстологии, сначала в специфическом - мифологическом - аспекте. Для греческой общины в египетском окружении изучение олимпийской мифологии стало механизмом самосохранения в инокультурной и иноязычной среде . Несмотря на размах эмпирической деятельности в области естествознания, главным достижением школы мусея стало создание мифологической картины мироздания, догматизированной в трудах Клавдия Птолемея - с неподвижной Землёй, расположенной в центре Вселенной, и вращающимися небесными сферами , которые издают космическую музыку, теория которой разрабатывалась пифагорейцами и платониками. Даже механические устройства Герона в первую очередь использовались для храмовых нужд, в том числе автоматического открывания дверей перед верующими или для продажи святой воды; связь их с мировыми стихиями, приводящими механизмы в действие (пар, огонь, вода, сжатый воздух), и сакральное предназначение выводило работу учёных-механиков за пределы ремесла, к которому интеллектуалы Античности относились с презрением .

Напишите отзыв о статье "Александрийский мусейон"

Комментарии

Примечания

1. , с. 20.
2. , с. 13.
3. , с. 197.
4. , с. 59.
5. , с. 14.
6. , с. 202-203.
7. , с. 152.
8. , с. 203.
9. , с. 203-204.
10. , с. 205.
11. , с. 153.
12. , p. 132.
13. Beloch K. I . Griechische Geschichte. - Berlin, 1925. - B. IV, Abt. 1. - S. 324.
14. , p. 107, 118-119.
15. , с. 154.
16. Российский государственный гуманитарный университет . Проверено 2 апреля 2016.
17. , с. 169.
18. Roger S. Bagnall. Alexandria. Library of Dreams. - 2002. - P. 359.
19. , с. 215.
20. , с. 98.
21. , с. 284.
22. , с. 211.
23. , с. 207-210.
24. Sibal J. H. // Journal of the American Research Center in Egypt. - 2000. - Т. 37. - P. 225-227. - DOI :10.2307/40000541 .
25. , с. 793-794.
26. , с. 212.
27. , с. 250-251.
28. , с. 251.
29. , с. 16.
30. , с. 98-99.
31. , с. 259.
32. Чистяков Г. П. Эллинистический Мусейон: Александрия, Пергам, Антиохия // Эллинизм: Восток - Запад. - М., 1992. - С. 299-300.
33. , с. 15-16, 270-277.

Литература

• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Борухович, В. Г. . - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1976. - 224 с.
• Лурье, С. Я. Архимед. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1945. - 272 с.
• Панов, В. Ф. Математика древняя и юная. - Изд. 2-е, исправленное. - М .: МГТУ им. Баумана , 2006. - 648 с. - ISBN 5-7038-2890-2 .
• Поршнев, В. П. Мусей в культурном наследии античности. - М . : Новый Акрополь, 2012. - 336 с. - (Традиция, религия, культура). - 1500 экз. - ISBN 978-5-91896-030-1 .
• Саврей, В. Я. Александрийская школа в истории философско-богословской мысли. - М . : КомКнига, 2006. - 1008 с. - ISBN 5-484-00335-0 .
• Страбон. / Пер. с др.-греч. Г. А. Стратановского под ред. О. О. Крюгера , общ. ред. С. Л. Утченко . - 2-е изд., репр. - М . : Ладомир, 1994. - 944 с. - (Памятники исторической мысли). - 5 000 экз. - ISBN 5-86218-054-0 .
• Parsons E. D. The Alexandrian Library, Glory of the Hellenic World: Its Rise, Antiquities, and Destructions. - N. Y. : American Elsevier Pub. Co, 1967. - 468 p.

Ссылки

• . Портал «Символизм». Проверено 2 апреля 2016.
• . vikent.ru. Проверено 2 апреля 2016.
• . Российский государственный гуманитарный университет . Проверено 2 апреля 2016.

Наука Философия Филология Литература

Отрывок, характеризующий Александрийский мусейон

На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l"homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d"alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l"Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n"ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l"intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d"or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.

На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c"est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l"ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu"il n"y voit que du feu, et oubl celui qu"il devait faire faire sur l"ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C"est genial. Le prince d"Auersperg se pique d"honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c"est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n"est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С"est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n"est ni trahison, ni lachete, ni betise; c"est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c"est… c"est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина. Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c"est de l"heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.

В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l"or de l"Angleterre a transportee, des extremites de l"univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l"armee d"Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.

Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских