Американский Маяковский. Почему гражданин США считает себя внуком поэта. Патрисия томпсон - американская дочь великого русского поэта Кто является матерью дочери маяковского


Патрисия Томпсон и Владимир Маяковский. Дочь и отец.

«Две милые мои Элли. Я по вам уже соскучился… Целую вам все восемь лап», - это отрывок из письма Владимира Маяковского, адресованного его американской любви – Элли Джонс и их общей дочери Хелен Патрисии Томпсон. О том, что за океаном у поэта-революционера есть ребенок, стало известно только в 1991 году. До этого Хелен хранила тайну, опасаясь за свою безопасность. Когда стало можно говорить открыто о Маяковском, она посетила Россию и посвятила свою дальнейшую жизнь изучению биографии отца.


Патрисия Томпсон во время поездки в Россию.

Русское имя Патрисии Томпсон – Елена Владимировна Маяковская. На закате жизни она предпочитала именовать себя именно так, ведь у нее, наконец, было законное право заявить о том, что она дочь известного советского поэта. Елена родилась летом 1926 года в Нью-Йорке. К этому времени американское путешествие Маяковского в США подошло к концу, и он был вынужден вернуться в СССР. За океаном у него случился трехмесячный роман с Элли Джонс, русскоязычной переводчицей, немкой по происхождению, семья которой вначале приехала в Россию по приказу Екатерины, а после – эмигрировала в США, когда грянула революция.


Владимир Маяковский и Элли Джонс.


Патрисия Томпсон на фоне портрета отца.

На момент знакомства Элли с Владимиром она состояла в фиктивном браке с англичанином Джорджем Джонсом (он и помог ей эмигрировать из России вначале в Лондон, потом в Америку). После рождения Патрисии Джонс проявил участие и дал девочке свою фамилию, так у нее появилось американское гражданство.

Патрисия всю жизнь была уверена, что мать хранила тайну ее происхождения, опасаясь преследований со стороны НКВД. По этой же причине, как ей кажется, сам поэт не упомянул их в завещании. С отцом Патрисия встретилась лишь раз, ей тогда было всего три года, они приезжали с матерью в Ниццу. Ее детские воспоминания сохранили трогательные моменты встречи, радость, которую испытал поэт, увидев собственную дочь.


Патрисия Томпсон в рабочем кабинете.

Елена Владимировна посетила Россию в 1991 году. Тогда она с интересом общалась с дальними родственниками, литературоведами, исследователями, работала в архивах. Читала биографии Маяковского и пришла к мысли, что очень похожа на отца, тоже посвятила себя просветительству, служению людям. Елена Владимировна была профессором, читала лекции об эмансипации, издала несколько учебных пособий, редактировала романы фантастов и работала в нескольких издательствах. Все воспоминания, рассказанные о Маяковском матерью, сохранились у Елены Владимировны в качестве аудиозаписей. Основываясь на этом материале, она подготовила издание «Маяковский на Манхэттене».

Маяковский на Манхэттене.

Семейная жизнь Елены Владимировны сложилась удачно. Ее сын – успешный адвокат Роджер Томпсон, во многом он похож на своего знаменитого деда. Елена Владимировна Маяковская прожила 90 лет, после смерти она завещала развеять свой прах на Новодевичьем кладбище над могилой отца. Подобным образом она поступила в свой приезд в Россию, тогда она привезла часть праха собственной матери, чтобы похоронить его рядом с могилой русского поэта.


Портрет Елены Владимировны Маяковской.

Роджер надеется, что у него будет достаточно времени, чтобы со временем издать книгу о своей матери, название для нее уже есть – «Дочка». Именно это слово – единственное упоминание о Елене в дневниках Маяковского. Когда-то Елена Владимировна обмолвилась, что Лиля Брик сделала все возможное, чтобы уничтожить любые свидетельства об американской истории. Но, листая архивы, ей удалось в одном из дневников найти сохранившийся лист, на котором было написано лишь это слово.

Дочь Маяковского с футболкой, на которой - портрет отца.


Портрет поэта Владимира Маяковского.

Лицом к лицу

Уму непостижимо: дочь Маяковского живет в Америке! Да не просто в Америке, а в Нью-Йорке, на Манхэттене! Едва узнав это, я совершенно немыслимыми путями добыл ее телефон и договорился об интервью для «Русского базара».
- Елена Владимировна, о вашем отце, «лучшем, талантливейшем поэте» Владимире Владимировиче Маяковском мы многое знаем - в школе «проходили». Кем была ваша мама?
- Моя мать Елизавета (Элли) Зиберт родилась 13 октября 1904 года в городе Давлеханове, в нынешнем Башкортостане. Она была старшим ребенком в семье, которая была вынуждена бежать из России после революции. Её отец (и мой дед), Петер Генри Зиберт, родился в Украине, а мать, Элен Нейфелдт, - в Крыму. Оба были потомками немцев, прибывших в Россию в конце XVII века по приглашению Екатерины II. Образ жизни немцев России характеризовался простотой и религиозностью, их ценностями были самодостаточность и независимость. Немцы строили свои собственные церкви, школы, больницы. Немецкие колонии в России процветали.
Элли была «сельской девушкой», жившей в поместьях отца и деда. Она была гибкой, стройной и хорошо сложенной, огромные выразительные голубые глаза сверкали. У нее был высокий лоб, прямой нос и волевой подбородок. Губы ее своим чувственным изгибом могли выражать эмоции без всяких слов. Из-за своей стройности она казалась выше чем была на самом деле. Но более важно, что она была женщиной интеллектуальной, с характером, мужеством и обаянием. Она получила образование в частной школе, имела частных преподавателей. Дополнительно к русскому она свободно говорила на немецком, английском и французском языках.
- Как же немецкая девушка из далекого Приуралья оказалась здесь, в Америке, познакомилась с первым советским поэтом?
- Октябрь 1917 года перевернул благополучный мир семьи Зибертов вверх дном. Ко времени революции мой дед имел большие земельные владения в России и за ее пределами. Он мог позволить себе путешествия с семьей в Японию и в Калифорнию. Что ждало это семейство в советской России - нетрудно себе представить. Но им удалось в конце 20-х годов перебраться в Канаду. Моя мать в послереволюционной суматохе сумела уехать из Давлеханова и работала с беспризорниками в Самаре. Потом она стала переводчиком в Уфе, в американской организации помощи голодающим (ARA). Через некоторое время уехала в Москву. Там Элли Зиберт стала Элли Джонс - она встретила англичанина Джорджа Е. Джонса, также работавшего в ARA, и вышла за него замуж.
- Это был настоящий или фиктивный брак?
- Пожалуй, фиктивный, поскольку главной его целью для моей матери было вырваться из советской России.
- Какой это был год?
- В мае 1923 года мама вышла замуж за Джонса, вскоре они отбыли в Лондон, а уже оттуда - в Америку, где спустя два года, формально оставаясь замужней женщиной, моя мать встретила Маяковского, в результате чего на свет появилась я. Замечу, что Джордж Джонс поставил свое имя в моем свидетельстве о рождении, чтобы сделать меня «законнорожденной». Он стал для меня юридическим папой, к которому я всегда испытывала благодарность.
- Пожалуйста, чуть подробнее о встрече ваших родителей в Нью-Йорке...
- 27 июля 1925 года, сразу же после своего 32-го дня рождения, Маяковский в первый и последний раз ступил на американскую землю. Он был в расцвете сил и как поэт, и как мужчина («высокий, темный и красивый»). Месяцем позже этот гений встретился с Елизаветой Петровной, Элли Джонс, русской эмигранткой, жившей врозь со своим мужем. Американская жизнь Маяковского отражена в его прозе, стихах и зарисовках. Он покинул США 28 октября 1925 года и никогда уже не возвращался в страну. В течение краткого двухмесячного периода Маяковский и Элли были любовниками.
- А где они познакомились?
- На поэтическом вечере в Нью-Йорке. Но впервые мама, по ее рассказам, увидела Маяковского еще в России, стоящим в отдалении на перроне вокзала вместе с Лилей Брик. Она запомнила тогда, что у Лили был «холодный» взгляд. Первым вопросом матери к Маяковскому на той вечеринке был: как делают стихи? Ее интерес к искусству и секретам поэтического мастерства неизбежно должен был возбудить ответный интерес Маяковского к этой очаровательной и начитанной молодой женщине, приехавшей с востока его родной страны. Большинство участников вечеринки говорили по-английски, поэтому совершенно естественно, что между двумя русскими завязалась беседа.
- И они полюбили друг друга?
- Мама рассказывала мне, что Маяковский был очень бережен к ней, не раз спрашивал, осторожна ли, в определенном смысле, она. На что она отвечала: «Результат любви - дети!» Последние в жизни моей матери слова, услышанные ею от меня, были: «Маяковский тебя любил!» Мама умерла в 1985 году.
Маяковский сам считал, что был чрезвычайно продуктивен в период встреч с моей мамой. Он гордился тем, что было сделано им в Америке. С 6 августа до 20 сентября 1925 года он написал 10 стихотворений, включающих «Бруклинский мост», «Бродвей», «Кемп «Нит Гедайге». Разве нет связи чувства Маяковского к моей матери с расцветом его поэтического гения? Все, кто был знаком с Маяковским, знали его как человека глубокой и продолжительной преданности, романтика, никогда не вульгарного в его отношениях с женщинами.
- Елена Владимировна, а вы не интересовались, кто-нибудь видел ваших родителей в Нью-Йорке вместе? Ведь не в безвоздушном же пространстве все происходило...
- Однажды меня привели в дом к писательнице Татьяне Левченко-Сухомлиной. Она рассказала мне свою историю. Как молодая жена американского юриста Бенджамена Пеппера она приехала в Нью-Йорк, где училась в школе журналистики Колумбийского университета и работала в театре. Она увидела Маяковского на улице, близкой к офису Амторга, разговорилась с ним. Он был всегда счастлив, встречая русских в своих поездках, и спросил у нее и ее мужа, не хотят ли они пойти на вечер его поэзии. Их пригласили на вечеринку в его квартире, где, по рассказу Татьяны Ивановны, она увидела Маяковского с высокой, стройной очень симпатичной молодой женщиной, которую он называл Элли. Для нее было ясно, что Маяковский сильно в нее влюблен. Благодаря Татьяне Ивановне я знаю, что я действительно - дитя любви. Я всегда верила в это, но было важно иметь «показания свидетеля» для подтверждения моей интуитивной уверенности.
- Вы упомянули Лилю Брик. Она знала о вашем существовании? И если да, то как относилась к вам?
- Спустя несколько дней после смерти Маяковского Лиля Брик попала в его комнату в Лубянском проезде. Рассматривая бумаги отца, она уничтожила фото маленькой девочки, его дочери... Лиля была наследницей авторских прав Маяковского, поэтому существование дочери было для нее абсолютно нежелательным. Поскольку, как известно, она была связана с органами НКВД, моя мать всю жизнь боялась, что Лиля «достанет» нас в Америке. Но, к счастью, чаша сия нас миновала. Я не являюсь незаконнорожденной дочерью Маяковского. Я являюсь его биологической дочерью с 23 его генами. Я родилась, повторяю, в результате пылкой любви, поглотившей поэта во время его пребывания в Нью-Йорке в 1925 году. Это обстоятельство было предопределено судьбой, не поддающейся контролю со стороны моих родителей. Любовь Маяковского к моей матери, Элли Джонс, окончила его интимные отношения с Лилей Брик.
Я никогда лично не знала Бриков. Насколько я могу судить, Брики построили карьеру, эксплуатируя имя Маяковского. Сколько жестоких вещей было сказано о нем! Что он груб, неуправляем, патологически брезглив. А его друг Давид Бурлюк говорил, что он был, в сущности, добрым, чувствительным человеком, и он действительно был таким. Конечно, когда он был на публике, то есть на сцене, он был резким спорщиком, быстрым в ответах на любой вызов, очень умным и язвительным. Он мог обыграть любого, если люди начинали подлавливать его - когда чувствовал себя хорошо.
- Отец вас видел один раз в жизни, кажется, в Ницце...
- В записной книжке Маяковского, на отдельной странице, написано лишь одно слово: «Дочка»... Да, в первый и последний раз мы виделись с отцом в Ницце, куда мама ездила не специально, а по своим иммигрантским делам. Маяковский в это время случайно оказался в Париже, и одна наша знакомая сообщила ему, где мы. Он тотчас примчался в Ниццу, подошел к дверям и возвестил: «Вот я здесь!» Посетив нас, он послал в Ниццу из Парижа письмо, которое было, пожалуй, самым драгоценным достоянием мамы. Оно было адресовано «двум Элли», отец просил о возможности повторной встречи. Но второго посещения, считала моя мать, не должно было быть! Мы переехали в Италию, а Маяковский приезжал потом в Ниццу в надежде встретить нас там.
- В предсмертной записке Маяковский определил свою семью: мать, сестры, Лиля Брик и Вероника Витольдовна Полонская. И просил правительство «устроить им сносную жизнь». Он не упомянул ни женщину, которую любил, ни вас. Почему?
- Это был вопрос, на который у меня самой не было удовлетворительного ответа, пока я не встретилась с Вероникой Полонской во время моего первого визита в Москву в 1991 году. Наша встреча частично была показана по русскому ТВ.
Деликатная и хрупкая г-жа Полонская, которая была очаровательной инженю, когда Маяковский знал ее, любезно приветствовала меня. Мы поцеловались и обнялись в ее маленькой комнате в доме для престарелых актеров. На ее книжной полке стояла небольшая, но в полный рост, статуя Маяковского. Она тоже любила его, в чем я уверена. Она сказала, что он говорил ей обо мне: «У меня есть будущее в этом ребенке», и что у него есть паркеровская ручка, которую в Ницце подарила ему я. Он с гордостью показывал ее Веронике. В музее Маяковского в настоящее время имеются две паркеровские ручки, и одна из них, несомненно, моя.
Я задала г-же Полонской тот же вопрос, который вы задали мне: почему он упомянул моих тетушек, бабушку, Лилю Брик и ее в своем последнем письме? Но не меня и мою мать? «Почему вас, а не меня?» - спросила я Полонскую напрямую. Я хотела знать. Она посмотрела мне в глаза и серьезно ответила: «Он сделал это, чтобы защитить меня и вас тоже». Она была защищена, будучи включенной, а моя мать и я были защищены, будучи исключенными! Ее ответ совершенно ясен мне. Как он мог защитить нас после своей смерти, если он не мог защитить нас, будучи живым? Конечно, он надеялся, что те, кого он любил и кому доверял, разыщут меня. Многие люди пытались завербовать меня во враги Полонской, считая ее причастной к смерти (тем или иным способом) Маяковского. Да, она была последним известным человеком, кто видел его живым, да, она излагала свою версию событий. И я хочу ей верить!
- Итак, в первый раз вы приехали в Россию в 1991 году. Что почувствовали, увидев памятник отцу? Побывали на его могиле?
- Летом 1991 года мой сын Роджер Шерман Томпсон, нью-йоркский адвокат, и я приехали в Москву, где нас приветствовали в кругу семьи Маяковского и вне ее его друзья и почитатели. Когда мы ехали в отель, я впервые увидела монументальную статую Маяковского на площади Маяковского (в настоящее время площадь называется по-старому: Триумфальная. - В.Н.). Мой сын и я попросили шофера нашего автомобиля остановиться. Я не могла поверить, что мы, наконец, стоим здесь! Отметив, что глаза поэта смотрят вдаль, Роджер прошептал: «Мам, я думаю он ищет тебя».
Несколько раз я была на могиле отца на Новодевичьем кладбище, в его огромном музее на Лубянской площади и маленькой комнатке внутри этого музея, где он застрелился. Мой сын и я заходили в нее. Как странно было находиться среди отцовских вещей с моим сыном! (Мама всегда думала о нем как о внуке Маяковского.) Я сидела на его кресле и касалась его стола, стучала по изношенному дереву. Я положила, помню, руку на календарь, навсегда открытый на 14 -м апреля 1930 года, дне его последнего вздоха на земле. Мои чувства описать невозможно! Когда я открыла ящик стола, чтобы убедиться, что он пустой, я ощутила, что его руки когда-то прикасались к тому же дереву. Я чувствовала, что он был там со мной. Это было в первый раз, когда я могла прикоснуться к вещам, которыми он пользовался каждый день, обычным вещам. Точно такой же комфорт я чувствовала, когда сидела в красном вельветовом кресле, в котором моя мать в последние годы занималась рукоделием, читала книги, слушала музыку и встречалась с друзьями, интересовавшимися русской культурой.
На могиле отца на Новодевичьем кладбище, у его надгробного памятника, я опустилась на колени и перекрестилась в русской манере. Я принесла с собой небольшую часть материнского праха. Голыми руками я раскопала землю между могилами отца и его сестры. Там я поместила пепел, покрыла его землей и травой и полила место слезами. Я целовала русскую землю, которая пристала к моим пальцам.
Со дня смерти матери я надеялась, что когда-нибудь ее частица воссоединится с человеком, которого она любила, с Россией, которую она любила до конца своих дней. Никакая сила на земле не могла остановить меня от внесения пепла моей матери в российскую землю на семейной могиле Маяковского! Не прошло и месяца после моего возврашения в Москву, как я была шокирована, узнав, что советское правительство собрало коллекцию «великих мозгов» для продолжающегося уже 67 лет научного исследования, имеющего целью определить анатомические корни гениальности моего отца. Мозг Маяковского был среди них, однако никто в России не сказал мне об этом.
- Какое образование вы получили? Кем работали?
- Мой отец, как известно, хорошо рисовал, учился в Московской художественной школе. (Училище живописи, ваяния и зодчества. - В.Н.) Видимо, этот дар я от него унаследовала, поскольку в 15 лет поступила в художественную школу, затем - в Барнард колледж, который окончила в июне 1948 года. По окончании колледжа я какое-то время работала редактором широко издаваемых журналов - делала обзоры кинофильмов, музыкальных записей и т.п. Я редактировала вестерны, романы, детективы и научную фантастику - вполне подходящее занятие для дочери футуриста. Писала под именем Пат Джонс документальные очерки на различные темы. Я представляю себе, насколько проще было бы для меня публиковаться под фамилией Маяковского, если бы я выбрала карьеру в «мире букв». Но я тяготела к другим жанрам... Я не могла быть поэтом, драматургом, художником-графиком или живописцем, поскольку меня бы сравнивали с моим отцом. Я не могла быть переводчиком, лингвистом или преподавателем языка, как моя мать. Если бы я выбрала любое из этих занятий, я не была бы свободной. Я хотела прокладывать свой собственный путь к славе и богатству. Возможно, это и не было славой, но я сделала себе имя как теоретик феминизма и как автор школьных и институтских учебников и теоретических книг и статей в выбранном мной предмете - домашней экономике. Безусловно, не случайно, что я оказалась в области, которая ценит женщин и женскую работу...
- Вы говорили о сыне, внуке Владимира Маяковского. От кого он?
- В мае 1954 года я вступила в брак с Олином Вэйн Томпсоном, который дал мне еще одно американское имя: Патриция Томпсон. Этот брак открыл мне доступ к хорошим генам американской революции, перешедшим к моему сыну вместе с моим генами русской революции. Мой муж отказался дать нашему сыну славянское имя (Святослав), и поэтому его назвали Роджер Шерман - в честь отцовского предка, который от штата Коннектикут подписывал Декларацию Независимости и Конституцию. После моего развода (после 20 лет замужества), второй муж моей матери удочерил меня. Мне было в то время 50 лет. Отчим, не имевший своих детей, предпринял этот шаг для того, чтобы я стала его наследницей. Именно наследство моей матери и моего приемного отца дало мне возможность десятилетия спустя полететь в Москву в компании с моим сыном и несколькими друзьями для обнаружения своих корней. Сейчас я в Америке Пат, а русские, армяне, грузины и другие, кто еще любит и уважает память о Маяковском, называют меня Елена Владимировна.
- Насколько я понял, в вас течет русская, немецкая, возможно, украинская и грузинская кровь. Кем же вы себя ощущаете?
- Я - русская американка, разрываюсь между Россией и Грузией, люблю Армению и армян, испытываю ностальгию по месту рождения моей мамы в Башкортостане и месту рождения родителей мамы в Украине и в Крыму. Добавьте к этому, что семья моей матери - Зиберты и Нейфельды - была немецкого происхождения. В своем сердце я храню любовь к русскому и немецкому наследиям.
- Не собираетесь ли вы написать биографию своего отца?
- Нет, но мне бы хотелось увидеть его биографию, написанную женщиной. Я думаю, что женщина-ученый лучше, чем большинство мужчин, которые так много написали о нем, поймет особенности его характера и личности. Может быть, во мне снова говорит феминистка (смеется).
- Последний вопрос, Елена Владимировна. Ваше любимое стихотворение Маяковского?
- «Облако в штанах». А я - штормовое облако в юбке (смеется).
P.S. Выражаю искреннюю признательность Марку Иоффе, помогавшему мне в разговоре с Еленой Владимировной Маяковской и в расшифровке магнитофонной записи.

К юбилею поэта Владимира Маяковского реконструкция музея его имени в Лубянском проезде не закончилась, поэтому празднование 125-летия проходит на других площадках. Одна из них — мемориальная «Квартира на Большой Пресне», одна из немногих сохранившихся квартир, которые семья Маяковских снимала в Москве.

В этой квартире на улице Красная Пресня Маяковские жили недолго, всего два года: с 1913 по 1915. В восьмидесятые она стала филиалом Музея Маяковского, здесь проходили тематические экспозиции, а потом это место превратилось в книгохранилище и на долгое время выпало из выставочного пространства. Новая жизнь «Квартиры на Большой Пресне» начинается с выставки «Дочка».

О детях Маяковского долгое время ничего не было известно даже самым дотошным исследователям жизни поэта. Только в начале девяностых заявила о себе американка Патриция Томпсон : по ее данным, она была дочерью Маяковского и эмигрантки из СССР Элли Джонс (урожденной Елизаветы Зиберт ). Семья долгое время скрывала этот факт, Патриция была записана дочерью бывшего мужа Джонс. Но известно, что в 1928 году Маяковский встречался в Ницце с Элли и ее двухлетней дочерью.

Патриция Томпсон. 2003 г. Фото: РИА Новости / Дмитрий Коробейников

Патриция Томпсон всю жизнь активно собирала различные материалы, связанные с Маяковским, участвовала в праздновании столетия со дня рождения поэта в 1993 году. Она скончалась в возрасте 90 лет в 2016 году, завещав своему сыну Роджеру развеять часть ее праха над могилой Маяковского на Новодевичьем кладбище в Москве. Он пока не смог выполнить волю матери, но твердо намерен сделать это.

Роджер, внук

Роджеру Томпсону сейчас 63 года, он юрист по авторскому праву. По его словам, ему никогда не говорили, что он внук известного русского поэта.

«Мне было лет пять, когда я узнал, что Маяковский не был женат на моей бабушке, — ответил он на вопрос «АиФ». — Но это была не та тема, которую взрослые обсуждали бы с маленьким мальчиком. Они обсуждали Маяковского очень тихо, а я, конечно, старался подслушивать. Когда подрос, я уже знал, кто такой Маяковский и кем я ему прихожусь. Его имя постоянно упоминалось в нашей семье, так что я просто это знал. Это просто было частью моей личности».

В Россию Роджер Томпсон приезжал несколько раз: сначала с матерью, а потом и сам. Он жалеет, что работа не позволяет уделять «вопросу Маяковского» больше времени, но обещает разобрать огромный архив, оставленный Патрицией Томпсон, и подготовить к печати ее книгу «Дочка». Себя он воспринимает русским американцем.

«По отцовской линии моим предком был Роджер Шерман , один из отцов-основателей США. Он участвовал в написании Декларации независимости и подписании Конституции. Меня назвали в его честь. Так что я чувствую сильную связь с американской историей. Но и с российской историей — тоже. И с революциями в обеих странах. У меня со всех сторон в предках сплошные революционеры и бунтари», — рассказывает он.

ДНК Маяковского

Сыном Маяковского также считается скульптор Глеб-Никита Лавинский (1921-1986). О его родстве с великим поэтом стало известно в 2013 году, после выхода документального фильма «Третий лишний».

Генетическая экспертиза потомков Маяковского никогда не проводилась, как рассказал «АиФ» директор музея поэта Алексей Лобов.

«Патриция Томпсон отказывалась проходить тест ДНК: она опасалась, что неправильная экспертиза разрушит весь ее мир. Роджер готов участвовать в анализе ДНК, если найдутся материалы для сравнения», — сказал он.

Проблемой является как раз отсутствие генетического материала. Существующие фрагменты ДНК поэта (это кровь на его одежде, в которой он умер) не подходят для анализа. Не осталось наследников и у сестер Маяковского, а если сравнивать с дальними родственниками, то погрешность экспертизы будет очень высокая.

«Про родство Роджера Томпсона мы заявляем достаточно уверенно, потому что у нас есть большое количество документальных доказательств, — говорит Лобов. — А вот, например, госпожа Лавинская говорит, что она внучка Маяковского, не имея на руках никаких документов».

Елизавета Лавинская, московский скульптор, внучка поэта Владимира Маяковского, на фоне портрета ее деда. 1996 г. Фото: РИА Новости / Олег Ласточкин

Дочь Патриция Джей Томпсон

Василий Васильевич Катанян:

То, что у Маяковского есть дочь, знали те, кто интересовался не только его творчеством, но и жизнью. Однако где она, кто она и почему о ней ничего не известно?

И вот она идет к нам в гости. Я вышел встретить ее к подъезду и издали узнал, хотя никогда раньше не видел. Она возвышалась над толпой прохожих – крупная, глазастая, улыбается, одета пестро – по-американски. Похожа на Владимира Владимировича, особенно на его сестру Ольгу – словом, в ту семью. Патриция пришла с сыном Роджером. Это симпатичный, веселый и умный человек. Подумать только, ведь Маяковский умер тридцати семи лет, а его внуку сорок два! Впрочем, такое бывает. Внешне он похож на немца, толстый, светловолосый, но по натуре американец. Поднимаемся к нам, рассаживаемся, первые фразы. Патриция взволнована, несколько раз принимается плакать, но через минуту уже смеется.

А история нашего знакомства такова.

После смерти поэта Лиля Юрьевна делала несколько попыток найти мать и дочь, пользуясь обратными адресами на конвертах от миссис Элли Джонс Маяковскому в Москву и его записными книжками. Обращалась в Америку к Давиду Бурлюку, который был знаком с Элли, просила его сделать это осторожно, вдруг тайна рождения скрывается от девочки? Бурлюк ответил, что тщетно ходил по этим адресам, м-с Джонс переехала, а куда – неизвестно. Ничего не могла выяснить и Эльза Триоле, когда была в США. Безрезультатными оказались и поиски, предпринятые другом Маяковского Романом Якобсоном, который жил в Америке. «Дочь могла выйти замуж, взять фамилию мужа и следов не найти», – говорила Лиля Юрьевна. В бытность мою в Нью-Йорке я спросил Татьяну Яковлеву – не знает ли она, что с миссис Джонс? И к моему изумлению, она услышала о ней и о дочке впервые – от меня в 1979 году!

И все-таки Элен-Патриция и Роджер сидят у нас дома, в Москве! Как же они отыскались?

«Я с девяти лет знала, кто мой отец, – говорит Патриция. – Но это была семейная тайна. Мама очень боялась Советов, она ревновала к Лиле Брик и не хотела, чтобы в Москве знали о нас. Меня удочерил муж мамы, которого я очень любила, и только когда их не стало, я стала искать контакты и первую попытку сделала, когда встретила Евтушенко. Я представилась ему как дочь Маяковского, но он не поверил и спросил, могу ли я доказать это. Я ответила, что могу, и дала ему мой телефон. Но он не позвонил».

И вышло так, что одновременно Элен-Патрицию отыскали и корреспондент ТАСС в Нью-Йорке Сергей Бабич, и я. Дело в том, что в Москву вернулась выставка Александра Родченко, и ее устроители, молодые галеристы Джо Уокер, Кристофер Урсити и Мак-Гиннес побывали у нас в гостях и рассказали:

«Когда выставка, прошедшая с большим успехом, уже закрывалась, в галерею пришла дама лет 65, крупная, высокая и со словами „му father, my father“ направилась к стенду, где висели знаменитые родченковские фотографии Маяковского. „Маяковский – это мой отец“, – объяснила она нам». <…> Патриция перешла к рассказу о матери, справедливо недоумевая, почему об их романе у нас ничего не писали – ведь отец так знаменит! Долго мы объясняли, что Маяковский был «великий революционный поэт» (тем более – почему?), а революционному поэту не к лицу роман с эмигранткой (что в этом плохого?), что ханжеская система такую связь осуждала (за что же?), что цензура не пропускала такого рода подробности (почему, собственно?).

Патриция Дж. Томпсон (р. 1926), дочь Маяковского и Э. Джонс. Специалист в области семейной психологии и экономики домашнего хозяйства. Профессор. Живет в США:

Таня Эйдинова (переводчица. – Сост.) вспомнила <…> одну вещь, сказанную Полонской <…> когда Маяковский рассказывал ей обо мне, он сказал: «В этом ребенке мое будущее. Теперь я простерся в будущее».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

12. Кен Томпсон Кен Томпсон - один из первых бородатых великих хакеров UNIX. На протяжении своей карьеры он занимался всем, что только казалось ему интересным, в том числе - в разное время - аналоговыми вычислениями, системным программированием, регулярными выражениями и

Номер 41. Хантер С. Томпсон. Страх и отвращение в Лас-Вегасе (1971) В сущности, писатель всегда должен отвечать следующему описанию: горький пьяница с дубленой кожей, одержимый безумными идеями, ходит полуголый, вечно без гроша в кармане, носит парусиновую шляпу и не выпускает

Номер 5. Джей Макинерни. Яркие огни, большой город (1984) Мне немного совестно, что приходится публично возвращать долг Джею Макинерни. Вначале этот американский писатель привлек меня по не вполне адекватной причине. Я видел его фотографию в нью-йоркских журналах, и он дико

Лорд Томпсон на целине Последнее большое интервью Хрущев дал западному журналисту в августе 1964 года, незадолго до того, как покинул пост первого секретаря ЦК КПСС.Среди многочисленных просьб об интервью, накапливавшихся в отделе печати МИДа и в секретариате самого

Бар «Пи Джей Кларкс» Своим вниманием Леонард не обходил и метрдотелей. В популярных ресторанах Америки это уважаемые и высокооплачиваемые люди. Они должны обладать умением расположить к себе посетителей, правильно рассадить гостей, особенно именитых, чтобы каждый из

Патриция Томпсон, или «давних писем откровенья!» Да, как я посмотрю - многие дни мои были заполнены встречами с людьми, которых я никогда даже мечтать не мог увидеть. А жизнь вдруг сталкивала наши судьбы, порою переплетая их самым непостижимым образом. И случалось это

Дочь С Аленой у меня так благополучно, как с Сашей, беременность не протекала. Во-первых, потому что у меня шел бракоразводный процесс. К тому же в «Динамо», где я работала, возник вопрос о моем моральном облике, проводили партийное собрание, обсуждая поведение коммунистки

ДЕЙЛИ ТОМПСОН (родился в 1958 г.) Перефразируя Джорджа Оруэлла, можно сказать, что все атлеты созданы равными, только одни в большей степени, а другие – в меньшей. В век суперспециализации атлет может сделаться суперзвездой на основе одной только силы –

Глава 41 ПИСТОЛЕТ-ПУЛЕМЕТ «ТОМПСОН» Захваченный мной «опель» представлял собой неуклюжий громыхающий грузовик, не очень-то приспособленный для путешествия по пустыне. Я очень быстро это понял, двигаясь от Сиди-Бу-Халфайи до мартубской объездной дороги.Я ехал на нем со

Александра Ильф (дочь Ильи Ильфа) Дочь Ильфа и Петрова ИЗ ДОСЬЕ: «Илья Ильф (настоящие имя и фамилия - Иехиел-Лейб Арьевич Файнзильберг). Журналист, писатель, фотограф. Самый знаменитый роман писателя - «Двенадцать стульев» - был создан в соавторстве с Евгением Петровым.

44. Дочь В 1959 году в семье Гагариных произошло сразу несколько радостных событий. Во-первых, 10 апреля Валентина Ивановна родила дочь Лену. Во-вторых, Гагарин стал кандидатом в члены КПСС (в те годы беспартийные не могли рассчитывать на карьерный рост). В-третьих, он написал

Джей Лейда На съемках «Бежина луга» 14 сентября 1933 года я оказался в Ленинграде по пути в московский Государственный институт кинематографии. При мне было письмо с приглашением из этого института, кое-какие фотографии, сделанные мною в Америке, фотоаппарат и пишущая