Миф был порождён преступными антигосударственными действиями Хрущёва и Жукова, незаконно уничтожившими Лаврентия Павловича Берия, а затем сфальсифицировавшими якобы имевший место судебный процесс над ним. Вот материалами этой многотомной фальшивки, ныне хранящейся в Главной военной прокуратуре, и был порожден упомянутый в названии миф. Однако в действительности все было ровным счетом наоборот. Потому как ни генералы, ни маршалы, ни тем более Хрущев вовсе не желали признавать, что если бы не Берия, то гитлеровцы точно захватили бы Кавказ. Материалов о подлинном вкладе Берия в оборону Кавказа чрезвычайно мало. Более того. Они очень скудные. До сих пор господствует стереотип о некоем монстре по фамилии Берия. И под этот стереотип подгоняют даже те крохи объективной информации, которые иногда появляются. Именно поэтому позвольте предложить вашему вниманию основные положения уникальной по своему объективному содержанию статьи начальника кафедры внутренних войск Военного университета, кандидата исторических наук, полковника Павла Смирнова, которая инсталлирована на сайте Чекист. ру 14 марта 2007 г.

Итак, полковник Смирнов, в частности, указывает на следующее: «В энциклопедических изданиях после смерти (не смерти, а подлого убийства. - А.М. ) Л. П. Берия страницы с его именем (а также с именами его ближайших соратников. - А.М. ) были просто уничтожены. Лишь после ухода с политической сцены Н. С. Хрущёва и его команды, впервые в 1965 г. появляется фамилия генерала И. И. Масленникова. В изданном к 30-летию Победы многотомнике „История второй мировой войны 1939–1945“ перечисляются некоторые дивизии войск НКВД, пограничные полки, принимавшие участие в битве за Кавказ. Однако в этом солидном научном труде нет ни слова о Л. П. Берия, генерале И. И. Пияшеве и других командирах войск НКВД, а роль генерала И. И. Масленникова сильно принижена. В известном труде Н. Ф. Некрасова „Тринадцать „железных“ наркомов“ о военных делах Берия также нет ни слова. Впервые же в российских энциклопедических изданиях фамилия бывшего всесильного наркома появилась в 1997 г. Относительно его деятельности в годы Великой Отечественной войны приводятся неоспоримые заслуги по эвакуации промышленности, сооружению объектов оборонного значения. О военных же заслугах умалчивается и в этом издании. В некоторых публикациях последних лет факт участия Л. П. Берия в военных действиях продолжает оставаться незамеченным». П. Смирнов обращает внимание также и на неоднократные попытки многих, с позволения сказать, «исследователей», которые все время пытаются оклеветать роль Берия в войне такими фразами, как, например, следующая: «Кстати, он ни разу не был на фронте, однако, не постеснялся представить себя в 1944 г. к полководческому ордену Суворова 1 степени…» Попытка показать Л. П. Берия как представителя Ставки предпринималась в ходе Лубянских исторических чтений в 2004 г. доктором исторических наук В. П. Сидоренко. Исследование причин принижения военных заслуг Л. П. Берия на Кавказе сводится во многом к тому, что научных трудов в этом направлении довольно мало, в основном преобладает мемуарная литература, принадлежащая перу таких известных военных деятелей, как А. А. Гречко, И. В. Тюленев, С. М. Штеменко и другим. Все эти военачальники в той или иной степени связаны с битвой за Кавказ, а они, как показал анализ различных научных трудов, не всегда объективны, особенно в части, касающейся личных их ошибок и просчетов или коллективов, где они служили. Другой крайностью является то, что фамилию Берия, как правило, связывают только с депортацией народов Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны и преподносят весьма односторонне, обвиняя в организации ложных доносов на партийных, государственных и военных деятелей, грубейших нарушениях закона.

В некоторых трудах утверждается, что Л. П. Берия вмешивался в решения командующих, мешал централизованному управлению войсками. Так, в мемуарах А. А. Гречко приводится фраза: «Большой вред боевым действиям 46-й армии на перевалах Главного Кавказского хребта нанес Берия. 23 августа он прибыл в штаб армии в качестве члена Государственного Комитета Обороны. Вместо оказания конкретной помощи командованию в организации прочной обороны Берия фактически внес нервозность и дезорганизацию в работу штаба, что приводило к нарушению управления войсками». Эта фраза, как и другая, по смыслу явно выпадают из предыдущего текста. Заметно, что ее кто-то вписал не из коллектива авторов. В более позднем издании это утверждение уже подкорректировано: «Значительно усложнилась работа управления фронта и штаба 46-й армии по усилению обороны Главного Кавказского хребта в связи с приездом в Сухуми 23 августа в качестве члена Государственного Комитета Обороны Берия. Вместо конкретной помощи, в которой нуждалось командование и штаб 46-й армии, Берия заменил целый ряд ответственных работников армейского и фронтового аппарата, в том числе и командующего армией генерал-майора В. Ф. Сергацкова». Данные обвинения абсурдны хотя бы по той причине, что это противоречит другим страницам в этих же книгах, где приводится масса фактов, свидетельствующих о том, что командование этой армии не выполнило директивы Закавказского фронта от 24 июня 1942 г. по организации обороны перевалов, проявляло медлительность. П. Смирнов справедливо замечает, что согласиться с авторами этого труда можно лишь в одном. После посещения Берия 46-й армии приказом от 28 августа командующий генерал-майор В. Ф. Сергацков был назначен с понижением - командиром дивизии, а вместо него был назначен генерал-майор К. Н. Леселидзе, что вполне отвечало сложившейся ситуации. Известно, что Л. П. Берия, как член ГКО, был направлен на Кавказ в самый трагический период - в августе 1942 г., а потом - в марте 1943 г. В планах немецко-фашистского командования на лето 1942 г. кавказскому направлению отводилось решающее место. Стремясь захватить Кавказ, противник рассчитывал овладеть огромными богатствами этой экономически важной части Советского Союза, лишив Красную Армию источников важнейших видов промышленной продукции и стратегического сырья, в первую очередь нефти. Захватом Кавказа немецко-фашистское руководство рассчитывало решить и внешнеполитическую задачу - заставить Турцию выступить против стран антигитлеровской коалиции на стороне Германии. Для этой цели враг сосредоточил на кавказском направлении мощную ударную группировку в составе 22 дивизий, 9 (41 %) из которых были танковыми и моторизованными. Вполне естественно, что на начало операции превосходство врага в технике и личном составе было выше, чем на Сталинградском направлении. Ситуация усугублялась тем, что основная группировка Северо-Кавказского фронта имела задачу оборонять побережья Азовского моря, Керченского пролива и Черного моря до Лазаревской (командующий - маршал Советского Союза С. М. Будённый). От Лазаревской вдоль черноморского побережья начиналась полоса обороны Закавказского фронта (командующий - генерал армии И. В. Тюленев). Значительное удаление Кавказа от западных границ страны давало основание советскому командованию предполагать вторжение противника на Кавказ, вероятнее всего посредством морских и воздушных десантов. Поэтому обороне Кавказа с севера, то есть со стороны Дона, внимания уделялось мало. Основная часть группировки двух фронтов была предназначена к противодесантной и приграничной (с Турцией и Ираном) обороне. По сути, выход немецких армий от Ростова на юг приходился в неприкрытый тыл и фланг этих фронтов, в чем и был самый крупный стратегический просчёт Ставки и Генерального штаба в летней кампании 1941 г., а в дальнейшем - и 1942 г. Ожесточенные бои за Ростов в конце 1941 г., как за «ворота Кавказа», по всей вероятности, не дали советскому командованию уверенности в истинных намерениях врага. После поражения наших войск в районе Донбасса летом 1942 г. времени на оперативное и стратегическое перестроение враг не оставил, путь ему на Кавказ был открыт.

* * *

Небольшой комментарий. 1. Прежде всего, следует отметить, почему вообще Берия был направлен на Кавказ в 1942 г. Дело в том, что и в 1942 г. генералы организовывали оборону Кавказа из рук вон плохо. На Кавказе они практически полностью проецировали ситуацию, приведшую к невероятной трагедии 22 июня, то есть опять вытягивали свои дивизии в тонкие линии. Проще говоря, проецировали вариант статического фронта «узкой лентой», не понимая и не принимая в расчет сути специфики Кавказа. И если бы не Берия, «человек поистине броневой воли и могучего интеллекта» , то Кавказ действительно был бы захвачен гитлеровцами. Естественно, что ни генералы, ни маршалы признавать свои ошибки, многие из которых были на грани преступлений (если не вообще за этой гранью), категорически не желали. Тем более в сравнении с подлинными и выдающимися заслугами Л. П. Берия.

2. Насчёт самого крупного стратегического просчёта Ставки и Генерального штаба согласиться трудно. Должен отметить, что положением дел на этом, ещё только будущем, участке советско-германского фронта и Ставка, то есть прежде всего сам Сталин, озаботилась еще до начала битвы под Москвой. Еще 2 октября 1941 г. Ибо именно тогда командованию Северо-Кавказским фронтом была направлена первая соответствующая директива Ставки о необходимости принятия соответствующих мер для укрепления. Чтобы не быть голословным ещё раз укажу координаты архивного хранения - РГВА. Ф. 48а. Оп. 1554. Д. 91. Л. 314. Выше этот документ уже приводился. И в дальнейшем Ставка уделяла громадное внимание этому же направлению. А вот то, что генералы напортачили уже по собственной инициативе, - это, как правило, даже и не рассматривается. «Правильным» считается во всем винить Сталина, Берия, Ставку, Верховного, Генштаб.

* * *

Далее коллега Смирнов указывает, что, прибыв на фронт, Л. П. Берия с присущей ему энергией довольно быстро разобрался в сложной ситуации. Более того, направляясь туда, он добился назначения на ключевые должности своих надежных и проверенных генералов и офицеров, что не могло не породить недовольства со стороны некоторых армейских военачальников и тогда, и после войны. Кстати говоря, это вечная склока между органами госбезопасности и армейскими, в том числе и на генеральском уровне. По представлению Л. П. Берия не у дел остались маршал С. М. Будённый и член Военного совета фронта Л. М. Каганович. Генерал-майор В. Ф. Сергацков был освобожден от должности командующего 46-й армией и назначен с понижением командиром дивизии. Не нашлось места на этом направлении и генерал-лейтенанту Р. Я. Малиновскому, который с декабря 1941 по июль 1942 г. командовал Южным фронтом, а затем Донской группой Северо-Кавказского, сформированной из трех армий этого же фронта. 8–11 августа Донская группа была расформирована, а вместо нее была создана Северная группа Закавказского фронта. Её возглавил генерал войск НКВД, протеже Берия. Малиновский же был направлен командующим 66-й армии под Сталинград, на другой фронт, что стало вторым его понижением менее чем за две недели. Данный эпизод руководства Донской группой в самый тяжелый и неприятный период для страны в биографии будущего маршала, министра обороны СССР отсутствует. В мемуарной литературе он сильно искажен в пользу Малиновского. К примеру, в воспоминаниях И. В. Тюленева части генерала Р. Малиновского во второй половине августа вынуждены были отойти в район Пятигорск - Прохладный - Нальчик. Это противоречит приказу о расформировании Донской группы от 11 августа 1942 г. То есть он там просто не мог быть.

Говоря о непосредственной роли Л. П. Берия в оборонительных операциях на Кавказе, Смирнов указывает, что именно Лаврентий Павлович предпринял самые активные меры по организации обороны горных перевалов. По его распоряжению в срочном порядке были изучены 175 горных перевалов и организованы их охрана и оборона. В кратчайшие сроки было организовано строительство оборонительных сооружений на Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорогах, создан особый режим в районах этих коммуникаций. Кроме этого, в целях устойчивого управления при штабе Закавказского фронта была сформирована оперативная группа НКВД по обороне Главного Кавказского хребта. В некоторых мемуарах приводятся утверждения о ненужности этой структуры. Но это неверно. Хотя бы потому, что командующий Закавказским фронтом вынужден был постоянно метаться между Орджоникидзе, Баку, Тбилиси, Сухуми и Новороссийском, и создание структуры, занимавшейся исключительно обороной перевалов, все-таки повышало устойчивость в управлении.

Известно, что за оборону некоторых перевалов отвечали сотрудники местных органов внутренних дел, поскольку одних войск для решения этой задачи было мало. Вблизи перевалов создавались режимные зоны, отселялись нежелательные элементы, что вообще являлось функцией органов внутренних дел и госбезопасности. К обороне привлекались местные истребительные и партизанские отряды. Малоизвестным фактом остается активное участие Берия в организации противовоздушной обороны Бакинского нефтепромыслового района. В этом эпизоде он проявил себя как руководитель, разбирающийся в тонкостях военного дела. Вокруг столицы Азербайджана ранее был создан Бакинский фронт ПВО. Из-за нехватки противотанковых средств тогда стали снимать зенитные орудия и направлять их на фронт. Берия категорически запретил командованию Закавказского фронта направлять на фронт 100-миллиметровые зенитные пушки, способные поражать самолеты противника на больших высотах. Свое мнение он обосновывал тем, что после того, как враг не добьется своих целей сухопутной группировкой, то попытается просто уничтожить нефтепромыслы массированными налетами авиации с больших высот. Весь характер боевых действий доказал его правоту. В дальнейшем не случайно именно ему поручили после войны организацию войск ПВО страны на базе МПВО (местной противовоздушной обороны) НКВД СССР. Данный исторический эпизод известен в основном ветеранам войск ПВО страны.

По справедливому замечанию П. Смирнова, в этой поездке на фронт Берия показал очень хорошее видение ситуации, присущую военным руководителям крупного масштаба способность предвидеть действия противника и принимать эффективные меры по упреждению его замыслов. В подтверждение этого может служить факт, что, прибыв на фронт, он сразу же обратил внимание на отсутствие планов обороны перевалов. Произошло это, вероятно, вследствие общих просчётов Ставки, Генерального штаба, так как в силу оперативного построения группировок фронтов за них никто отвечать не мог. В данном случае принцип ответственности за стык с соседом справа не совсем подходил, особенно к Закавказскому фронту. Более целесообразным был бы конкретный приказ, предписывающий заблаговременную подготовку обороны перевалов, который появился с большим опозданием. Не случайно почти одновременно с прибытием Берия на Кавказ родилась директива Ставки № 170579 от 20 августа 1942 г., в которой говорилось: «Глубоко ошибаются те командиры, которые думают, что Кавказский хребет сам по себе является непроходимой преградой для противника. Надо крепко запомнить - непроходимым является только тот рубеж, который умело подготовлен и упорно защищается. Все остальные преграды, в том числе и перевалы Кавказского хребта, если их прочно не оборонять, легко проходимы, особенно в данное время года».

* * *

Небольшой комментарий А. Б. Мартиросяна . В данном случае необходимо внести ясность. Дело не в просчетах Ставки или Генерального штаба, а в генеральском подходе к организации обороны Кавказа едва ли не на грани преступления - в форме так называемого пассивного открытия фронта врагу. Только этим можно объяснить то обстоятельство, что ни один из генералов до прибытия Берия на Кавказ не удосужился разработать планы обороны перевалов. Ведь это же была их прямая обязанность, не говоря уже о том, что это альфа и омега обороны в горной местности. И приплетать сюда ответственность Ставки и Генштаба просто неуместно. Хоть за что-то генералы на местах должны же были отвечать?! А то все Ставка да Ставка, Генштаб да Генштаб. И лучшее подтверждение точности данного комментария вышеприведенные слова из директивы Ставки.

* * *

По мнению П. Смирнова, изучение оперативного построения Северной группы Закавказского фронта на конец октября 1942 г. позволяет сделать вывод о том, что к этому времени предполагалось отражение противника не только с западного направления, но и с севера, со стороны Астрахани, для чего предназначались 44-я и 58-я армии. Все оборонительные работы, организованные Берия в кратчайшие сроки, налаживание производства оружия и боеприпасов в регионе, категорический отказ передавать полностью в оперативное подчинение командующим фронтами и армиями Грозненскую, Махачкалинскую, Орджоникидзевскую, Сухумскую дивизии войск НКВД и другие части, свидетельствуют о том, что этим наращивалась оперативная глубина построения, фактически создавалась вторая линия обороны. Кроме того, создание особых районов обороны, где основу составляли дивизии войск НКВД, предполагало особый режим, который не позволил агентуре врага осуществить задуманные акции в нашем тылу. О бандитизме в тылу ни в одном из упоминавшихся мемуаров вообще нет ни слова. А ведь это была серьезнейшая проблема, решение которой целиком и полностью лежало на плечах НКВД. Даже когда приводятся примеры активного участия в обороне бронепоездов, никогда не указывается то обстоятельство, что все они в тот период принадлежали войскам НКВД. Приводятся одни и те же факты участия 46-го отдельного бронепоезда войск НКВД в отражении передовых отрядов немцев в районе Червленной - Терек - Наурской - Ищерской, снова без указания его ведомственной принадлежности.

Примером, подтверждающим необходимость создания Берия особых оборонительных районов, является оборона Орджоникидзе, где противнику, создавшему мощную ударную группировку, удалось прорвать фронт на узком направлении, но он был остановлен именно частями Орджоникидзевской дивизии НКВД, входившей в особый оборонительный район на самом важном рубеже, в нескольких километрах от города. Передача в оперативное подчинение фронтам и армиям частей и соединений войск НКВД свидетельствует о некоторых существенных проблемах, о которых ранее не принято было говорить. От войск НКВД армейское командование только и знало, что требовать выполнения задач любой ценой. Оно прекрасно знало об их высочайшей, тем более в сравнении с регулярной армией, боевой выучке, боеспособности, исключительной стойкости в обороне, самоотверженности при осуществлении боевых операций и беспримерной дисциплине. А вот общее отношение к ним со стороны армейских начальников, в чье оперативное распоряжение они поступали, было как к «чужим». Их даже снабжали только боеприпасами, а обеспечение всеми остальными видами довольствия обстояло значительно хуже, очень часто про них попросту забывали. Смирнов прямо указывает, что на примере той же Орджоникидзевской дивизии можно убедиться, что после того, как она с трудом выполнила оборонительную задачу, командующий 9-й армией тут же поспешил поставить ей задачу на контрнаступление без учетов прежнего боевого порядка дивизии в обороне в горах.

Как отмечает П. Смирнов, обвинения в адрес Берия по поводу создания параллельных штабов и управленческих звеньев из состава НКВД не состоятельны. Потому что никто не хочет принимать во внимание то обстоятельство, что ато было продиктовано рядом специфических особенностей. Прежде всего следует иметь в виду, что обороне подлежали пространства на больших расстояниях. А из-за наличия малых сил, непонимания специфики горной местности и разобщенности группировок войск горами армейское командование того периода довольно часто теряло управление соединениям, армиями и фронтами. Хуже того. Общевойсковые командиры в основном уклонялись от контроля за положением дел в своем тылу. В итоге получалось, что войсковое командование с трудом следило за обстановкой, что не могло не отразиться и на управлении войсками. Так что были немалые основания не доверять полностью прежнему командованию. Следует учитывать также, что еще свежим оставался в памяти разгром советских войск на Украине, под Ростовом летом 1942 г. Фактически только наличие в тылу Южного и Юго-Западного фронтов естественного водного препятствия - р. Дон - спасло их от окружения и полного уничтожения. Подтверждением служит потеря управления после выхода противника на левый берег Дона, в боях на Кубани и в Ставрополье, потеря управления 51-й армией и как следствие её передача Сталинградскому фронту.

Исследование причин отказа передачи Берия в полное оперативное подчинение войск НКВД в прифронтовой полосе в первый период Великой Отечественной войны позволяет выявить ряд основных закономерностей. Во-первых , на эти войска была возложена задача охраны тыла, в первую очередь борьба с диверсионно-разведывательными силами врага и обеспечение режима прифронтовой полосы. Соответственно наличие артиллерии, тяжелого оружия было минимальным, или оно вовсе отсутствовало. Непосредственно для ведения боевых действий по аналогии с действующей армией войска НКВД не предназначались. Во-вторых , как перед войной, так и тем более после ее начала Берия предъявлял более высокие требования к подготовке войск НКВД. Более того. Он больше дорожил ими, чем это было принято в РККА. К примеру, несмотря на то что войска перед войной в подавляющем своем большинстве выполняли возложенные на них служебно-боевые задачи, уровень их обученности, боеспособности оставался выше, чем в Красной Армии. Именно Берия на правительственном уровне добился укомплектования войск НКВД по охране объектов промышленности и на железных дорогах, конвойных из расчета 14 человек на один суточный пост, против 9,5 сейчас. Аналогичной ситуация была и в пограничных войсках. В период с 1938 г. до начала войны такой подход позволил подготовить пограничные войска в военном отношении значительно лучше, чем РККА. Это доказали все приграничные сражения и впоследствии вся война. Так, ни одна из 435 пограничных застав на западных границах не отошла без приказа. Гитлеровцы рассчитывали за полчаса справиться с пограничниками, однако практически во всех случаях борьба с ними растянулась на дни и недели. Урон, который гитлеровцы понесли от самоотверженных действий пограничников, привёл их буквально в шок. А командовал пограничниками Лаврентий Павлович Берия, о чём постоянно забывают.

Л. П. Берия открыто шёл на конфликт со всеми должностными лицами, вплоть до И. В. Сталина, если речь шла о подчинении его войск командованию Красной Армии. Несмотря на сложнейшую ситуацию на фронтах, к концу первого периода войны он добился того, чтобы войска НКВД в прифронтовой полосе привлекались к участию непосредственно в боевых действиях только с разрешения наркомата внутренних дел, лично его и Ставки. Основой для утверждения такого порядка явилось утвержденное наркомом и Генеральным штабом еще 28 апреля 1942 г. «Положение о войсках НКВД СССР, охраняющих тыл Действующей Красной армии». Организационно-штатная структура, кадровые вопросы, а также использование этих частей для выполнения других задач находились в ведении наркомата. При этом войска подчинялись Военным советам фронтов только в оперативном отношении, в остальном - управлению войск НКВД по охране тыла фронта. Без разрешения наркомата внутренних дел командующий фронтом не имел права передислоцировать ни одну воинскую часть НКВД. Это стало итогом первого периода войны, хотя проекты и положения разрабатывались ранее, но не было согласования именно в этом принципиальном вопросе. В дальнейшем при разработке планов применения внутренних войск в военное время вопрос их оперативного подчинения всегда оставался ключевым. На Кавказе войска НКВД привлекались к участию в боях в самых трудных, чаще всего безвыходных ситуациях. Они обеспечивали охрану и оборону переправы через Манычское водохранилище. При возникновении реальной угрозы захвата ключевых объектов, от удержания которых зависели судьбы армий и в целом всей оборонительной операции, именно войска НКВД уничтожали прорвавшиеся части противника, в том числе и в горах.

Во многих книгах о битве за Кавказ обойден вниманием заместитель командующего 46-й армией, малоизвестный тогда офицер - полковник И. И. Пияшев. До этого он командовал 7-й дивизией войск НКВД в Воронеже, имел богатый опыт оборонительных боев с первых дней войны в Прибалтике, вначале в войсках НКВД по охране железнодорожных сооружений, где был командиром полка, затем - командиром 34-го мсп войск НКВД. Несомненно, что его назначение состоялось при участии Берия. В биографии этого талантливого офицера много малоизвестных страниц. За войну он командовал различными частями, соединениями, награжден десятью орденами. Судьба его, как и генерала И. И. Масленникова, была тесно связана с Берия, и жизнь его оборвалась в 1956 г.

Именно Пияшеву была поставлена задача остановить немцев на гудаутском и сухумском направлениях. В тот период немецкие горнострелковые части, преодолев хребет, не дошли до моря около двадцати километров. Сводной группе из внутренних и пограничных войск, стрелковых подразделений Красной Армии, курсантов Сухумского и Тбилисского пехотных училищ, истребительных отрядов НКВД удалось не только остановить немецкую группировку, но и отбросить её на северные склоны Санчарских перевалов к 20 октября. Остальные перевалы, захваченные немцами, отбить так и не удалось до их общего отхода. По приказу Берия на Кавказ в срочном порядке были переброшены две стрелковые бригады, 5 стрелковых и два мотострелковых полка и другие части НКВД. Это позволило в августе - сентябре 1942 г. сосредоточить на Кавказе до 9 дивизий внутренних войск. К этому времени в регионе было сосредоточено около 80 тысяч солдат и офицеров войск НКВД, в том числе резерв не менее 10 тысяч человек. В дальнейшем численность была доведена до 120 тысяч военнослужащих. Во взаимодействии с частями Красной Армии на перевалах действовало 8 полков внутренних войск, 7 отдельных батальонов, 14 горнострелковых отрядов войск НКВД, более 70 разведывательных и партизанских групп. В составе войск НКВД находились сформированные из горцев добровольческие отряды. Среди них был Сванский отряд во главе с офицером внутренних войск Н. Лукашевым, бойцы которого героически сражались с противником. Таким образом, вся территория Северного Кавказа и Закавказья оказалась под контролем войск НКВД. В качестве вывода следует отметить, что, как член ГКО, Л. П. Берия в период своего руководства оборонительной операцией на Кавказе внес существенный вклад в оборону этого стратегического направления.

Что же касается попыток бросить тень на воинское звание Л. П. Берия «Маршал Советского Союза», то здесь следует прежде всего иметь в виду, что в 1945 г. все специальные звания для Лубянки были упразднены, а вместо них введены воинские. Соответственно прежнее звание Берия - «генеральный комиссар государственной безопасности» - было равнозначно воинскому званию маршала. Более того. Присвоение ему звания маршала более чем соответствовало и его реальным заслугам в военное время. Блестящий природный ум, высокая эрудиция, исключительная способность быстро вникать в суть происходящих событий, мыслить по-военному масштабно, полководческие способности и талант великолепного организатора позволяли ему в кратчайшие сроки и исключительно эффективно решать практически любые возлагавшиеся на него руководством страны огромные задачи.

Естественно, что как человек, располагавший подробной и полной информацией о настоящем вкладе всех партийных и военных деятелей в дело победы в высших эшелонах власти, после войны, особенно после убийства Сталина, он стал одинаково опасен как для политиков, так и для военных. Тем более в сравнении с выдающимися личными заслугами Л. П. Берия в годы войны, в том числе и в обороне Кавказа, не говоря уже об организации высокоэффективной военной промышленности и обеспечении безопасности Советского Союза, его роли в создании атомного и ракетного щита СССР, о чем было хорошо известно. Потому и уничтожили его зверски, без суда и следствия, чтобы облив затем его самой черной краской, возведя на него самую немыслимую хулу, обелить себя и оправдать собственные, нередко непосредственно граничившие с натуральным предательством (а то и вовсе свидетельствовавшие о прямом предательстве) бездарные действия! Сколько же раз в истории России происходило подобное?! Едва ли кто-либо сможет посчитать…

Такова подлинная правда о заслугах Лаврентия Павловича Берия в обороне Кавказа.

75 лет назад, 25 июля 1942 года, началась битва за Кавказ. Кавказская операция, проходившая одновременно со Сталинградской и Курской битвами, сыграла важную роль в создании и завершении коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны в пользу Советского Союза.

Осуществляя свой главный стратегический замысел летней кампании 1942 года по разгрому советских вооруженных сил, захвату важнейших военно-экономических центров СССР, что вело к победе в войне, немецкие войска одновременно с наступление на Сталинград развернули операцию по захвату Кавказа.

Битва за Кавказ стала одной из продолжительных в Великой Отечественной войне. Она длилась 442 дня, с 25 июля 1942 г. по 9 октября 1943 г. Это была целая серия оборонительных и наступательных операций, проведенных на обширной территории в сложных условиях степной, горной и горно-лесистой местности, а также на побережье Чёрного моря. Главными составными частями Кавказской битвы были: Северо-Кавказская стратегическая оборонительная операция, продолжавшаяся более пяти месяцев, Северо-Кавказская стратегическая наступательная операция, Новороссийская десантная операция, Краснодарская и Новороссийско-Таманская наступательные операции, длившиеся в общей сложности более девяти месяцев. В ходе этих операций Красная Армия (Южный, Северо-Кавказский и Закавказский фронты совместно с войсками НКВД) во взаимодействии с силами Черноморского флота, Азовской и Каспийской военных флотилий в яростных боях и сражениях измотали соединения немецкой группы армий «А», остановили их наступление и, нанеся им поражение, выбили с Кавказа.

Значение Кавказа

В 1940-е годы Баку (Закавказье) и Северный Кавказ были крупнейшими источниками нефти Восточном полушарии. В те времена СССР занимал второе место в мире по добыче нефти, добывая десятую часть всей нефти мира. Германия, испытывавшая всю войну острый недостаток нефтепродуктов, стремилась во что бы то ни стало овладеть этим районом. Здесь же находились запасы другого стратегического сырья, например, вольфрамомолибденовой руды. Кроме того, потеря Кавказа оставила бы Советский Союз вообще почти без нефти, так как за пределами Кавказа добывалось лишь 12% нефти. Не удивительно, что Адольф Гитлер придавал такое значение Кавказу. На совещании в Полтаве в июне 1942 г. Гитлер заявил: «Если нам не удастся захватить нефть Майкопа и Грозного, то мы должны будем прекратить войну!»

В Берлине рассчитывали, что прорыв вермахта в Закавказье приведёт к вступлению в войну Турции на стороне Германии. Турция с началом войны заняла враждебную позицию в отношении СССР, но ещё осторожничала. Турецкая армия была сосредоточена на кавказском направлении, что вынуждало Москву держать в регионе крупную группировку войск, чтобы защитить Кавказ и важные коммуникации, идущие через Иран. В Иран, где националистическая элита склонялась к союзу с Германией, с началом войны были введены советские и британские силы. В Берлине рассчитывали заняв Кавказ, проникнуть на Ближний и Средний Восток, в Центральную и Юго-Восточную Азию. Кроме того, большие надежды гитлеровцы возлагали и на раздоры, которые, по их расчетам, должны были возникнуть между народами Кавказа и на восстание против «русской оккупации». Местные народы должны были поставлять «Вечному рейху» вспомогательные военные подразделения и стать резервом дешевой рабочей силы для германской экономики. Однако благодаря умелым действиям советского руководства (в частности, операция «Чечевица»), эти замыслы не удалось реализовать. Стоит учесть, что в предвоенные годы была проведена большая работа по ликвидации «пятой колонны» в СССР, включая этносепаратистов.

Планы превращения Кавказ в колонию Германии были озвучены ещё во время Первой мировой войны и в целом сохранили своё значение и во время Третьего рейха. Германские генералы Людендорф и Гинденбург видели в Украине и Кавказе поставщиков сырья для германской промышленности, источники пополнения своих вооруженных сил новыми формированиями - «пушечного мяса» и, наконец, резерв дешевой рабочей силы. Стоит отметить, что современная Украина по этим признакам уже настоящая колония Запада. Также Кавказ нужен был Берлину, как стратегический плацдарм для влияния на Турцию, Иран, распространения немецкого влияния на Ближний Восток, Центральную и Юго-Восточную Азию.

Таким образом, Кавказ нужен был верховному немецкому командованию, чтобы: 1) получить стратегические ресурсы, необходимые для продолжения мировой войны и создания мировой империи; 2) для выхода на Ближний и Средний Восток, в районы Центральной и Юго-Восточной Азии; 3) лишить Москву важного экономического района, а также опорного центра для Красной Армии, ВВС и Черноморского флота; 4) разрушить Россию, подняв против неё кавказские народы. Поэтому основные усилия в ходе кампании 1942 года немецкое командование сосредоточило на южном участке фронта.

Трудно переоценить значение Кавказа в жизни Советского Союза. Наличие богатых запасов полезных ископаемых и плодородных земель делали Кавказ важнейшим источником промышленного и военно-стратегического сырья, одной из продовольственных баз страны (особенно с учётом потери сельскохозяйственных областей Украины, Крыма и Белоруссии). За годы советской власти Кавказ из аграрной окраины России стал важным индустриальным районом. За годы предвоенных пятилеток промышленность закавказских республик значительно выросла. На территории Кавказа были построены сотни новых предприятий тяжелой и легкой промышленности. Большое внимание уделялось расширению добычи и переработке нефти, важнейшего стратегического продукта Кавказа. Только в Бакинском районе за период с 1934 по 1940 г. было начато бурение 235 новых скважин (Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933-1940 гг. М., 1963.). Всего на территории Кавказа к 1940 г. было введено в строй 1726 новых скважин. Это составляло около 73,5% всех скважин, введенных к этому времени в СССР. Таким образом, добыча нефти на Кавказе перед Великой Отечественной войной значительно увеличивалась. Особую роль играл Бакинский нефтеносный район, самый крупный в Союзе.

Наряду с развитием нефтяной промышленности большое внимание уделялось разработке месторождений природного газа. В результате газовая промышленность Азербайджана вместе с другими районами Кавказа в 1940 г. дала народному хозяйству и населению страны около 2,5 млрд. кубометров природного газа. Это составило около 65% от общесоюзного производства газа. Большое развитие на Кавказе получила электроэнергетическая база. Перед войной здесь были построены новые электростанции союзного и местного значения. Важное экономическое и военно-стратегическое значение имела разработка в предвоенные годы марганцевой руды в Грузии. Чиатурские копи дали в 1940 г. 1448,7 тыс. т марганцевой руды. Это составило около 56,5% от общесоюзной добычи марганцевой руды. Большое значение имело сельское хозяйство. Северный Кавказ и Кубань были одними из богатейших районов страны по производству пшеницы, кукурузы, подсолнечника, сахарной свеклы. В республиках Закавказья выращивается хлопок, сахарная свекла, табак, виноград, чайный лист, цитрусовые и эфирно-масличные культуры. Хорошая кормовая база позволяла развивать животноводство. На базе сельскохозяйственного сырья в предвоенные годы активно развивалась легкая и пищевая промышленность. Кавказ и его порты на Чёрном и Каспийском морях в довоенный период имели важнейшее значение во внешней торговле СССР: 55% всего экспорта и 50% импорта СССР шло через южные, в том числе и кавказские, порты. Коммуникации Каспийского и Черного морей связывали СССР с Турцией и Ираном, а через них с мировыми океанскими путями. Так, во время Великой Отечественной войны торговые пути, идущие через Персидский залив, Иран и Каспийское море, занимали второе место в подвозе вооружения, боеприпасов и продовольствия, а также стратегического сырья из США и Британской империи.

Военно-стратегическое значение Кавказа определялось не только наличием больших запасов нефти и других видов стратегического сырья, не только мобилизационными возможностями людских ресурсов, но и выгодным географическим положением. Кавказ был стратегическим плацдармом для выхода в Малую Азию (Турцию), на Ближний и Средний Восток. Каспийское море, располагаясь в основном на территории СССР, связывало своими водными коммуникациями Кавказ с советскими республиками Средней Азии, а через Волгу с центральными районами страны. Южная часть Каспийского моря выходит на территорию Ирана. Большую роль в стратегической характеристике Кавказа играет Чёрное море. После потери Крыма, побережье Кавказа стало основной базой Черноморского флота.

Понятно, что потеря Кавказа (вместе с Волжским путем) стала бы для СССР если не смертельным, то очень тяжелым ударом, сравнимым с утратой Украины, или возможным падением Ленинграда или Москвы.

Кавказ в германских планах

В директиве Гитлера № 21 от 18 декабря 1940 г. ничего не говорилось о Кавказе. Исходя из идеи молниеносной войны, в Берлине считали, что уничтожение основных сил советских с войск, находившихся в западной части СССР, захват территории Прибалтики, Белоруссии и Украины, выход вермахта к Москве и Ленинграду приведут к крушению Союза и к почти беспрепятственному овладению необходимых Третьему рейху территорий. В этом случае проведение операции по овладению Кавказом и Баку не являлось бы необходимостью. Однако кампания 1941 года не привела к быстрой победе. И уже летом 1941 г. немецкие стратеги стали вносить коррективы в план войны.

Так, уже в дополнении к директиве ОКБ № 33 от 12 июля 1941 г. подчеркивалась необходимость наступления на Кавказ. «Как только позволит оперативное положение и материально-техническое обеспечение, - говорилось в директиве, - 1-я и 2-я танковые группы, подчиненные управлению 4-й танковой армии, совместно с идущими за ними пехотными и горнострелковыми дивизиями должны предпринять после овладения Харьковским промышленным районом наступление через Дон на Кавказ». В дополнении к директиве ОКБ № 34 от 12.8 1941 г. южному крылу германского восточного фронта ставилась задача по овладению Крымом, который рассматривался и как плацдарм для операции по захвату Кавказа. В том же дополнении к директиве № 34 предусмотрительно указывалось на необходимость направить в Крым горнострелковые войска и «проверить возможность их использования для переправы через Керченский пролив и в дальнейшем наступлении в направлении Батуми».

Когда окончательно стало ясно, что война затягивается, в верховном немецком командовании было две точки зрения на дальнейшую кампанию. Главнокомандование сухопутных войск предлагало продолжить наступление главных сил на центральном (московском) стратегическом направлении. Гитлер предлагал стратегию последовательных танковых ударов на флангах, чтобы на южном участке советско-германского фронта захватить Крым, Донбасс, лишить советскую страну возможности получения нефти с Кавказа и совместно с финской армией раздавить Ленинград на севере. О решение этих задач говорила директива Гитлера от 21 августа 1941 г. главнокомандующему сухопутными войсками. В ней подчеркивалась важность быстрейшего захвата немецкими войсками Крыма, Донбасса, проникновения на Кавказ.

В записке Гитлера от 22 августа 1941 г. главному командованию сухопутных сил отмечалось, что окончательное уничтожение России как континентальной державы, можно добиться только путем уничтожения русских вооруженных сил и захвата или уничтожения экономической базы, на которую они опираются. «...Из соображений политического характера крайне необходимо как можно быстрее выйти в районы, откуда Россия получает нефть, не только для того, чтобы лишить ее этой нефти, а прежде всего для того, чтобы дать Ирану надежду на возможность получения в ближайшее время практической помощи от немцев в случае сопротивления угрозам со стороны русских и англичан. В свете вышеупомянутой задачи... - отмечалось далее в записке, - проблема Москвы по своему значению существенно отступает на задний план».

Позднее немецкие генералы, пытаясь свалить на Гитлера вину за поражение в войне, станут говорить о «роковой ошибке фюрера» - переносе основных усилий вермахта с московского стратегического направления на юг. Ими был создан миф об односторонних - экономических, политических и стратегических - решений Гитлера. Так, генерал Гюнтер Блюментритт главной причиной «печальных последствий» в битве под Москвой называет «экономическую» позицию Гитлера в его подходе к стратегии войны. «Гитлер, - писал он, - подходил к войне с чисто экономических позиций. Он хотел завладеть богатой хлебом Украиной, индустриальным Донецким бассейном, а затем и кавказской нефтью» (Роковые решения. М., 1958.).

Однако значительная часть германского генералитета также видела выход в переносе главных усилий на южный фланг советско-германского фронта. Вермахт уже не мог, как в кампании 1941 года, вести решительное наступление на трёх стратегических направлениях. Кроме того, именно на московском направлении Советская Ставка и Генштаб ждали главного удара врага, здесь находились основные стратегические резервы Красной Армии. На юге же вермахт мог добиться решительного успеха. «Осуществление этих намерений, - писал начальник штаба сухопутных сил (1942-1944 гг.) генерал Курт Цейтцлер, - безусловно, имело бы огромное значение. Если бы немецкая армия смогла форсировать Волгу в районе Сталинграда и таким образом перерезать основную русскую коммуникационную линию, идущую с севера на юг, и если бы кавказская нефть пошла на удовлетворение военных потребностей Германии, то обстановка на Востоке была бы кардинальным образом изменена и наши надежды на благоприятный исход войны намного возросли бы». «Достигнув этих целей, - писал Цейтлер, имея в виду захват Кавказа, - он хотел через Кавказ или другим путем послать высокоподвижные соединения в Индию». Таким образом, не только Гитлер и его ставка, но и представители главнокомандования сухопутных войск возлагали большие надежды на Кавказ.

Суть стратегического плана на летнюю кампанию 1942 г. официально изложена в директиве Гитлера № 41 от 5 апреля 1942 г. (операция «Блау»). Общий замысел верховного командования вермахта был в том, чтобы, удерживая занимаемое положение на центральном участке советско-германского фронта, последовательными ударами на южном крыле разгромить фланговые группировки советских войск, освободившимися силами захватить Ленинград и установить связь по суше с финской армией и затем прорваться на Кавказ. «Поэтому, - говорилось в директиве, - в первую очередь все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет (Г. Дёрр. Поход на Сталинград. М., 1957.). 1 июня 1942 года в Полтаве Гитлер на совещании высшего командования одобрил план нового генерального наступления. Фюрер заявил, что если не получит нефть Майкопа и Грозного, то вынужден будет остановить войну.

План «Эдельвейс»

Весной - летом 1942 года вермахт создал условия для прорыва на Кавказ. Немецкие войска захватили Крым, включая Севастополь. Неудачное наступление Красной Армии под Харьковом привело к катастрофе и серьёзному ослаблению южного фланга Красной Армии. 7 июля 1942 года группа армий «Юг» была разделена на группу армию «А» (удар на Кавказ) под командованием фельдмаршала Листа и группу армий «Б» (удар на Сталинград») под командованием фельдмаршала фон Бока (затем - фон Вейхса). 28-30 июня немецкие войска прорвали оборону Брянского и Юго-Западного фронтов. Вермахт вышел к Дону, форсировал его и захватил часть Воронежа. Развивая наступление, немецкие войска продвигались к Новочеркасску, Ростову-на-Дону и Сталинграду. Войска Юго-Западного фронта с тяжелыми боями отошли за Дон, к Сталинграду, войска Южного фронта - к нижнему Дону.

В начале июля 1942 года германские войска вышли к Дону на всем его протяжении, от Воронежа до устья, за исключением большой излучины западнее Сталинграда. 17-я немецкая армия форсировала Дон и в 25 июля захватила Ростов-на-Дону. За два дня до этого Гитлер подписал директиву № 45 «О продолжении операции «Брауншвейг». Генералу Паулюсу было приказано взять Сталинград, после чего повернуть на юг и развивать наступление вдоль Волги к Астрахани и дальше, вплоть до Каспийского моря. Группа армий «А» получила задачу наступать на Кавказ, причём в её состав ещё 13 июля была передана часть сил 4-й танковой армии.

Явно переоценивая свои успехи, Гитлер считал, что русские на пределе своих сил и ввели в сражение последние резервы, что созданы благоприятные условия для одновременного наступления на Сталинград - Астрахань и Кавказ. Главные силы были брошены на завоевание Кавказа. Вопреки советам Гальдера, фюрер бросил обе танковые армии на юг и забрал у Паулюса танковый корпус, что, в свою очередь, не могло не сказаться на темпах продвижения 6-й армии к Сталинграду. Кроме того, считая, что имеющихся сил на юге достаточно для взятия Сталинграда и захвата Кавказа, фюрер направил 11-ю армию Манштейна под Ленинград с задачей установить связь с финской армией, овладеть городом «и сровнять его с землей». Две моторизованные дивизии СС из состава группы армий «А» Гитлер перебросил во Францию и в группу армий «Центр» («Адольф Гитлер», «Великая Германия»), две танковые дивизии из группы «Б» (9-ю и 11-ю) - в группу армий «Центр». Всего к концу июля с главного направления было снято 11 немецких дивизий, в том числе 2 танковые и 2 моторизованные.

Таким образом, если 28 июня 1942 года в составе группы армий «Юг» на фронте протяженностью 800 км было сосредоточено 68 немецких дивизий и 26 дивизий союзников, то к 1 августа для выполнения новых задач имелось 57 немецких и 36 союзных дивизий. Линия фронта на этот момент составляла уже около 1200 км. Номинально общее число соединений осталось прежним, но итальянские, венгерские и румынские части были значительно слабее немецких, как по боевому духу, качеству боевой подготовки, так и по вооружению, материальной части.

Генерал-полковник Гальдер 23 июля записал в своем дневнике: «...все еще имеющаяся недооценка вражеских возможностей принимает гротескные формы и становится опасной... О серьезной работе не может быть и речи. Болезненное реагирование на мгновенные впечатления и подчеркивание одних только недостатков в оценке руководящего аппарата и его возможностей - вот то, что определяет характер этого так называемого руководства».

В состав группы армий «А» теперь входили: 1-я танковая армия генерал-полковника Эвальда фон Клейста, 4-я танковая армия генерал-полковника Германа Гота, 17-я армия генерал-полковника Рихарда Руоффа, 3-я румынская армия генерала Петре Думитреску. К началу нового наступления в группе имелось 40 дивизий: 18 пехотных, 4 танковые, 3 моторизованные, 6 горнострелковых, 3 легкопехотные, 4 кавалерийские и 2 охранные. Румынские дивизии входили в состав германских объединений: 4 дивизии - в армию Гота, 3 - в подчинении Руоффа. Всего в распоряжении генерал-фельдмаршала Листа имелось более 170 тыс. тыс. солдат и офицеров, 1130 танков, 4540 орудий и минометов, до 1000 самолетов 4-го воздушного флота (часть самолетов действовала на сталинградском направлении). Эти войска обладали высокой боеспособностью, находились под впечатлением последних побед. Многие их соединения участвовали в разгроме советских войск под Харьковом и юго-западнее Воронежа, в июньских боях.

Ближайшей задачей группы армий «А» было окружение и уничтожение советских войск, отошедших за Дон, южнее и юго-восточнее Ростова. Для этого немцы намеревались использовать ударные группировки подвижных соединений, которые должны были наступать с плацдармов в районах Константиновской, Цимлянской в общем направлении на Тихорецк, а также пехотные дивизии - от Ростова. После захвата Северного Кавказа, согласно плану «Эдельвейс», намечалось обойти Главный Кавказский хребет с запада и востока, 17-й армии предстояло выйти к побережью Черного моря, овладеть Новороссийском и Туапсе. Кроме того, в Крыму готовилась к форсированию Керченского пролива 3-я румынская горно-пехотная дивизия генерала Фильчинеску, чтобы нанести затем удар вдоль дороги, проходящей по Черноморскому побережью на юго-восток. Другая группировка имела задачу захватить Грозный и Махачкалу, частью сил перерезать Военно-Осетинскую и Военно-Грузинскую дороги. Конечной целью на этом направлении являлся Баку. Одновременно с обходным маневром намечалось преодолеть Кавказский хребет в его центральной части по перевалам и выйти в районы Тбилиси, Кутаиси и Сухуми.

С выходом в Закавказье немецкая армия захватывала последние базы Черноморского флота, устанавливали непосредственную связь с турецкими войсками. В дальнейшем Адольф Гитлер надеялся вовлечь Турцию в войну на стороне Третьего рейха, а также создать условия для вторжения на Ближний и Средний Восток. При ином раскладе имелся план оккупации Турции, как удобного плацдарма для переброски войск в Сирию и Ирак. Немецкое командование намечало также в сентябре, после прорыва Терского рубежа, развернуть военно-морские операции на Каспийском море с целью нарушения коммуникаций СССР.

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Сидоренко Василий Павлович. Войска НКВД на Кавказе в 1941-1945 гг. : 07.00.02 Сидоренко, Василий Павлович Войска НКВД на Кавказе в 1941-1945 гг. : Дис. ... д-ра ист. наук: 07.00.02 СПб., 2000 417 с. РГБ ОД, 71:00-7/110-0

Введение

Глава I. Научные основы исследования проблемы и источники ее изучения.

1. Отечественная и зарубежная историография 19-52

2. Источники и их характеристика 53-71

Глава II. Организация и система управления войсками НКВД в период военного времени.

1. Основные функции войск наркомата внутренних дел в 1941-1945 гг 72-86

2. Перестройка структуры войск в годы войны и их нормативное обеспечение 87-123

Глава III. Военно-организаторская деятельность войск НКВД в период битвы за Кавказ.

1. Военно-политическая обстановка па Кавказе в период военного времени и проблема коллаборационизма 124-160

2. Войска наркомата внутренних дел в обороне стратегически важных районов Кавказа... 161-205

Глава IV. Служебно-боевая деятельность войск НКВД на Кавказе в годы войны.

1. Выполнение войсками задач по охране тыла фронтов и борьбе с бандитизмом на Кавказе 206-264

2. Использование частей НКВД для депортации пародов Кавказского региона в годы войны 265-331

Заключение 332-351

Источники и литература 352-390

Приложения 391-417

Введение к работе

В истории есть события, над которыми время не властно. К их числу относится Великая Отечественная война, которая с первых дней приобрела для страны поистине народный характер, явилась тягчайшим испытанием и школой мужества для армии и многонационального народа СССР. С особой силой это проявилось на Кавказском театре военных действий.

В битве за Кавказ высокую доблесть показали воины всех видов Вооруженных Сип и родов войск. Значительный вклад в оборону региона внесли войска НКВД, которые мужественно сражались с немецко-фашистскими агрессорами, выполняли служебно-боевые задачи по охране тыла фронта. Они обеспечивали общественную и государственную безопасность, охраняли важные промышленные объекты, железные дороги, государственные учреждения, конвоировали военнопленных и осужденных, боролись с диверсионно-разведывательными группами противника, проводили крупномасштабные операции по борьбе с бандитизмом и повстанческими формирован иями_

Вместе с тем, войска, как часть репрессивного аппарата НКВД, вынуждены были на практике исполнять решения партийно-государственного руководства страны по насильственному выселению горских народов Кавказского региона, превратившись по сути в инструмент реализации антинародной национальной политики сталинского режима. Поэтому не удивительно, что один только факт вхождения войск в структуру наркомата внутренних дел вызывает у читателей отрицательные эмоции, нередко дается негативная оценка всей их деятельности. Формированию таких представлений способствовала и существовавшая в течение десятилетий закрытость проблемы, И только в 90-е годы стали достоянием гласности многие эпизоды их служебно-боевой деятельности в те суровые военные годы.

Наряду с изучением истории прошлого у исследователей и читателей вызывают повышенный интерес действия внутренних войск в «горячих точках» последнего десятилетия. Современное структурное построение внутренних войск связано с двумя этапами развития СССР и России в 80-90-х гг. (1985-1991 гг.; 1991-1999 г.), которые характеризуются процессом распада Союза ССР и всеобъемлющим крюисом экономической и общесгеенно-политической жизни страны. В эти годы внутренние войска получили активное организационно-правовое развитие, связанное с закреплением на законодательном уровне их деятельности в сфере охраны общественного порядка и обеспечения общественной безопасности.

Кризисные явления в стране поставили внутренние войска на острие борьбы за общественный порядок, конституционные права граждан, за их безопасность и жизнь. Особенно это стало характерным при ликвидации межнациональных конфлиісгов и вооруженных столкновений. События на Кавказе последнего десятилетия оказали значительное влияние на структурную перестройку внутренних войск в указанном регионе в сторону увеличения их численности, что привело к образованию весной 1993 г. Северо-Кавказского округа внутренних войск.

Начиная с трагических событии в г. Сумгаите (1988 г.), до середины марта 1991 г. внутренние войска выполняли задачи в 17 различных районах страны, причем в некоторых по два и более раз (Сумгаит, Баку, Нагорный Карабах, Новый Узень, Ферганская область, Абхазия, Душанбе, Молдова» Ошская область, Цхинвали др.). При урегулировании межнациональных конфликтов в указанных регионах погибло 30 военнослужащих войск, из них 9 офицеров, около 1300 получили травмы и ранения. К концу 1992 г. число погибших офицеров достигло уже 18 чел.

В 1993-1994 гг. внутренние войска выполняли миротворческую миссию в ходе осетино-ингушского конфликта, дня чего там из состава армейских и

внутренних частей была создана оперативно-войсковая группа общей численностью около 12 тыс. человек. 4 Наиболее "Трагичными для внутренних войск оказались итоги служебно-боевой деятельности в Чеченском вооруженном конфликте (1994-1996 гг.), в котором численность войсковой группировки (на март 1995 г.) составляла около 18 тыс. человек/ из них около 25 % периодически находились в зоне боевых действий. Некоторые части были укомплектованы молодыми воинами, только что прошедшими курс молодого бойца. Многие подразделения имели низкий уровень технической оснащенности бронетехникой, которая составляла всего 39 % от норм положенное. Можно согласиться с утверждениями авторов, что войска оказались не готовыми к выполнению служебно-боевых задач в Чеченской республике. Однако, в еще меньшей степени готово к таким событиям оказалось политическое и военное руководство страны, что в значительной степени предопределило исход вооруженного конфликта. 6 Его итоги показали, на сколько не предсказуемым и трагичным для войск может быть негативное влияние различных политических сил на события в указанном регионе.

Ошибки прошлого устраняются в настоящее время. В соответствии с постановлением Правительства Российской Федерации «О мерах по противодействию терроризму» в сентябре 1999 г. внутренние войска во взаимодействии с армейскими частями и милицейскими подразделениями успешно завершили спецоперацию по ликвидации вторгшихся на территорию Дагестана незаконных вооруженных бандформирований и в настоящее время проводят коипртеррористнческую операцию по уничтожению международных террористов и их баз снабжения в Чеченской республике.

В последнее десятилетие не было ни одной «горячей точки», где бы не участвовали внутренние войска в разъединении противоборствующих сторон, обеспечении безопасности населения в районах конфликта. И хотя не везде и не всегда объективно оценивается их роль в обеспечении стабильности

обстановки на Кавказе, в обществе значительно повысился интерес к их служебно-боевой деятельности, историческим событиям прошлого, в том числе и в годы Великой Отечественной войны.

Актуальность научной разработки проблемы обусловлена, во-первых. сложной общественно-политической и криминогенной обстановкой на Северном Кавказе. Являясь приграничным регионом он приобрел особую значимость для России. В связи с этим возникает необходимость изучения опыта действий войск НКВД (август-декабрь 1942 г.) в особых оборонительных районах указанного региона, где они установили прифронтовой порядок, ликвидировали основные очаги бандитизма, приняли необходимые меры по предотвращению проникновения в войсковой тыл вражеской агентуры, уголовных и преступных элементов.

Во вторых, актуальным и поныне является опыт действий войск на перевалах Главного Кавказского хребта по предотвращению проникновения горно-стрелковых подразделений противника в Закавказье. В ходе проведения рекогносцировки (июль-август 1942 г.) горного участка границы с Грузинской ССР (именно здесь в настоящее время пограничники предпринимают попытки перекрыть пути прохода террористов в Чеченскую республику и обратно) они выявили 175 горных проходов, троп и взяли их под охрану. 7 Учитывая, что руководство Грузинской ССР 8 ноября 1999 г. приняло решение не пропускать российские подразделения через свою территорию для выхода к чечено-грузинскому участку границы с юга,* использование архивных материалов диссертации позволит пограничникам определить наиболее доступные для прохода с севера горные участки местности и закрыть пути выхода террористов из Чечни.

В третьих, изучение опыта действий частей наркомата внутренних дел в период битвы за Кавказ приобретает особую значимость в связи с появлением в печати последнего десятилетия информации о внутренних войск- как о войсках,

предназначенных для действий в тылу. Так, на страницах одной из публикаций приводятся рассуждения персонажа о том, что «когда его товарищи ведут борьбу с агрессорами..., военнослужащим войск НКВД приходится штурмовать мирные сакли в ущельях, сражаться со стариками и младенцами»^ Опровержением подобных односторонних взглядов являются издания, посвященные героическим будням воинов-чекистов на фронтах войны, 10 в том числе Северо-Кавказском и Закавказском фронтах. 11

В четвертых, опыт, накопленный войсками наркомата внутренних дел в ходе борьбы с бандитизмом, несения службы по охране тыловых коммуникаций Северо-Кавказского и Закавказского фронтов, а так же Северной группы войск имеет не только познавательное, но и практическое значение. Эта вызвано необходимостью выработки в настоящее время наиболее целесообразных мер по использованию служебных нарядов внутренних войск в обеспечении порядка на освобожденной от террористов территории Дагестанской и Чеченской республик, 12

В пятых, обстановка на Северном Кавказе в настоящее время требует принятия срочных мер по усилению охраны южного участка государственной границы, использования как мирового, так и накопленного войсками наркомата внутренних дел в 1941-1945 гг. опыта совместных действий армии, пограничных и внутренних войск, органов госбезопасности и внутренних дел в условиях сложной военно-политической обстановки в указанном регионе, их способности эффективно противостоять террористическим и экстремистским силам. 13 Применение этого опыта может оказать положительное влияние на установление доверия и взаимопонимания между командирами частей и соединений с руководителями местных органов власти в определении мер по стабилизации обстановки в районах вооруженного противостояния.

В шестых, учитывая сложность общественно-политической обстановки в национальных республиках Северного Кавказа, крайне важным для внутренних

войск является использование опыта служебно-боевой деятельности гарнизонов войск наркомата внутренних дел, комендатур, линейных и кочуклцих застав, контрольно-пропускных пунктов и постов по пресечению провокационных действий уголовных и бандитских элементов в освобожденных от противника районах.

В седьмых, актуальной и поныне является система несения службы нарядами войск НКВД по охране государственной границы, особо важных предприятий промышленности, железнодорожных сооружений, обеспечении порядка в населенных пунктах. Особую значимость этот опыт приобрел в настоящее время, когда в ряде городов России (Москве, Волгодонске, Буйнакске и Каспийске) экстремистами были совершены чудовищные террористические акты по взрыву домов мирных жителей. Это вызвало среди населения страны волну негодования и патриотического позыва добровольно встать на борьбу с терроризмом. Десятки тысяч граждан, совместно с правоохранительными органами, участвуют в охране своих домов, учреждений, жизненно важных коммуникаций, не говоря уже о военно-стратегических и особо важных объектах, охрану которых осуществляют внутренние войска по усиленному варианту. 14

В восьмых, актуальность настоящего исследования обусловлена появлением в отечественной и зарубежной печати односторонних, а порой и противоречивых оценок деятельности каждого из видов войск наркомата внутренних дел, которые приводят порой к искажению их истории. Некоторые авторы даже сравнивают функции войск по охране тыла фронта с действиями заградотрядов. Один из них, публицист Ищенко С.Д., утверждает, что заградотряды создавались из войск НКВД. Они присылались из тыла и стреляли в своих без всякого разбора. 15 Известный советский диссидент А. Авггорханов придерживается еще более радикальных взглядов. Оправдывая банддвижение в Чечено-Ингушетии, он указывает, что для восстановления

полной справедливости «надо привлечь к уголовной ответственности еще живущих карателей из войск НКВД». 16 Подобные утверждения не соответствуют истине и не способствуют объективному освещению истории войск.

В девятых, исследование проблемы позволяет глубже познать многие
стороны национальной политики в условиях тоталитарного режима. В годы
войны общенациональная задача защиты Отечества во многом не сочеталась с
карательными функциями войск НКВД, Их акции по депортации горских
народов до последнего времени оставались «белым пятном» не только в
центральных, но и ведомственных изданиях. Среди научных работ по
указанной проблеме последних лет наибольший интерес представляет
монография Н.Ф. Бугая, A.M. Гонова. Раскрывая ранее не известные страницы
трагических событий на Кавказе авторы справедливо указывают, что в 20-60
годы XX века» вследствие отступления от конституционных норм
государственной национальной политики, в СССР имели место

многочисленные нарушения прав народов и граждан. Что же касается механизма использования войск НКВД в карательных акциях, то изучение этой проблемы находится лишь на начальной стадии.

Исследование ранее закрытых для изучения материалов периода Великой Отечественной войны привело к переоценке многих событий и явлении. Не случайно, поэтому, в печати последнего десятилетия наблюдается тенденция освещения отдельных событий и эпизодов войны в крайне радикальных тонах, от замалчивания ее трагических страниц до не менее постыдного очернения значения и итогов одержанной победы над фашизмом. Прикрываясь критикой сталинского режима отдельные публицисты оправдывают не только сотрудничество неустойчивой части населения с немцами, но и службу коллаборационистов в созданных фашистами «восточных легионах», не говоря уже о тех, кто находился в бандах или же уклонился от направления на фронт.

По мере появления серьезных исторических исследований, документально аргументированных публикаций, постепенно спадает волна противоречивых оценок о событиях тех далеких военных лет. Важное значение для формирования объективной истории внутренних войск на всех этапах их развития имеет развернувшаяся на страницах журнала «На боевом посту» дискуссия как молодых исследователей, так и ветеранов, занимавших в прошлом руководящие посты в войсках НКВД-МВД, 19 а так же опубликованный в 1996 г. краткий исторический очерк об истории войск и органов внутренних дел за весь период их существования. В настоящее время ведется активная исследовательская работа по подготовке двухтомника, посвященного 200-летней истории войск и органов МВД России.

В десятых, актуальность исторического опыта профессиональной подготовки и воспитания военнослужащих, накопленного в жестокой борьбе с сильным и коварным противником, их преданность воинскому долгу по защите Родины имеет неоценимое значение для патриотического воспитания молодежи, необходимость усиления которого все настойчивее осознается в Российском обществе. Особую важность оно приобретает в связи с переходом Вооруженных Сил страны, в том числе и внутренних войск, на контрактный принцип комплектования армии, изложенный в Положении о порядке прохождения военной службы.

Предмето м исследования являются функции и структура всех видов войск НКВД; военно-организаторская и служебно-боевая деятельность управлений, соединений и войсковых частей наркомата внутренних дел в особых оборонительных районах Кавказского региона; их боевые действия в период битвы за Кавказ, обеспечение общественного порядка в войсковом тылу и на освобожденной от врага территории; механизм использования войск наркомата внутренних дел в карательных акциях по депортации горских народов и борьбе

с повстанческим движением, что послужило основанием для изучения их служебночшеративной деятельности.

Хронологические рамки исследования деятельности войск НКВД на Кавказе охватывают весь период Великой Отечественной войны (1941-1945 гг,) э который включает в себя действия войск наркомата внутренних дел в период обороны Кавказа; несение ими гарнизонной службы на освобожденной от врага территории; выполнение задач по борьбе с бандитизмом; 22 участие в трагических событиях по депортации горских народов.

Цель исследования. В диссертации на основе анализа полвых архивных документов и материалов высших органов государственной власти, наркомата внутренних дел Союза ССР, научной литературы и периодических изданий исследовать и обобщить военно-организаторскую и служебно-оперативяую деятельность всех видов войск НКВД в годы войны, являвшихся одной из самых мощных правоохранительных структур СССР.

изучить состояние научной разработки проблемы в отечественной и зарубежной литературе, оценить степень ее исследования в диссертационных работах, дать анализ архивным источникам;

проанализировать нормативную базу и функции войск наркомата внутренних дел в условиях военного времени, выявить пути совершенствования их структурной реорганизации на различных этапах войны;

обобщить опыт военно-организаторской работы управлений, соединений и частей в период обороны Кавказа, определить возможность его

использования в подготовке войск, а также при проведении контртеррористической операций в Дагестане и Чечне;

исследовать малоизученную сторону деятельности внутренних войск по выполнению служебно-боевых задач в сложных условиях горно-лесистой местности указанного региона, показать их практическое значение для морально-боевой и психологической подготовки войск в современных условиях;

раскрыть военно-политическую обстановку в национальных республиках и краях Кавказского региона в годы войны, показать важность задач, выполняемых войсками по борьбе с бандитизмом;

изучить опыт совместных действий войск НКВД с армейскими частями, национальными формированиями, подразделениями ополчения, партизанскими отрядами и бригадами содействия в организации обороны Кавказского региона, обеспечении порядка в войсковом тылу и на освобожденной от врага территории и определить возможность его использования при «зачистке» населенных пунктов Чеченской республики;

исследовать нормативную базу и механизм действий войск НКВД в карательных акциях по насильственному выселению немцев, калмыков, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев, турок, курдов, хемшинов из Кавказского региона;

выявить в ходе исследования архивных источников новые исторические события и факты, связанные с участием войск НКВД в депортации народов и борьбе с бандитизмом и повстанческим движением;

уточнить имеющиеся данные о действиях частей наркомата внутренних дел в тылу фронтов и на освобожденной от врага территории по выявлению и изъятию уголовных и преступных элементов, оказанию помощи в восстановлении органов власти на местах;

раскрыть подвиги бойцов, командиров и политработников, их отвагу и мужество в защите Родины, показать значение боевых традиций внутренних войск для военно-патриотического воспитании молодежи;

на основе проведенного исследования сформулировать необходимые рекомендации и предложения по использованию опыта служебно-боевон деятельности войск НКВД в настоящее время, в условиях сложной криминогенной обстановки в национальных республиках Северного Кавказа.

Научная новизна диссертации определяется комплексным подходом к исследованию проблемы. Данная диссертация является первой попыткой научного изучения документов высших органов государственной власти, ведомственных наркоматов, управлений по определению служебно-боевых задач и их реализации соединениями и частями НКВД как в период обороны Кавказа, так и на всех этапах войны.

Комплексный подход к проблеме исследования сделал достоянием исторической науки и общественности многие ранее не известные страницы истории войск наркомата внутренних дел. Исследование новых архивных источников позволило автору впервые всесторонне осветить деятельность войск НКВД и показать их противоречивый характер на всех этапах войны: от участия в битве за Кавказ, охраны тыла фронта и обеспечения порядка в прифронтовых районах, до выполнения ими карательных функций, связанных с насильственным выселением народов Кавказского региона и борьбой с теми, кто скрылся от выселения и боролся со сталинским произволом, защищая территориальную целостность своих республик.

Научная новизна заключается в результатах исследования проблемы. В ходе работы над диссертацией автором изучено около 1860 архивных дел 26 архивных фондов, а так же 246 документов ведомственных архивов и музеев. Отдельные положения и выводы подкреплены воспоминаниями участников битвы за Кавказ, ветеранов внутренних войск. Значительная часть документов

и материалов до настоящего времени не публиковалась. В результате анализа и обобщений большинство данных вводится в научный оборот впервые, а материалы, относящиеся к действиям войск НКВД в карательных акциях и борьбе с повстанческим движением вообще не публиковались.

Все это позволило автору с определенной полнотой и объективностью провести диссертационное исследование, с критических позиций подойти к освещению трагических страниц истории войск наркомата внутренних дел дать ответ на многие трудные и противоречивые вопросы межнациональных проблем на Кавказе в годы Великой Отечественной войны, отголоски которых проявляются в указанном регионе и в настоящее время.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что в условиях действия новой военной доктрины России, объявления США заной своих стратегических интересов Кавказский регион, сложной политической обстановки в национальных горских республиках, возрастания угрозы возникновения локальных войн, вооруженных конфликтов и террористических актов повышается роль внутренних войск в обеспечении внутренней безопасности и целостности Российской Федерации.

Во многом это обусловлено сложной общественно-политической обстановкой на Северном Кавказе, где только за последнее десятилетие внутренние войска 9 раз участвовали в разрешении межнациональных конфликтов, а в настоящее время, в соответствии с решениями высших органов государственной власти, проводят спецоперации по обеспечению общественного порядка в освобожденных от террористов населенных пунктах Дагестана и Чечни. Повышению эффективности их действий в указанном регионе может способствовать использование, накопленного войсками НКВД в годы Великой Отечественной войны, опыта борьбы с бандитизмом, уголовными и преступными элементами, а так же обеспечении безопасности проживания населения на территории национальных республик.

Методологическую основу исследования составляют основные принципы исторической науки* объективность и историзм, а так же системность, комплексность, їфитичносіь и др. В ходе решения поставленных в дассертации задач автор пытался уйти от субъективистских выводов и конъюнктурных оценок сложных общественно-политических событий на Кавказе как в суровые военные годы, так и в настоящее время, в ходе проведения контртеррористической операции на территории Дагестана и Чечни.

Для более глубокого изучения проблемы в работе использовались проблемно-хронологический, периодизации и статистический методы, применялись конкретно-исторический и проблемно-исторический подходы.

Апробация работы. Тема диссертации утверждена Советом Санкт-Петербургской академии МВД России, одобрена Главным управлением Главнокомандующего внутренними войсками МВД Российской Федерации.

Основные положения и результаты диссертационного исследования изложены в монографиях: Войска НКВД на Кавказе в годы Великой Отечественной войны. Монография. СПб., 1999. 19 пл.; Войска НКВД в битве за Кавказ. СПб., 1998. (в соавт. 5, 0 пл.). 8 пл. ; Героика и будни внутренних войск в поэзии разных лет. СПб., 1998. (в соавт. 2, 0 п.л.). 8 п.л.; Орджоникидзевская дивизия войск НКВД в боях на Северном Кавказе (1942-1943 гг.). Пособие. Орджониквдзе, 1991. О, 8 тім.; Особые укрепрайоны Северного Кавказа // Органы внутренних дел на пути к правовому государству: Сборник статей. СПб.: СПбЮИ МВД РФ, 1992, 0, 4 п.л.; Особые оборонительные районы Северного Кавказа. Пособие. СПб.: ВВУ МВД РФ,

1992, О э 7 п.л.; Внутренние войска на Северном Кавказе в годы войны (1942-

гг.) // Материалы конференции, посвященной 50-летию битвы за Кавказ. Орджоникидзе,: ОВЗРКУ, 1993, 0, 3 п.л.; Концепция воспитательной работы. Классификационные характеристики выпускника института МВД РФ. СПб.: СПбЮИ МВД РФ, 1995. (в соает, 2, 5 п.л.). 7, 6 пл. ; Войска НКВД в системе обороны Северного Кавказа (1942-1943 гг.) // На боевом посту. 1995. № 8; Деятельность войск НКВД в борьбе с бандитизмом на Кавказе в 1941-1945 тт. // Международное сотрудничество правоохранительных органов в борьбе с организованной преступностью. СПб: СПбА МВД РФ, 1997. (в соавт. О, 3 п.л_). О, 5 п.л. Из опыта организации и проведения внутренними войсками спецопераций на Северном Кавказе в годы Великой Отечественной воины. Пособие, Ростов, 1998. О, 6 п.л.; Мероприятия войсковых и оперативных начальников по борьбе с бандформированиями в Кавказском регионе в 1941-

гг. Пособие. Ростов, 1998. О, 7 п.л.; «Войскам НКВД прочно удерживать оборону особых укрепрайонов...» // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. СПб.: СПбУ МВД России, 1999. № 4. С. 102412.

Выводы и рекомендации по теме исследования апробированы на международных, всероссийских, региональных, межвузовских и ведомственных научно-практических конференциях, в том числе: Республиканской научно-практической конференции «Советский Союз в первый период Великой Отечественной войны», (Л., ноябрь 1989 г.); Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы и пулі духовно-нравственного воспитания личного состава органов внутренних дел», (СПб. э май 1994 г.); всесоюзной научно-практической конференции «Законопроект о внутренних войсках МВД СССР - как основа их развития на этапе перестройки и становления социалистического государства». (Л, июнь 1990 г.); Межвузовской научно-практической конференция «50 лет битве за Кавказ», (Орджоникидзе, октябрь 1993 г.); Международной научно-практической

конференции «Использование зарубежного опыта в деятельности органов внутренних дел Российской федерации», (СПб., май 1993 г.); Международной научно-практической конференция «50 лет Великой Победы в жизни и исторической судьбе России», (СПб., февраль 1995 г.); Региональной научно-практической конференции «Законность, правопорядок и борьба с преступностью». (СПб., июнь 1995 г.); Региональной научно-практической конференции «50 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне». (Краснодар, май 1995 г.); Международной научно-практической конференции «Общество, право, полиция». (СПб., май 1996 г.); Межвузовской научно-практической конференции «Великая Отечественная война 1941-1945 гг. Проблема историографии». (СПб., октябрь 1996 г.; Межвузовской научно-практической конференции «Концепция развития органов внутренних дел и внутренних войск МВД: теория и практика». (Белгород, июнь 1996 г.); Межвузовской научно-практической конференции «Актуальные проблемы борьбы с преступностью в современных условиях». (СПб, май 1997 г.); Межвузовской научно-практической конференции «Формирование высоких морально-боевых качеств у курсантов в процессе обучения и воспитания на опыте боевых действий в Чеченской республике 1994-1996 гг.». (СПб-, декабрь 1997 г.); Международной научно-практической конференции «МВД России-200 лет». (СПб., май 1998 г.); Материалы по проблеме исследования опубликованы в девяти сборниках указанных конференций. Общий объем научных и учебно-методических работ- 46 п.л.

Отдельные теоретические положения и выводы исследования излагались в выступлениях перед практическими работниками Войсковой оперативной группы внутренних войск в районе осетино-ингушского конфликта (1993 г.), а так же перед офицерами штаба Северо-Кавказского округа внутренних войск в ходе разработки ими спецоперации по ликвидации вторгшихся в Дагестан незаконных вооруженных формирований.

Примечания:

К войскам НКВД в годы ванны относились: пограничные, оперативные (с января 1942 г. - внутренние), до охране тыла Действующей Армии, по охране железных дорог, особо важных предприятий промышленности, линии П|»внтсльс1вснвдэ «ВЧ» связи, конвойные. Все они, кроме пограничных, обобщенно именовались внутренними войсками или назывались по своему предназначению. В данной работе пограничные войска исследуются потому, что нх части совместно с внутренними войсками участвовали в боевых действиях, охраняли тыл Действующей Армии, выполняли специальные служебдо-оператавные задачи.

3 На боевом посту. 1993.№З.С.4,

* Новичков Н.Н., Снеговскнй В.Я., Соколов AT., Шварев В.Ю Российские Вооруженные Силы чеченском

конфликте: Анализ. Итоги. Выводы. Париж-Москва. 1995. С. 3,126.

7 Центральный архив внутренних всяск (ЦАВВ) МВД РФ. Ф. 239. Оп. 1. ДЛ58. Л 226-231.

9 Пржпздіош А. Ночевала тучка золотая. Повя 136.

10 Алекссснков А.Е, Участие внутренних войск героической обороне Ленинграда. (1941-1945 тт.), Д, 1985;
Его же. Внутренние войска в системе правоохранительных органов в годы Великой Отечественной войны
(1941-1945 гг.). СПб., 1995; Еелозеров Б.II Войска и органы НКВД в обороне Ленинграда (нсторнвю-правовой
аспект). СПб., 1996; Войска НКВД в битве за Москву. М., 1981; Они сражались на Малой Земле. М т 1981; Из
боя в бой. Л., 1982; Некрасов В.Ф. На страже интересов Советского государства. История строительства войск
ВЧК-ОгаУ-НКВД-МВД М 7 19вЗ; Войска НКВД в боях за Сталинград, М., 1983; На Курской дуге. М., 1983;
Алексеенков АН., Гурнак AJ3. Традиции внутренних войск и их развитие в годы Великой Отечественной
войны. Пособие. Л., 1991; Героннз н будни внуїренних войск в поэзии разных лет. СПб., 1998;

11 Кононов Н.И. Рубеж ратной славы. Владикавказ, 1993; Алексеенков А.К. Лаптев КХВ., Сидоренко В.П.,
Тарасов ММ. Войска НКВД в битве за Кавказ. СПб., 1998;

12 На 10 ноября 2000 г. внутренние войска обеспечивают порядок в 46-тн освобожденных от террористов
населенных пунктах, что составляет более 50 % территории Чеченской республики.

13 Армия и внутренние войска в іжюттоюповстанческой и оротгшопатлизаискон борьбе. Мировой опыт и
современность. Под обшей редакцией Шкирко А.А, М.. 1997.

15 Ищенго СД Я из загрвдштщгщ/^ 1988. №11. С 57.

16 ВекХХ и мир. 1990. № 9, С 38-42.

17 Бугай Н.Ф., Гонов AM. Кавказ: народы в зпиїлонах. М., 1998. С. 2.

18 Авторхадов А.Г. Империя Кремля. М г, 1991. С. 208-209: Его яге. Убийство чечено-ингушского народа.
Народоубийство в СССР. М, 1991. С. 64-65; Фигаров В. Бывшие зеесовцы вспоминают минувшую войну //
Красная Звезда 1994. 12 июля и др.

19 На боевом посту. 1988. № 11. С. 82; 1989. №3. С 65,67; №9. С. 8. идр.

да Некрасов В.Ф., Борисов А.В., ДетковМ.Г. и др. Органы в войска МВД России. Краткий исторический очерк.

21 Борьба с бандитизмом в СССР в годы войны в историографии рассматривается по периодам. Первый из них

(июль 1941-1943 тт.) характеризуется борьбой с бандформнрованаямн, преимущественно созданными немецко-

фашистскныи захватчиками в тылу советских войск, главным образом на Северном Кавказе // Некрасов В.Ф.,

Борисов АІЇ., ДетковМТ. и др. Органы и войска MBД России. Краткий щотрнческнй очерк. М., 19%. С. 313;

По официальным данным за этот период на Северном Кавказе было ликвидировано 963 бандгруппы (17563

чел.)// Вопросы истории. 1990 №7. С. 33.

и Указ Президента РФ «О неотложных мерах по затяге населенна от бандитизма и иных проявлений

организованной преступности» // Известия. 1994. 15 июня; Постановление Правительства РФ «О мерах по

Отечественная и зарубежная историография

История агрессивной политики и стратегии германского милитаризма в течение многих веков неразрывно связана с его стремлением завладеть странами Востока, прежде всего бескрайними просторами Белоруссии, Украины, России и сделать их своим сырьевым придатком. Особый интерес они испытывали к Кавказу, обосновывая его большими запасами нефти и других ценных полезных ископаемых, а также огромным военно-политическим значением, вытекающим из географического положения данного региона с его очень короткими связующими путями между Европой и Азией. Историк Керсновски А.А. отмечал, что за всё время своего существования России приходилось отбиваться от двух врагов. Первый враг-враг восточный- приходил к нам из глубин азиатских степей, слерва в облике обров и половцев, затем- монголов и татар и, наконец, турок. Эти последние, покорив пол Европы, превратили Царьград в Стамбул- тем самым став поперек нашего исторического пути. Второй враг- враг западный. Имя ему было и осталось- немец. Враг упорный и беспощадный, хитрый и бездушный, коварный и бесчестный. На протяжении 700 лет- от Ледового побоища до Брест-Литовска- враг традиционный, но не раз по капризу истории надевавший личину «традиционной дружбы»- всякий раз всё к большей своей выгоде и всё к большей беде России.1

Начало XX века явилось новым этапом в осуществлении этой политики в отношении Кавказа, нефтяные районы которого стали постоянным объектом внимания ряда империалистических монополий. К началу 1-ой мировой войны этот регион приобрел особое значение, так как давал 13% всей мировой нефти и занимал второе место в мире по количеству ее добычи. К этому времени в кабинетах германского генерального штаба его стратегами был разработан план будущих завоевательных походов, направленных на отторжение Закавказья от Советской республики.

Осуществляя далеко идущие планы, вооруженные отряды Германии в мае 1918 г. начали вторжение в Грузию. «Основным вопросом во всем этом, писал Людендорф,- конечно было, как нам попасть в Баку», По его признанию, «Германия надеялась, что с завоеванием Кавказа ей удастся прорвать кольцо экономической блокады Антанты и получить часть стратегического сырья, необходимого для продолжения империалистической войны».3 Кавказу отводилась роль не только колониального сырьевого придатка, но и как стратегического плацдарма для расширения агрессии на Ближнем Востоке.

Основные функции войск наркомата внутренних дел в 1941-1945 гг

Необходимость повышения обороноспособности страны, перестройки ранее существовавшей в армии системы управления, обучения и воспитания были обусловлены надвигавшейся фашистской угрозой, а так же неутешительными итогами советско-финляндской войны 1939-1940 гг. «Опыт военных действий на карело-финском театре, отметалось в приказе Наркома обороны, выявил крупнейшие недостатки в боевом обучении и воспитании Армии».э Серьезной критике был подвергнут тезис о непобедимости Красной Армии, победе малой кровью. Неверная оценка сложившейся обстановки накануне войны повлекла за собой снижение роли средств массовой информации в разоблачении агрессивной сущности фашизма. Вопросы разоблачения фашистской идеологии, воспитания у советских воинов ненависти к агрессору фактически были сняты с повестки дня и не являлись актуальными после заключения в августе 193 9 г. советско-германского договора о ненападении.

Так ошибочные мнения и решения Сталина без всякого противодействия со стороны партийных, политических и военных органов становились государственной концепцией военной политики и стратегии, военной доктриной накануне войны.11 Следует сказать, что в условиях культа личности были использованы далеко не все возможности дня предотвращения войны и повышения обороноспособности Вооруженных Сил страны. Деформация политической системы, проведение крупномасштабных репрессий в Красной Армии, нарушение законности и норм партийной жизни привели к ослаблению усилий, направленных на укрепление обороны страны.5

Кадровый принцип строительства Красной Армии был закреплен в принятом Верховным Советом СССР Ї сентября 1939 г. Законе «О всеобщей воинской обязанности», в котором войска наркомата внутренних дел получили законодательное подтверждение о вхождении в состав Вооруженных Сил страны. В Законе указывалось, что «Вооруженные Силы СССР состоят из Рабоче-Крестьянской Красной Армии, Рабоче-Крестьянского Военно-Морского флота, пограничных и внутренних войск».

В связи с возрастанием объема задач, выполняемых пограничными и внутренними войсками, их Главное управление было реформировано. Объявленные приказом НКВД СССР № 00296 от 27.03,1939 г. Положения о Главных управлениях: пограничных войск, по охране железнодорожных сооружений, по охране особо важных предприятий промышленности, конвойных войск, военного снабжения и военно-строительное определяли их основные задачи и правовое положение. Несмотря на разделение войск по отдельным видам все они, кроме пограничных, относились к внутренним войскам. Они были едины по своей природе, выполняли охранные функции, имели одну и те же форму одежды.

Военно-политическая обстановка па Кавказе в период военного времени и проблема коллаборационизма

Гитлеровские стратеги еще задолго до нападения на Советский Союз детально разработали план завоевания Кавказа. Рассматривая Иран как плацдарм для нападения на СССР с юга, при попустительстве иранских властей, фашисты создали на их территории широкую агентурную сеть, а также склады оружия и боеприпасов. На участке Азербайджанского погранокруга участились случаи задержания забрасываемых с иранской территории иностранных агентов. К моменту нападения на СССР численность фашистской агентуры в указанном регионе составляла не менее 3-4-х тыс. человек.1

Поступавшие накануне войны из пограничных округов донесения указывали на концентрацию иранских войск у наших границ.

Советское правительство предприняло ряд мер с целью обезопасить Кавказ от внезапного нападения с юга. После неоднократных предупреждений иранским властям о серьезной опасности диверсионно-террористической деятельности для южных рубежей СССР, которую активно проводили с их территории германские разведорганы, решением советского правительства 25 августа 1941 г. в северные районы Ирана были введены соединения Закавказского военного округа.2

Значительная часть войск была задействована и для обеспечения безопасности советско-турецкой границы. Следует отметить, что большую помощь пограничникам оказывали части НКВД, которые выполняли служебнсь боевые задачи в наиболее доступных для проникновения вражеской агентуры приграничных районах. Турецкое руководство не скрывало своих агрессивных намерений, 30 дивизий которой в любой момент были готовы к вторжению в Закавказье. О концентрации войск у наших границ указывалось в донесениях штаба Грузинского погранокруга. В прифронтовых районах Турции активно создавались так называемые черно-партизанские отряды численностью 10-15 чел. в каждом. Они предназначались для проведения диверсий на юге нашей страны.3

Немецко-фашистское командование еще в 1941 г. планировало захватить кавказские нефтяные районы путем высадки воздушного десанта с целью предотвращения разрушений оборудования советскими войсками при отступлении. Далее предполагалось оккупацию проводить сухопутными силами, не вводя в действие авиацию, чтобы максимально сохранить невредимыми нефтепромыслы. Одному из подразделений парашютных войск ставилась задача «внезапно захватить северо-западный район Baity до того момента, когда отступающий противник уничтожит его». В одном из документов «Зеленой папки»5 Геринга отмечалось, что нефтяные районы Кавказа должны быть обязательно сохранены по особым соображениям политического и экономического характера.6 Этому региону отводилась роль не только колониального придатка второго германского рейха, но и как стратегического плацдарма для расширения агрессии на Ближнем Востоке и в Азии.

Манжосов, Александр Николаевич

Диверсионные отряды и группы НКВД в битве за Кавказ

В годы войны мне приходилось принимать участие в разработке решений по военным вопросам. Особенно важными в этом плане были мои контакты с начальником штаба ВМС адмиралом Исаковым и офицерами Оперативного управления Генштаба.

В августе 1942 года Берия и Меркулов (при этом разговоре присутствовал также Маленков) поручили мне экипировать всего за двадцать четыре часа 150 альпинистов для ведения боевых действий на Кавказе. Как только альпинисты были готовы к выполнению боевого задания, Берия приказал мне вместе с ним и Меркуловым несколькими транспортными самолетами вылететь из Москвы на Кавказ. Перелет был очень долгий. В Тбилиси мы летели через Среднюю Азию на «С-47», самолетах, полученных из Америки по ленд-лизу. Наши операции должны были остановить продвижение немецких войск на Кавказ накануне решающего сражения под Сталинградом. Первую посадку мы сделали в Красноводске, затем в Баку, где полковник Штеменко, начальник кавказского направления Оперативного управления Генштаба, доложил об обстановке. Было решено, что наше специальное подразделение попытается блокировать горные дороги и остановить продвижение частей отборных альпийских стрелков противника.

Сразу после нас в Тбилиси прибыла группа опытных партизанских командиров и десантников, руководимая одним из моих заместителей, полковником Михаилом Орловым. Они не дали немцам вторгнуться в Кабардино-Балкарию и нанесли им тяжелые потери перед началом готовящегося наступления. В то же время альпинисты взорвали цистерны с нефтью и уничтожили находившиеся в горах моторизованные части немецкой пехоты.

Наши собственные потери были также велики, потому что альпинисты зачастую были недостаточно подготовлены в военном отношении. Их преимущество было в профессионализме, знании горной местности, а также активной поддержке со стороны горцев. Только в Чечне местное население не оказывало им помощи.

На штабных совещаниях в Тбилиси, проходивших под председательством Берии, главного представителя Ставки, я часто испытывал затруднения и терялся, когда речь шла о чисто военных вопросах. Как-то я попытался переадресовать их Штеменко и сказал, что некомпетентен в военной стратегии и тактике. Берия оборвал меня. «Надо серьезно изучать военные вопросы, товарищ Судоплатов. Не следует говорить, что вы некомпетентны. Вас пошлют на учебу в военную академию после войны». После войны я действительно поступил в академию и в 1953 году, накануне ареста, окончил ее.

Очень тяжелые бои произошли на Северном Кавказе в августе и сентябре 1942 года, когда я там находился. Наше спецподразделение заминировало нефтяные скважины и буровые вышки в районе Моздока и взорвало их в тот момент, когда к ним приблизились немецкие мотоциклисты. Меркулов и я следили за тем, чтобы взрыв произошел строго по приказу, и присоединились к нашей диверсионной группе, отходившей в горы, в последний момент. Позже мы от нашей дешифровальной группы получили сообщение из Швеции: немцы не смогли использовать нефтяные запасы и скважины Северного Кавказа, на которые очень рассчитывали.

Однако разнос, которому мы подверглись за успешные действия, надолго мне запомнился. Когда мы вернулись в Тбилиси, Берия сообщил, что Сталин объявил Меркулову, заместителю Берии, выговор за неоправданный риск при выполнении операции по минированию: он подвергал свою жизнь опасности и мог быть захвачен передовыми частями немцев. Берия обрушился на меня за то, что я допустил это. В ходе немецких налетов несколько офицеров из Ставки, находившихся на Кавказе, были убиты. Член Политбюро Каганович получил во время бомбежки серьезное ранение в голову. Ранен был и адмирал Исаков, а один из наших наиболее опытных грузинских чекистов, Саджая, погиб во время этого налета.

Опасения, что Тбилиси да и весь Кавказ могут быть захвачены врагом, были реальны. В мою задачу входило создание подпольной агентурной сети на случай, если Тбилиси оказался бы под немцами. Профессор Константин Гамсахурдиа (отец Звиада Гамсахурдиа) был одним из кандидатов на пост руководителя агентурной сети в Грузии. Он являлся старейшим осведомителем НКВД. К сотрудничеству его привлек еще Берия после нескольких арестов в связи с инкриминировавшимися ему антисоветскими заявлениями и националистическим сепаратизмом. По иронии судьбы перед войной он был известен своими прогерманскими настроениями: он всем давал понять, что процветание Грузии будет зависеть от сотрудничества с Германией. Мне захотелось проверить эти слухи, и я, заручившись согласием Берии, вместе с Саджая провел в гостинице «Интурист» беседу с профессором Гамсахурдиа. Мне он показался не слишком надежным человеком. К тому же весь его предшествующий опыт осведомителя сводился к тому, чтобы доносить на людей, а не оказывать на них влияние. И еще: он был слишком занят своим творчеством. (Кстати, он написал биографию Сталина на грузинском языке.) В целом это был человек, склонный к интригам и всячески пытавшийся использовать в своих интересах расположение Берии: оба были мегрелы.

Посовещавшись с местными работниками, мы пришли к выводу, что Гамсахурдиа лучше использовать в другой роли. Главная же роль отводилась Мачивариани, драматургу, пользовавшемуся и Тбилиси репутацией солидного человека. Он был известен как безукоризненно честный человек, и мы спокойно доверили ему крупные суммы денег, а также золотые и серебряные изделия, которые в случае надобности можно было использовать на нужды подполья.

Много позже один из моих сокамерников, академик Шария, помощник Берии, отвечавший за партийную пропаганду в Грузии, рассказал мне, что впоследствии Берия потерял к Гамсахурдиа всякий интерес. Тот, однако, оставался в Грузии весьма влиятельной фигурой – своего рода иконой в мире культуры. Известно, что Сталин лично запретил его арестовывать. В 1954 году, когда Берия был уже расстрелян, грузинские власти захотели отделаться от Гамсахурдиа, и местный КГБ обратился в Москву за санкцией на его арест как пособника Берии, который сделал себе политический капитал на личных связях с врагом народа. Как мне рассказывал писатель Кирилл Столяров, изучавший события 1953-1954 годов, Гамсахурдиа хотели обвинить в том, что по указанию Берии он шантажировал представителей грузинской интеллигенции, принуждая их устанавливать тайные связи с немецкой спецслужбой. Именно за это, утверждали его обвинители, он получил в годы войны от Берии и Микояна крупные денежные суммы и американский «виллис».

По словам Шария, в конце концов Гамсахурдиа оставили в покое: насколько мне известно, умер он своей смертью в Тбилиси в 70-х годах. Его сын стал первым президентом независимой Грузии, в 1992 году был свергнут и в конце 1993 года, как сообщалось, покончил жизнь самоубийством.

В 1953 году Берию также обвиняли в том, что он нанес ущерб нашей обороне во время битвы за Кавказ. Тогда же за связь с Берией был уволен из армии Штеменко. Но раскручивать вину Штеменко не стали в интересах правящей верхушки. Маршал Гречко, тогда заместитель министра обороны, во время войны сражался на Кавказе под началом Берии. Понятно, что обвинения в адрес Берии бумерангом ударили бы по высшему военному руководству. Вот почему в сообщении для прессы приговор над Берией не включал обвинений в измене в период битвы за Кавказ.

Саджая погиб во время бомбежки, а Штеменко о хороших отношениях со мной не упомянул, так что я не подвергся допросу в связи с обороной Кавказа по делу Берии. Позднее мои следователи вообще потеряли интерес к этому, хотя мне и приходилось слышать от них замечания, что я незаслуженно получил медаль «За оборону Кавказа», так как вместе с Берией занимался обманом советского правительства.

В последнем третьем номере за 2015 г. журнала «Отечественные архивы», который является ведомственным изданием Федерального архивного агентства, опубликованы воспоминания военнослужащего Красной Армии А.Ф.Жданова, которые находятся на хранении в Государственном архиве Костромской области. В этих воспоминаниях нашли отражение драматические события, связанные с обороной Кавказа в 1942 – 1943 гг. Поскольку (скорее всего) они были написаны на основе дневниковых записей сразу после описываемых событий, то, в отличие от других мемуаров, «зализанных и причесаных» редакторами, они дают очень неофициальный взгляд непосредственного участника боевых действий на малоизвестные факты и эпизоды войны. Также обращает внимание определенный природный литературный талант автора, поэтому, начав читать мемуары, практически невозможно от них оторваться. Публикацию сопровождает краткая справка и комментарии об авторе и его воспоминаниях.

Отдельно необходимо сказать о самом журнале «Отечественные архивы». К сожалению, он издается очень небольшим тиражом, и известен очень небольшому кругу специалистов и историков. Между тем в нем регулярно публикуются архивные документы, выявленные в ходе научной работы специалистами архивного дела. Многие из этих публикаций могли бы вызвать большой общественный интерес, если бы журнал был бы доступен широкому читателю. Но, к сожалению, издание является малобюджетным и, соответственно, малодоступным.

Материала журнала «Отечественные архивы» можно найти на сайте «Архивы России».

«… Слышался лязг и треск сшибающихся винтовок, стоны раненых, визг и храп озверевших людей». Фронтовые записки А.Ф.Жданова. 7 августа 1942 г. – март 1943 г.

В марте 1992 г. в Государственный архив Костромской области (ГАКО) на хранение поступила рукопись, получившая условное название «Дневник неизвестного солдата». Она пополнила «Коллекцию воспоминаний и других документов частного происхождения» (Ф. Р-3033). Документ обнаружен случайно в старом деревянном доме, предназначенном к сносу. Написанный синими и фиолетовыми чернилами на бланках «Учета выработки ровницы за каждый день» Тбилисского трикотажного комбината за 1940-е гг., он повествует о событиях времен Великой Отечественной войны. В ходе подготовки его к публикации в преддверии 70-летия Победы архивисты попытались выяснить имя и судьбу автора. Поиски оказались успешными.

Автор записок – Андрей Федорович Жданов (1922–1990), костромич, окончив десятилетку, поступил в Одесский мореходный техникум: в его роду были моряки, а прадед Андрея Федоровича – капитан-лейтенант, служил на Балтийском флоте. Однако по семейным обстоятельствам учебу пришлось прервать и вернуться домой. В начале лета 1941 г. прошел обучение в Костромском аэроклубе, но служить в авиации по состоянию здоровья не смог.

В 1942 г. Жданов стал курсантом Ленинградского военно-инженерного училища, дислоцировавшегося с начала войны в Костроме. По окончании пятимесячных курсов (август 1942 г.), вместе с другими курсантами, в составе 59-й стрелковой бригады 10-го стрелкового корпуса был отправлен на Северо-Кавказский фронт в должности заместителя командира саперного взвода. Участвовал в Нальчикско-Орджоникидзевской оборонительной операции, затем воевал в 4-й гвардейской бригаде этого же корпуса в Северо-Кавказской наступательной операции. Боевой путь бригады и нашел отражение в записках А.Ф. Жданова.

В феврале 1943 г. Андрей Федорович продолжил службу в качестве командира стрелкового взвода батальона морской пехоты. Получив в боях под Краснодаром тяжелую контузию, лечился в эвакогоспитале № 1415 , в июле 1943 г. был уволен из армии. Вернувшись в родной город, А.Ф. Жданов стал начальником военно-морского клуба, затем руководителем и капитаном-наставником Костромского клуба юных моряков. Замечательный педагог, он смог привить любовь к морю и морскому делу многим поколениям юных костромичей. В своем газетном интервью Андрей Федорович говорил: «Если уж тебе не довелось поплавать по морям и океанам, если твои мечты не сбылись, то ты должен сделать все от тебя зависящее, чтобы воспитанники клуба породнились с морем, прошли под советским флагом по всем параллелям и меридианам. Передай им все, что ты умеешь, предостереги их от ошибок, которые встречаются при выборе профессии…»

Имя А.Ф. Жданова внесено в «Книгу воинской славы», изданную в Костроме в 2009 г. В нее вошли имена костромичей – участников Великой Отечественной войны, вернувшихся домой с победой.

Рукопись состоит из двух сброшюрованных и сшитых грубыми нитками тетрадей, ее общий объем 75 листов, исписанных не полностью; некоторые остались чистыми. Почерк аккуратный, довольно крупный, изредка встречаются исправления и зачеркивания. Когда и с какой целью Жданов делал свои записи об участии в войне и почему они остались незавершенными, остается загадкой.

Документ публикуется полностью. Это повествование участника событий не только о тяжелых долгих переходах по раскисшим от дождей дорогам, ночевках на промерзшей земле, вечной нехватке боеприпасов, усталости и необученности молодых солдат, постоянном недоедании, бесконечном терпении, часто бессмысленных приказах командиров, но и об отчаянном мужестве в боях, готовности отдать свою жизнь за Родину. Отдельные фактологические неточности, в частности относительно маршрута следования автора записок с эшелоном на фронт (С. 78), отмечены в «Комментарии историка» (С. 109–114).

Текст, в том числе наименования населенных пунктов, передан по правилам современной орфографии.

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии А.С. СЕДЫХ .

Светицин В . Романтики моря // Северная правда. 1971. 5 июня. № 134. С. 4.

Книга воинской славы: Костромская область. Городской округ город Кострома. Т. 1 / Сост.: С.Б. Малова (предс.), В.В. Чистякова, Н.И. Третьякова и др. Кострома, 2009. С. 94.

---

Фронтовые записки А.Ф. Жданова

В ночь с 7 на 8 августа 1942 г. по лагерю Ленинградского военно-инженерного училища резко понеслись звуки горна. Тревожные, будоражащие трели подняли на ноги палатку. Привычно натянув обмундирование и схватив тяжелую канадскую винтовку, выскочил я на линейку. Рота быстро строилась у штабной палатки. Метались фонари командиров. По фронту пробежал командир 3-го взвода л-т [A] Затолокин. С правого фланга донеслось: «Смирно!»

К застывшей роте подошел командир батальона стар[ший] л-т Шетенко. Резко зазвучал его голос в настороженной тишине: «Товарищи курсанты, вам выпала великая честь. Подробности вам скажут потом. Рота, направо марш!» Над линейкой и покинутыми палатками глухо шумели сосны. Рота уходила в ночь. К утру пришли в город [B] . В училище, по-летнему пустом, мы сдали оружие и постели. В 7 утра позавтракали и получили увольнительные до 4-х часов. Нам в основном было уже известно, что предстоит отправка на фронт.

В 4.00 роту выстроили на плацу. Под торжественный марш оркестра на плац вышел начальник училища полковник Данилов. «Товарищи курсанты, Родина переживает тяжелые дни. Вы вливаетесь в 59-ю особую курсантскую бригаду. Я считаю и надеюсь, что вы…» И так далее, и прочее, и прочее. Юрка толкнул меня локтем в бок. Я промолчал. Звякнула команда. Перед нами распахнулись ворота училища. Сколько раз они распахивались перед нашей ротой, и теперь они распахнулись перед нами в последний раз. Эх, не так я надеялся выйти из училища. Под грохот оркестра и слезы провожающих рота чеканила шаг к вокзалу. Короткое прощание, и отошел назад город. В вагоне медленно тяжелел сумрак. Лица ребят были сумрачны и угрюмы.

Утром прибыли в г. Буй . В военном городке, довольно приличном, толпилось столпотворение. Носились ординарцы, мелькали какие-то задерганные лейтенанты, взад и вперед проходили роты и взводы курсантов различных школ. Впрочем, курсантов в ней было меньше половины. Большинство же состояло из дикого сброда. На другой день нас назначили командирами в саперную роту. Рота была не саперная, и наши бойцы таращили глаза на пехотные мины, как «козел на градусник». Нам предстояло все это христово воинство превратить в настоящих саперов, но превращать оказалось некогда.

Через три дня бригада уже грузилась в вагоны. Закидывали на платформы орудия, разбирали винтовки, гранаты, шанцевый инструмент, мины, взрывчатку, пулеметные ленты, продукты, каски и прочие военные вещи. Затем воткнули на площадку паровоза три пулемета и погрузились сами. Грохнули буфера, и бригада тронулась. «В дороге доформируемся», – сказал командир бригады.

15 августа. Грохают и лязгают буфера, раскачиваются на стыках вагоны. Только что проскочили по окружной ветке Москву и начали опускаться к югу. Теперь в дороге я ясно разглядел, что представляет собой наша бригада. И невольно эскадра Рождественского [C] пришла мне на память. Аналогия была полная. Очевидно, и нас ожидала такая же Цусима. Бригада была не сколочена, командиры не знали своих людей, люди не знали командиров. Командиры были только что испечены и походили больше на желторотых птенцов, чем на командиров. Проехали Коломну. Эшелон мчался дальше. На станциях и полустанках бойцы выскакивали на перрон, покупали помидоры, яблоки, торговались и ругались.

Печальные мысли о боеспособности нашей бригады все чаще приходят мне в голову. Я не раз замечал, что бородатые, почтенные отцы с тоской глядели на новенькие, но грубые автоматы выпуска 42 г. Прохожу по эшелону. Сколько разных людей собрано здесь, и кто из них вернется. Тогда я еще не знал, что из бригады в Россию не вернется никто. Все чаще и чаще начали вспыхивать скандалы, неприятные недоразумения, обнажая и без того неприглядное состояние нашей бригады. Мелькают мимо города, села, разъезды.

Около Брянска случилось необычное происшествие. В вагоне штаба артиллерии вдруг загремели выстрелы. Бросились туда, и глазам предстала дикая картина. Молодой лейтенант, совсем мальчик, вдребезги пьяный сидел на лавке и плакал тяжелыми пьяными слезами. Около него валялся автомат. Несколько офицеров, тоже пьяных, задумчиво разглядывали потолок вагона, весь изрешеченный пулями. На столе и под ним валялись бутылки, хлеб, закуска. Эту историю замяли, но кое-что дошло до рядовых, и поползли нелепые шепоты и слухи.

Подъезжаем к Ростову. Здесь сверстка на Сталинград. Теперь всех занимает один вопрос: свернем или не свернем? Под грохот и звон, в дыму и свистках стрелочников, эшелон промчался дальше, не сворачивая. Значит, Кавказ. Я с трудом заставляю себя верить этой [D] … поднялся невообразимый переполох. Опасаясь, что в темноте поколют друг друга штыками, пришлось срочно объяснить, почему тревога. Утром пошел к арестованным. Их за дорогу набрался целый вагон. Некоторых ждал трибунал. Среди арестованных один лейтенант, с которого полковник у меня на глазах сорвал петлицы. За что? Неизвестно. Наконец подъехали к Астрахани.

В город нас не пустили. Разгружались в степи, тут же разбили палатки. «Побоялись, видно, нашу Особую в город везти. Перепугаем обывателей», – зло смеялись ребята. Но это была неправда. Гражданский неопытный глаз не мог заметить у нас ничего особенного. Наоборот, внешний вид бригады был весьма приличный. В степи жили три дня, ожидая погрузку на баржи. За эти три дня я немного лучше узнал своих бойцов и заодно пригляделся к комиссару. Дело в том, что командир нашей роты был еще в проекте и его пока замещал комиссар. Он был довольно умный парень, но чересчур самоуверен и заносчив. Впоследствии оказалось, что он еще и трус. Пока что он держался очень вызывающе. Через три дня бригада погрузилась на четыре баржи, и поплыли по матушке по Волге.

Ехать на баржах было гораздо труднее, чем в эшелоне. Трюмов для всех не хватило. Палуба была завалена ящиками с патронами, орудиями, автомашинами, тракторами, походными кухнями. В первый же день вечером на палубе происходил суд трибунала. Какого-то сержанта за какие-то грехи быстро и решительно приговорили к расстрелу. Суд был «скорый, правый и милостивый». На другой день сержанта расстреляли тут же на барже.

В этот же день полковник приказал опробовать оружие. Поднялась дикая бесшабашная стрельба из всех видов оружия. К концу дня я окончательно оглох, а главное было еще впереди. Вечером артиллеристы, целый день ковырявшиеся у орудий, наконец собрались опробовать свое оружие. Грохнули сразу две средние пушки. Эффект был не особенный. Затем выстрелила еще одна, но с ней случилась небольшая неприятность. Вместе со снарядом улетел и ствол орудия. Пока непобедимые артиллеристы таращили глаза сначала на пустой лафет, а потом на небо, стараясь отыскать там улетевший ствол, вся палуба визжала, плакала, захлебываясь от смеха. Внезапно между приступами хохота я ясно различил тихо сказанную фразу: «Немцев шапками закидаем». Высокий пожилой лейтенант стоял за моей спиной и мрачно глядел на изломанное орудие. «Выпуск 1942 года», – сказал я. Л-т посмотрел на меня и кивнул головой. Ночью вышли на морской астраханский рейд. Утром перегрузились на морской теплоход «Эрнст Тельман». В уемистой утробе теплохода наша бригада разместилась довольно свободно. Морем шли сутки. На рассвете мне показали далекий гористый берег. Порт Махачкала.

В детстве я часто, глядя на карту школьного учебника, подолгу разглядывал черный кружок с надписью Махачкала. Странное и романтическое название почему-то нравилось мне, и я часто уже в училище напевал услышанную где-то песенку про Махачкалу. И вот через несколько часов я должен высадиться в этом порту. Пробиваясь через поднявшуюся суматоху, я заметил пожилого лейтенанта, того самого, который во время пробы орудий один понял всю трагедию этого случая. Он стоял, привалившись к борту, глубоко о чем-то задумавшись. Я подошел к нему. Мы разговорились, и я мимоходом спросил, какого он мнения о качествах нашей бригады. Он взглянул мне в глаза и жестко сказал: «Бригада идет на разгром, на полное сознательное уничтожение. Можете мне верить. Я воюю уже третью войну и видел части, которые формировались по полгода и держались не больше двух месяцев». Я отошел от него со скверным чувством на душе.

Днем мы выгрузились. Было много ненужного шума и путаницы. Тут мне пришлось принять взвод. Командир 3-го взвода Володька Кузин, мой товарищ по училищу, вывихнул ногу во время разгрузки. В Махачкале мы расстались со стрелковыми батальонами. Они пошли, не задерживаясь, к фронту, а наша саперная рота была оставлена при штабе бригады. Штаб бригады выступил на сутки позже батальонов. С первых же шагов началась бестолковщина. Водили нас по каким-то диким дорогам, пока не вышли на нужный нам тракт. Получалось впечатление, что командование не знает как следует обстановки. Связи с батальонами не было. Шли два дня. Навстречу тянулись подводы с ранеными, мчались санитарные машины, зачастую пробитые пулями и осколками. В одном селе в 20 км от передовой пришлось задержаться – попали под воздушный бой. Три «мессершмитта» с увлечением гонялись за десятком наших «ишаков» . Рота лежала в канаве на краю кукурузного поля. Я, не обращая внимания на резкие звуки авиапулеметов, спокойно жевал кукурузу. Вдруг прямо над головой послышался нарастающий рев мотора. Пара наших истребителей, уходя от «мессершмитта», вышли из стремительного пикирования над самой землей, и в ту же секунду мимо меня засвистели пули, послышался звук пулемета. Узкий, как акула, «мессершмитт», задев за верхушки деревьев, вышел из пике.

Рядом со мной кто-то глухо стонал. Повернувшись, я увидел бойца своего взвода Филимонова. Кровь заливала ему бок. Быстро закатав гимнастерку и рубашку, я увидел дыру около последнего ребра. Громадная пуля тяжелого крупнокалиберного авиационного пулемета пробила его насквозь. Филимонов дернулся и затих. В мрачном молчании застыли мы над трупом. Это было начало. Комиссар, перепуганный и бледный, начал орать на меня что-то бестолковое. Выходило, что я был виноват в смерти Филимонова. Это было выше моего понимания. Роту отвели в гору. Туда же перебрался штаб бригады. Штабные были взволнованы случившимся.

Ночью тронулись дальше и в полдень пришли в большой городок Малгобек . Справа в долине виднелся занятый немцами Моздок . Немцы подобрались к Малгобеку, стараясь загнуть фронт в подкову. Где-то в 5 км от Малгобека уже дрались наши батальоны. Здесь нашей роте предстояла и первая работа. Дело в том, что Малгобек бомбился, и штаб бригады побоялся расположиться в хате. Пришлось рыть землянку, и не одну, а целую серию. И сразу же в штаб начали поступать неутешительные сведения с передовой. Второй стрелковый батальон запоролся с марша в деревню, занятую немцами, и был уничтожен в одну ночь.

Я водил взвод ужинать. Кухня наша стояла далеко от КП [E] бригады. Возвращаясь обратно, я заметил, что из-за поворота с подозрительной скоростью мчались автомашины, повозки и какие-то верховые. Выйдя на поворот, мы увидели нескольких человек, копошившихся около орудия, повернутого стволом вниз. Какой-то л-т тщательно разглядывал в бинокль склон далекой горы. «Куда смотришь, балда, – завопил вдруг кто-то от орудия. – Смотри ниже, под дорогу». Я тоже взглянул туда и без бинокля увидел маленькие черные фигурки, сбегавшие в овраг, очевидно, накапливаясь для атаки. «Немцы хотят перерезать дорогу на Малгобек!» – крикнул лейтенант с биноклем и замолчал. К ним спокойно, не торопясь, подходил командир бригады полковник Зубов. Суровое лицо его было равнодушно, холодно. Изящная шинель была небрежно наброшена на плечи. «Разворачивай орудие, возьми прицел», – уверенно зазвучал его голос. «Уведите взвод», – сказал он мне. «Взвод, бегом марш!» Свернув с дороги на тропку, я увлек за собой взвод. Сзади грохнуло орудие, выбросив осколочный снаряд.

Передовая приближалась с каждым днем. Штаб уже три раза менял место, и сейчас мы готовили для него четвертое. Саперы мои измучились вдребезги и были похожи на каких-то духов, а не на людей. Но четвертый КП выкопать мы не успели. Внезапно пришел приказ выходить на полевую дорогу в полном боевом. Когда наша рота вытянулась на дорогу, там уже стояла рота связи и рота разведки, тоже находящаяся при штабе бригады. Команду дали вполголоса, и колонна тронулась. «Дела, видимо, обостряются», – соображает кто-то вслух. «Да, начинается драп-Кавказ», – отозвался другой насмешливый голос. Шли молча. Иногда слышался глухой спуск винтовки и ругань сквозь зубы. Вдруг колонна остановилась. Из головы колонны передали: «Командира третьего саперного взвода к командиру бригады!» Меня слегка передернуло, честь была слишком подозрительна. С трудом разыскал полковника и доложил. Тот с минуту молча старался разглядеть мое лицо, потом спросил: «Лейтенант?» «Нет», – отозвался я. «Ну не важно. Газовый завод в Малгобеке знаешь?» «Знаю». «Этот завод минирован. Забирай взвод и займи завод. Завтра в Малгобек войдут немцы. Пропустишь их в город и взорвешь завод. Обратно будешь пробираться, смотря по обстоятельствам. Ясно?» «Ясно», – отозвался я. «Вернешься, будешь лейтенантом. Иди».

Спотыкаясь о какие-то кочки, подхожу к взводу. Бойцы сидят на земле, приглушенно разговаривая. «Взвод, становись. Кругом марш», – деревянным голосом скомандовал я. Через десять шагов колонна скрылась в темноте, и я остался один с обреченным взводом. На рассвете добрались до завода и сейчас же бросились проверять проводку и укладку мин. В городе было тихо. Стояла та особенная сторожкая [F] тишина, которая бывает, когда одни ушли, а другие не пришли. Рассвет пришел мутный и тяжелый. За изломанными горами вставало солнце. Немцев не было. Ожидание было томительным и действовало на нервы как зубная боль.

В 12 часов послышалось отдаленное тарахтение, затем ровный уверенный грохот, и на подъем вылезло несколько танков. Остановились на спуске, затем ринулись вниз. Мимо меня промелькнули белые кресты на серых башнях. Облако пыли медленно оседало на дороге. «Взвод, по местам!» – раздался голос помкомвзвода. Я бросился к центральному щиту. Там уже стоял помкомвзвода. Он взглянул на меня. «Взрывай», – крикнул я. Он ударил по рубильникам, глубоко вогнав их в гнезда. Взрыва не было. «Отказ», – ожгла меня мысль. Ясно было, что провода испорчены. Приходилось взрывать огневым способом. Половина взвода с гранатами залегла у ворот завода, другая половина лихорадочно готовила запальные трубки. Трубок надо было подготовить несметное количество.

А танки с крестами на башнях все шли и шли мимо завода, вступая в город. Я с тревогой ожидал немецкую пехоту. Она должна обязательно заинтересоваться заводом, и тогда короткий, страшный бой с гранатами, затем штыковая – и все. Наконец трубки были готовы и заложены в [G] ... Понятно, что весь завод я не мог взорвать при помощи огневого способа. Приходилось взрывать только газобаки и котельную. Отдав приказ взрывать, я приказал также после взрыва выбираться в кукурузное поле, а там посмотрим. Через 10 секунд грохнул взрыв. Небо над заводом рвануло огненной волной. Газоцистерны сохранили в себе еще много газовых паров, и взрыв получился страшный.

Оглушенный и ослепленный, чихая, как бегемот, выбрался я из-под обломков железа, земли и еще черт знает какого-то мусора, которым меня завалило. Облако пыли и дыма стояло над заводом. С трудом разбирая обстановку, я перескочил через искореженные ворота и, зажав в руке наган, кинулся через дорогу в кукурузное поле. Из города неслись выстрелы, откуда-то появился тяжелый танк. Развернул башню и открыл огонь по заводу. Вместе со мной оказался мой помкомвзвода. Мы уже благополучно перебежали дорогу, когда сзади треснул выстрел. Помкомвзвода выругался и, захрапев, начал отставать. Я обернулся. Здоровенный немец в зеленом комбинезоне, очевидно, танкист, быстро нагонял нас. Я выстрелил от бедра, не вскидывая руки. Немец, схватившись руками за живот, медленно опускался на колени. Схватив за ремень раненого помкомвзвода, я нырнул в кукурузу. На противоположном конце кукурузного поля собрались остатки взвода. Не хватало 17 человек.

Ждать было некогда. Какими-то запутанными тропинками повел я взвод. Где находилась сейчас бригада, я точно не знал. Только через двое суток нашел я своих в ингушском селе Шатово. Немцы штурмовали село Верхний Курп . Нижний Курп наша Особая непобедимая уже успела сдать . За эту сдачу сняли нашего полковника Зубова и дали какого-то алкоголика. Кстати, тоже полковника. Но от этого лучше не стало. Между прочим, пока я геройствовал на заводе, нашей роте дали командира, такого же, как комиссар, фасонного офицера. Вечером мне ребята рассказали, что командир беззастенчиво ворует ротное продовольствие. Поговорив с товарищами часов до 11, я наконец завернулся в плащпалатку, собираясь спокойно выспаться. Но не тут-то было.

В 2 часа ночи меня разбудил ординарец и передал приглашение к командиру роты. Ничего не соображая, поплелся я в ротную землянку. Там меня встретили командир и комиссар роты и начальник инженерной службы бригады. «Собирай взвод, сейчас пойдем на минирование», – огорошил меня командир роты. Я пробовал было возражать, ссылаясь на то, что люди измотаны, что половины взвода не хватает. И, в конце концов, почему взвод должен вести я, а не Кузин, который недавно вернулся в роту. «У Кузина еще болит нога, а остальное все пустяки. Взвод мы пополним. Я сам пойду с вами», – заявил комроты. Оттого, что он шел сам, было нисколько не легче.

Есть два страшных дела, которых саперы боятся как черт ладана. Это минирование и разминирование. Сейчас нам предстоит минирование. Взвод, нагруженный минами, ждал командира. Когда тот вышел, было заметно, что и ему не особенно хочется идти на это сомнительное предприятие. Но он молодцевато подтянулся, и взвод тронулся. Шли, шли и наконец скатились в какой-то овраг. И тут над нами взвилась осветительная ракета. Взвод лег как придавленный лопатой. Но было поздно. «Балда командир. Завел, сам не зная куда», – крикнул Юрка. С противным шипением приближалась мина. «Взвод, за мной!» – крикнул комроты. «Ложись, болван!» – заорал я, но он уже лез наверх, увлекая за собой полвзвода. Мины рвались резкими разрывами над головой, скрежетали и визжали осколки. Чаще и чаще раздавались стоны и хрипения раненых. Через 20 минут обстрел прекратился. Несколько минут нас еще освещали ракетами, но потом прекратилось и это. Осторожно подняв голову, я огляделся. В темноте на склоне оврага, по которому побежал комроты, корчилось несколько тел. Отставшие начали выбираться из оврага. Среди убитых и раненых я наткнулся на одного курсанта, у которого осколком тяжелой мины была оторвана челюсть. Рядом лежал Коленов. Разглядев меня, он прохрипел: «Выручай, друг». Я взвалил его на плечи. Остальные тоже вытаскивали раненых. Командира роты среди раненых не было.

Уже поздним утром добрались мы со своей страшной ношей до роты. Комроты не показывался. В суровом молчании стояла рота около стонущих раненых. Крепкая ругань и едкие замечания слышались кругом. Через час раненых отправили. Следующий день нашему взводу дали отдохнуть. Нервы у людей словно кровоточили, как открытые раны.

На следующий вечер пришел приказ взводу готовиться к минированию. А мне дали трех бойцов и отправили в разведку. Дело в том, что бригадная разведка никогда не ходила без саперов. Саперы играли роль «взрывателей». Их пускали вперед с задачей обнаруживать и уничтожать мины, которые могли быть расставлены на дороге. А так как обнаруживать мины на глаз было невозможно, а миноискателей у нас не было, то саперы обычно обнаруживали и взрывали мины своими телами. До Верхнего Курпа доехали на машине. Там соскочили и пошли пешком. В разведку шел целый взвод разведроты. Задача была – прощупать КТФ [H] , на которой по последним сведениям расположилась немецкая минометная батарея. До переднего края шли вместе с моими саперами взводом. Здесь они остались ставить мины, а мы пошли дальше. Вместе с нами вышла батальонная разведка. Ее задача была – захватить «языка». На нейтральной полосе мы с ними расстались.

Они пошли к шоссейной дороге, по которой ходил немецкий транспорт. Мы свернули через кукурузное поле на КТФ. Кстати сказать, комвзвода разведки как следует не знал, где эта КТФ. На карте она обозначена не была. Приходилось идти на «ура». Взвод идет в абсолютном молчании. Бойцы стараются не звякать снаряжением, руки лежат на спусках автоматов, глаза настороженно щупают ночь. Впереди идет головное охранение, а перед ними три моих несчастных сапера. Справа от дороги открылся яблоневый сад, весь изломанный и изъезженный танками. Очевидно, здесь были немцы. Головное охранение то и дело встает, сразу же замирает на месте и ядро разведки. Я иду сзади с комвзвода. Дозор стал, и до нас донеслись тихие голоса. Пошел узнать, в чем дело. Оказалось, что дорога расходилась на две. По какой идти? Вопрос сложный.

Ночь была на исходе. Если пропутаемся здесь до света, то нас переловят как куропаток. «Ну, ее к черту, эту КТФ. Все равно ее не найдем. Пошли обратно», – решительно приказал комвзвода разведки. Я вытаращил глаза на него. И он, заметив мое удивление, спокойно сказал: «Чего глаза пялишь? Мы не в первый раз такие вещи проделываем. Конечно, в рапорте я донесу, что на КТФ мы были и даже бой приняли». Я промолчал. Повернули обратно. Дошли до того места, где разошлись с батальонной разведкой, и решили пойти вслед за ними. Расчет был простой. Может, батальонной [разведке] «языка» посчастливилось достать. Тогда мы у них отберем, все же не с пустыми руками явимся в штаб бригады. Вышла луна, призрачно освещая пустынную дорогу. Дозор заговорил о чем-то между собой вполголоса, и в ту же минуту из кукурузы с обеих сторон дороги вышли вооруженные люди. Сердце стукнуло, руки дернули автомат. Но ничего не произошло. Это оказалась ушедшая батальонная разведка. Эти герои тоже побоялись идти к шоссе и предпочли отсидеться в кукурузе. Заметив нас, они приняли нас за немцев, и, не заговори наш дозор, они перестреляли бы нас в минуту. Коротко посовещались, что делать. Решили, что батальонной разведке пора возвращаться, а мы пройдем дальше обследовать какой-то подозрительный сарай, видневшийся неподалеку. Немного не доходя до сарая, услышали странное фырканье и шорохи. Залегли. «Ну что же, сапер, твоя обязанность, иди первым», – сказал мне комвзвода. Помянув про себя теплым словом эту обязанность, я взял бойца и пополз к сараю. Доползли до прогалины в стене, прислушались. Фырканье и шорохи продолжались. Боец, взяв в руку гранату, скользнул в сарай. Через минуту послышалась приглушенная ругань, и боец вывел из сарая хромую лошадь. «Забыл кто-то». Больше делать было нечего. Взнуздав нашего хромого «языка», тронулись обратно.

К нашей обороне подошли ровно в 4 утра. Прошли насквозь всю переднюю оборону, не встретив ни одного человека. После этого я не удивлялся, когда немцы воровали бойцов прямо из окопов. Придя в роту, я свалился в траву и заснул тяжелым кошмарным сном. В 2 часа дня роту быстро погрузили на машины и повезли. Через полчаса въехали в лес, выгрузились на небольшой полянке. Сюда же перебрался весь штаб. Вечером немцы заняли Верхний Курп. Передовая подошла вплотную к [I] … Рота рыла в лесу землянки для штаба. Немцы изредка щупали лес из тяжелых минометов. Доблестное начальство требовало, чтобы землянки обязательно были в три наката и полуметровой земляной насыпью. «Чтобы не пробило снарядом», – говорили штабные. Мы обходили невежество штабных вежливым молчанием и делали землянки в один накат, но так искусно, что начальство было в полной уверенности в непробиваемости землянки.

Землянку для командира бригады приказали вырыть отдельно в небольшом овраге. Грунт там попался такой, что ни кирка, ни лом не брали, а над душой все время стоял какой-нибудь начальник, торопя и приказывая делать как можно скорей. Решили взрывать землю небольшими толовыми шашками. И тут случилось несчастье. На приготовленную к взрыву шашку какой-то дурак положил сверху стальную пехотную каску. В момент взрыва она сработала как мина. Недалеко от этого места обедал наш первый взвод. Сразу после взрыва там поднялся крик. Я бросился туда и увидел, как на траве навзничь лежал один из наших курсантов на бедре. Хлестала кровью громадная узкая рана. Окровавленный гнутый осколок каски валялся около него. Рану забинтовали, дело замяли, раненого отправили в госпиталь.

Около недели жили мы в том лесу. Немцы из Шатово почему-то не наступали, давая нам невольную передышку. Однажды утром меня разбудил Юрка и, сделав огромные глаза, показал вниз на землянку полковника. Там на солнышке стоял наш комбриг в галифе и майке, обнажавшей его ожиревшее тело. Почтительно изогнувшись, адъютант держал на вытянутых руках полотенце. Я таращился на всю эту мирную идиллию как баран на новые ворота. «Физзарядкой полковник занимается, не понимаешь, чурбан», – ехидно заметил мне Юрка. Теперь я понял, и бешеная злость охватила меня, когда я взглянул на время, – около 10 часов утра. Я никогда раньше не видел, как ложился и когда спал Зубов. Того всегда видели на ногах бодрым и спокойным, а этот!

В этот же день пришел приказ: всю саперную роту расставить на минные посты в местах наиболее вероятного прохода танков. Мне тоже дали двух бойцов. Затем погрузили на машину полсотни американских мин, которые, кстати, ни черта не стоили, кинули туда же мешок с недельным запасом продовольствия для троих и привезли под самое Шатово. Высадив нас, комроты показал мне участок, где в случае чего надо было минировать. Видок был такой, какой бывает на стандартных кавказских открытках. Узкая извилистая дорога. С одной стороны ее обрывистыми уступами поднималась высокая скала, с другой – был обрыв, уходящий вниз, в долину. Вот эту узкость и надо было в случае чего заминировать. Почему-то комроты думал, что танки непременно пойдут здесь. Немцы, конечно, не вчера родились, чтобы тыкаться мордой в такую откровенную ловушку. Если они действительно пустят танки, то, конечно, не по дороге, а по долине. Но заниматься гаданьем было некогда. Нужно было рыть себе землянку.

К вечеру жилище было готово, и начались для нас дни отдыха и спокойствия. Спал я обычно сколько хотел. Утром меня будили прямо к завтраку. Затем до обеда я лежал на солнышке, глядя в высокое небо, по которому изредка проходили наши и немецкие самолеты. Затем ребята снимали с огня котелок и звали меня обедать. После обеда – мертвый час. Затем снова варка ужина, а потом, мечтательно покурив, лежу и прислушиваюсь к ленивой артперестрелке. Хороши были ночи. В такие ночи вереницей наплывают воспоминания, тихая грусть по невозвратному колет грудь.

Да, хороши были ночи, хорошо было жить на посту. Но однажды на пост прискакал ординарец с приказом готовиться сдать пост. Я уже знал, что нашу бригаду сменяет 19-я национальная бригада. Их артиллерия прошлой ночью проехала мимо нас на огневую. Пехота пока не подошла. Ходили слухи, что 19-я бригада уже была на фронте и прославилась массовыми переходами к немцам. Вольное житье на посту кончилось. Снова рота идет через ночь по путаной дороге. Глухо позванивают котелки и винтовки бойцов. Маячат перед взводами офицерские спины. Пришли в селение и тут узнали, что 19-я бригада без боя пустила немцев в Шатово. Теперь они шли парадным маршем на Верхний Урух. Срочно заняли оборону.

Наши два батальона (два других были в царствии небесном) не могли сделать что-нибудь существенное. Поэтому в оборону посадили и нашу саперную роту. Целые сутки мы ждали немцев и наконец дождались. На рассвете в роту прибыл связной штаба бригады и сообщил: «Мы в окружении». Только тот, кто был на фронте, может понять страшный смысл этого простого слова «окружение». Мертвое молчание висит над нашим окопом. Я и Володька Кузин лежим на бугорке позади окопа. Я безжалостно курю, Юрка нервно играет наганом. Оба молчим. Неожиданно пришел приказ идти в атаку на деревню, в которой будто бы есть немцы. В последнюю минуту меня назначили командиром стрелкового взвода.

Взвод попался из одних елдашей [J] . Между прочим, елдаши попали в армию недавно, уже во время войны. Более жалких солдат, чем они, трудно себе представить. Никогда не слышавшие свиста пули, они падали на землю при одном разрыве мины где-нибудь метров за триста. Взвод влили в третью роту, и мы пошли. Пока нас не обстреливали, мой взвод шел хорошо. Но всему бывает конец. Из-за заборов деревни затрещали автоматы. Где-то за нами с грохотом рванула мина, и тут мои елдаши легли. И никакие силы Вселенной не могли заставить их подняться. Я остался один стоять, как столб под непрерывным обстрелом. Бешеная злоба ударила мне в голову. Выдернув наган, я бросился к лежащим елдашам. Но все было напрасно. Я бы мог, конечно, застрелить несколько человек, но так откровенно позориться перед немцами не хотелось. И даже когда с правого фланга пришла команда отходить, взвод не поверил. Тогда я плюнул на это дело и пошел обратно один, извиваясь от визжащих автоматных пуль. В окопы вернулись голодные и злые. Моих елдашей не было. Очевидно, ушли в плен. Ну и черт с ними.

В 2 часа дня из штаба бригады прискакал ординарец с приказом саперной роте немедленно сниматься с обороны и идти к штабу. Дело запахло драп-Кавказом. Пришли к штабу. Там шла спешная укладка. «Лейтенанта Жданова к командиру бригады», – крикнул адъютант полковника. Я покрутил головой. Приказа о звании у меня еще не было, и то, что полковник начал раньше времени называть меня лейтенантом, не предвещало ничего хорошего. Мысленно перекрестившись, переступил порог штабной хаты.

Полковник, приветливо улыбнувшись, изложил мне задачу. «Пропустить наши части, потом взорвать мост, соединяющий Верхний Урух с Нижним». Выскочив от полковника, я опустился на первый попавшийся камень. «Что за черт. Почему они меня так упорно хотят сжить со света? Нашли себе верную затычку. Они драпать, а я за ними мосты да заводы взрывать», – думал я. Но приказ был приказом, спорить не приходилось. Взяв отделение бойцов, я приготовил мост к взрыву и стал ждать у моря погоды. Через час на четырех машинах проехал штаб. Полковник приветливо помахал мне рукой. Я церемонно взял под козырек и отвернулся. Затем беспорядочным стадом пошли остатки нашей бригады. Ехали повозки, пулеметные тачанки, шли оборванные, грязные стрелки. Часа через два прошли все. «Взрывайте, старшина, – сказал мне проходящий мимо капитан. – Больше там никого не осталось», – и безнадежно махнул рукой. Но я решил еще немного подождать. И не напрасно. Скоро на мосту показалась автомашина с прицепленной пушкой. Я остановил машину. На ней ехал командир артдивизиона. Он клятвенно заверил, что на той стороне никого не осталось. Через минуту после того, как он проехал, я заметил, как между домов на той стороне торопливо перебегают автоматчики. Ждать больше было нечего. Метнув в небо груду бревен, мост осел в воду.

Я нагнал бригаду под Ардоном . Немцы заперли шоссе, и остатки батальона с трудом сдерживали наседавших эсэсовцев, дожидаясь, пока наш штаб придумает что-нибудь умное. Мне дали четыре часа отдохнуть, затем послали в оборону.

На другой день я был свидетелем незабываемого, но отвратительного зрелища. Мы только что отбили атаку эсэсовцев, потом позавтракали и собирались мирно закурить, как вдруг раздается чей-то дикий вопль: «Смотрите, что они, спятили?» Прямо на наши окопы и укрытия шли цепи румын в трусах и стальных окопных касках. Больше на них не было ничего. Все они были вдребезги пьяны. «Психическая атака», – сказал кто-то. «Психические идиоты», – нервно отрезал Юрка. Мне тоже стало не по себе. Не потому, что я испугался атаки, а потому, что через несколько минут придется устроить бойню беспощадную, перестрелять пьяных голых людей. Но выбора не было. Молоденький лейтенант пулеметчик высоким, срывающимся голосом скомандовал огонь. Ровным бездушным стуком заколотили два пулемета. Передняя цепь румын легла, не дойдя 50 м до наших окопов. Стрелки открыли огонь, сначала брезгливо морщась, потом постепенно вид крови сделал свое дело. Люди озверели и уже били на выбор по цели, стараясь попасть непременно в живот. Через 15 минут все было кончено. Горы голых окровавленных трупов валялись перед нашими окопами. Я бросил автомат на землю и закрыл глаза. В голове стоял какой-то хаос из мелькающих тел, касок, винтовок, бегающих и падающих людей.

Через час нас сняли с обороны и перевезли под Беслан. Здесь штаб решил, очевидно, расположиться надолго. Приказано было выбрать место для КП. Комроты поехал выбирать место, а мы воспользовались случаем и немедленно заснули.

Рано утром, еще в темноте роту посадили на машины и повезли. Я ехал на передней, смотрел в бесконечную кукурузу и на бесконечные горы, пытаясь сообразить, куда же теперь мы драпаем. На душе у меня почему-то было нехорошо. Володька посмотрел на меня, схватился руками за борт, чтобы не вылететь на страшных ухабах, и ехидно заметил вполголоса: «Довоевались. Десять винтовок на взвод осталось, да и от всей-то бригады, наверное, только рота осталась. Эх, каким местом думает наш полковник?» «Поручик, вас слышат нижние чины», – ответил я насмешливо. Наконец дорога уперлась в овраг, на дне которого неглубокая, но бешеная речка. Мы соскочили с машины, перешли вброд реку и стали пробираться через цепкий кустарник, постепенно переходивший в лес. Неожиданно пришла команда остановиться. Несколько минут томительного ожидания, и первый взвод свернул куда-то вправо, второй пошел прямо, а нас повернули влево и вывели на поляну. «Здесь отройте две землянки», – приказал командир роты. Я оглянулся вокруг. Сзади нас за лесом начиналось открытое ровное поле, перерезанное кое-где речками. Впереди виднелся противоположный склон оврага, а справа и слева лес чередовался с кустарниками. «Выбрали же место для КП. Олухи», – раздраженно буркнул Володька. «Какой к черту КП. Публичный дом, а не КП». Вкус нашего полковника нам известен. Прошло полчаса. Бойцы неохотно ковыряли землю ржавыми ломами и лопатами. Ни я, ни Володька не понукали их. Бесполезность этой работы была ясна для всех. «Хотелось бы мне знать, – задумчиво начал Володька, – где же, собственно, сейчас передовая?» Я прислушался к беспорядочной стрельбе. «Кажется, ближе, чем было бы желательно», – сказал я. Стрельба то разрасталась, то, затихая, тревожила нас своею близостью. Но наше дело было телячье. Приказано рыть, значит, рой и не задумывайся, о чем тебе не положено.

Ко мне подошел боец, прося разрешения сходить за водой. Я разрешил. Он неторопливо взобрался на бугор, посмотрел на реку и вдруг присел, потом поманил нас рукой. Владимир толкнул в бок меня, и мы оба вбежали на бугор. «Смотрите», – глухо сказал боец, показав рукой на видимый склон оврага. По склону неторопливо спускались черные фигуры человек по 20. Володя вскинул бинокль, потом молча передал мне. В круглом поле бинокля ясно показались фигуры эсэсовцев. «Поздравляю вас с окончанием наших великолепных подвигов», – услышал я дельный спокойный голос Володьки. «Вы ошибаетесь, сэр, – ответил я ему в тон. – Наши подвиги начнутся только сейчас». И присел от визга автоматной очереди. Нас заметили. Мы срочно скатились с бугра. «Отступать надо!» – крикнул сержант Шаин. Поднялся невообразимый шум. Каждый предлагал свой план. «Ни с места! Назад! – рявкнул Володька, вытягивая наган. – Будем обороняться». «Володя, – я положил ему на плечо руку, – чем ты будешь оборонять? Камешками?» «А, черт, – злобно вырвалось у него. – Но ведь без приказа нельзя отходить, пойми». «Понимаю, но приказа отдавать как будто некому, про нас забыли. Володя, смотри», – показал я. Все поле позади нас было усеяно бегущими и идущими людьми. Драпал штаб, драпало все начальство, драпали три взвода нашей роты. Одним словом, драпали все, кто мог. Владимир поглядел на меня, взглядом спрашивая совета. «Командуй, Володя», – просто сказал я. «Взвод, за мной», – завопил он, и тотчас же по кустам защелкали пули. Мы кинулись врассыпную. Пробирались через цепкий кустарник, падали и вновь стремительно мчались вперед (вернее, назад). Наконец выскочили на поле, ввалились в реку и мокрые по пояс побежали дальше. Передние постепенно пошли шагом, перешли на шаг и мы.

У меня после этого сумасшедшего галопа бешено колотилось сердце. Бежали в основном в двух направлениях. На Беслан и значительно левее – на темнеющий лес. Мы пошли левее. Только тут я заметил, что со мной нет ни Юрки, ни Володьки, и вообще не было половины взвода. «Где же он? Где Юрка? Неужели отстали?» – лихорадочно думал я. Мысли мои оборвал противный свист мины. Сзади нас рванула мина. Немцы вытащили на бугор миномет и садили минами, стараясь отрезать нас от леса. Но лес был единственным нашим спасением. Кругом стоял грохот взрывов, взлетала фонтанами земля, визжали осколки. Но мы бежали, перепрыгивая через трупы и воронки, шарахаясь от взрывов, стремясь скорее укрыться в лесу. Видя, что все-таки мы уходим, немцы прекратили минометный обстрел, и вместо него появилась авиация. Громадные «юнкерсы» с ревом бодали землю. Отбомбившись, они пикировали и резали бегущих из пулеметов. Захлестнутые темным ужасом люди уже не принимали никаких мер предосторожности.

Около разрушенного сарая посреди поля картинно стоял начальник политотдела бригады. Он направлял бегущих в лес. Непослушных он просто пристреливал из автомата. В лесу мы наконец остановились. Я не держался на ногах. «Юнкерсы», прекратив преследовать одиночек, ушли на Беслан и начали бомбить его с двух сторон. Постепенно в лесу набралось около 80 человек. Из штабных был только начальник политотдела. Он долго перекорялся с командиром нашей роты относительно того, кто первый удрал. Я глядел на них и думал, что это теперь уже не так важно. Прекратив спорить на эту тему, они принялись спорить на другую: что делать дальше. Наконец нач[альник] политотдела решительно приказал: «Все остаются здесь и занимают оборону. Ничего, что винтовок не хватает, зато есть гранаты». Я дико посмотрел на него, но он говорил совершенно серьезно. С минуту длилось молчание, затем хрипло заговорил наш комиссар: «Это значит сознательно остаться в окружении. Ведь у нас 50 винтовок не наберется». «Я уже сказал, что есть гранаты. Кроме того, я и санбриг сейчас поедем отыскивать штаб, и как только найдем, сразу сообщим вам дальнейшие приказания». «Удираешь, сволочь», – сказал кто-то вполголоса. Начальник сделал вид, что не расслышал. Взгляд его остановился на мне. «Вы идите со мной связным», – приказал он. Мне это не особенно понравилось, но я молча поднялся с земли, закинул на шею автомат и пошел следом за ними.

Пока мы шли по шоссе, пришлось переходить вброд около пяти речек. Наконец показалось шоссе и далеко впереди приближавшаяся колонна автомашин. «Остановить колонну, – приказал мне начполит. – Не будут слушать, стреляй по шинам». Я кинулся вперед, крича передней, чтоб остановились. Шофер нерешительно смотрел на меня, не зная, что делать. Для пущей убедительности я сорвал с шеи автомат. Колонна встала. Машины оказались 10-го стрелкового корпуса, который тоже драпал вместе с нами, но у них нашлась рация нашей бригады. Старшина, начальник рации, был мне знаком. Я коротко объяснил ему обстановку. Он уступил место в кабине начполиту. Сам перебрался в кузов, туда же взгромоздился и я.

В кузове, кроме нас, сидел экипаж рации, какая-то женщина, между прочим, «полевая жена» полковника. Машины 10-го корпуса, не задерживаясь, пошли на Орджоникидзе. Мы тоже хотим ехать за ними, но начальнику почему-то пришла блажь свернуть с шоссе в сторону. Была уже ночь. Машина вихляла на скверной дороге. Осколком авиабомбы у нее было повреждено управление. В довершение всего мы заметили, что прямо перед нами начали взлетать осветительные ракеты и послышалась разрозненная винтовочная перестрелка. Машина остановилась. Начполит, кажется, понял, что едет к черту в зубы. Минут двадцать он совещался с санбригом. В это время послышался резкий сигнал, навстречу вспыхнули фонари, и рядом с нами остановилась встречная машина. С нее что-то спросили, завязался разговор, в результате которого начполит и санбриг пересели на нее, приказав нашей машине следовать за ними. Про меня они забыли. «Я лоб расшиб за вами следовать, – проворчал начальник рации. – Черта с два». Дав первой машине отъехать, мы развернулись на шоссе.

Ну, теперь в Орджоникидзе. Ночью проехали город. Вид улиц зловещ и неприятен. Все переулки были перегорожены бетонными баррикадами. Везде торчали врытые в землю в несколько рядов рельсы. В подвале каждого углового дома был сделан ДОТ [K] и торчало орудие. Выехав за город, заночевали в ингушском селе Шалхи . Остановились около солидного каменного дома за высокими каменными воротами. Деликатно постучали в калитку. Никто не выходил. Тогда злобно забарабанили в ворота прикладами. Один из радистов уже залез на ворота, собираясь повоевать с собаками. Послышался злой голос, окликнувший псов, затем калитка чуть-чуть приоткрылась и показалось сморщенное лицо старого ингуша. Я красноречиво сунул ему в нос ствол автомата. Старик открыл ворота. Загнали машину во двор, сами зашли в хату.

Большой на вид дом делился на две половины. В одной жил старик-хозяин, в другой – эвакуированная пожилая женщина-гречанка с двумя дочерьми. Младшая из них девушка лет 18-ти была бесподобно красива. Я много пошлялся по России, но такой тонкой, чарующей красоты не видел никогда. Завернувшись в верные шинели и сунув под руки оружие, мы сразу заснули, предусмотрительно выставив к дверям часового. В ингушских и чеченских хатах не рекомендуется спать без охраны, иначе «патриотичные и благодарные» горцы вырежут всех ночующих.

На другое утро оказалось, что в Шалхи собралась вся бригада. То есть виноват, не бригада, а с десяток автомашин штабных и обозных. Здесь же оказался комиссар бригады. Командира бригады не было. Пропал также и начальник штаба. В Шалхи решили остаться на сутки, чтобы подождать отставших. Но говорят, что человек предполагает, а [L] … Так получилось и тут. В 7 часов вечера по кривой улице промчались трое замученных всадников. Они соскочили с седел около дома, в котором разместился комиссар бригады. Кавалеристы были залеплены пылью и грязью до самых глаз. Мыльные лошади тяжело ходили боками. Через 5 минут новость уже облетела всех: немцы, смяв оборону Беслана, Ардона и Кадгарона , с трех сторон подходили к Орджоникидзе. Чтобы не быть отрезанными от единственной свободной дороги, нужно было немедленно драпать.

Комиссар это прекрасно сообразил. В 8.00 машины уже вытягивались на дорогу. Я, рассчитав, что еще успею, забежал на квартиру, где мы ночевали. Когда я вернулся, колонна уже ушла. Положение создалось «табак». У меня не было компаса. Я не знал направление, по которому пошла колонна. В довершение всего патронов осталось только полдиска.

Пока я стоял и размышлял, что делать дальше, ко мне подошли два бойца. Они тоже остались. Решили идти вперед, пока не встретим заградпост. Там можно будет узнать, куда ушла колонна. Пошли. Никаких заградпостов на дороге не было. Очевидно, удрапали в первую очередь. Мы прошли уже довольно много. Я остановился. «Куда же мы все-таки идем?» – думал я. Я знал, что нахожусь где-то около Орджоникидзе, но с какой стороны, совершенно себе не представлял. Вдруг справа по полю послышался далекий ход танков и беглый орудийный огонь. Мы нырнули в придорожную канаву. Я думал, что танки выходят на шоссе. Но шум затих, стрельба прекратилась. Выбравшись из канавы, я инстинктивно схватился за автомат. На дороге чернели три фигуры. «Кто идет?» – окликнул я негромко. «Свои», – послышался такой же ответ. Я подошел. Оказалось, что это ст. л-т, командир артдивизиона и с ним два бойца. Он тоже не знал обстановки. Где-то у него была машина, но где, он не знал. Пока мы с ним разговаривали, снова послышался грохот танков, на этот раз приближающийся к нам. Очевидно, танки шли по дороге. Мы залегли в канаву. Ст. л-т зашептал мне в ухо: «Знаешь что? Надо кому-то пожертвовать собой и выйти на дорогу, узнать, чьи танки. Если наши, то вывезут нас к своим». «Ну а если немецкие?» «Ну, тогда кто-то погибнет». «Пойдете?» – спросил я бойцов. Те молчали. «Я сам пойду», – сказал вдруг ст. л-т, поднимаясь из канавы. Я встал вслед за ним. Вдвоем мы вышли на дорогу. Танки приближались. Передний тяжелый танк остановился около нас. Сквозь черноту ночи я ясно разглядел на его башне белый крест. Я почувствовал, как пилотка поднимается на моих волосах. Автомат опустился к земле. Машинально я взглянул на ст. л-та. Вместо лица у него была белая маска. Люк башни с треском откинулся, показалась темная фигура, блеснул маузер и голос по-русски спросил: «Кто стоит?» Я облегченно вздохнул. Оказалось, что танк был трофейным, захваченным нашими танкистами. Мы забрались на задний кожух мотора и поехали.

Танкисты вывезли нас на нужную дорогу. Они же сказали нам, что к Орджоникидзе спешно подходит 10-й гвардейский полк, на который возлагаются большие надежды. Надежды эти оправдались. Чрез полчаса мы нашли машину командира артдивизиона. Я завалился в кузов и крепко заснул.

Новенький «джип», рыча могучим мотором, легко лез в гору. Я стоял на правом крыле машины, вцепившись пальцами в окно кабинки, недоверчиво поглядывая на большой аул Цухарки [M] . Видно, что люди жили здесь в свое удовольствие. Ст. л-т, сидевший рядом с шофером, злобно буркнул: «Живут, сволочи, и войны не чуют». Машина проскочила аул и вылетела на вершину горы. Дальше дорога шла под гору через лес. Впереди на дороге стояло несколько автомашин, человек пять военных с винтовками и автоматами, напряженно глядя вниз. Шофер рванул тормоз. «Джип» визгнул тормозами и встал. Мне вдруг стало не по себе. Соскочив с крыла, я подошел к стоявшим. Ст. л-т и воентехник подошли вслед за мной. Высокий сутулый капитан, не дожидаясь наших расспросов, нервно заговорил: «Стреляют внизу из автоматов, а кто стреляет, черт его знает». «По кому стреляют?» – спросил я. «По машинам и людям, – заговорил молодой л-т с наганом в руке. – Поворот у них пристрелян. Шесть человек уже сбрили». «Ах, ерунда», – бросил ст. л-т. «Подумаешь, бандитов испугались. Трогай, шофер!» – крикнул он. Капитан неодобрительно покачал головой. Шофер повел машину тихим ходом. Бойцы, держа наготове винтовки, шли с боков. Я шел с правого крыла, зорко поглядывая в сторону. Вдруг машина остановилась. На дороге лежал убитый, подвернув под себя голову и зажав винтовку между коленями. Но я не успел как следует рассмотреть труп. Справа и слева хлестнули автоматы. Я свалился в придорожную канаву. Над головой тоскливо ныли пули. Выпустив очередь наугад в лес, я стал вместе с машиной пятиться назад. Еще раз ударили из леса автоматы. Мы ответили. В это время шофер развернул машину, и я едва успел вскочить на крыло.

В Цухарках уже скопилось много машин. Слухи о бандитах дошли сюда раньше нас. Состояние у меня было скверное, напряженное после разгрома бригады. Нервы еще не успели успокоиться. И вот, пожалуйста, далеко от фронта как снег на голову свалилось сто проклятий. Опять убитые, опять надо стрелять и прятать голову под свист бандитской пули. Бешеная злоба на ингушей постепенно заполняла меня. А у машин между тем шло совещание, говорили всего много, но дельного ничего не сказали. Только один гвардеец высказал умную мысль: «Посадить на машину по пятку ингушей, по своим они стрелять не будут». Но гвардейца не поддержали. Подошли две машины, ушедшие другой дорогой. Кузов одной был весь усеян дырками. Из кабины выскочил сутулый капитан, тот, который первый сказал нам о бандитах, и коротко заявил: «Обстреляли из пулеметов». Положение становилось серьезное. Нас, очевидно, решили запереть в ауле, а ночью просто перерезать. Надо было прорываться. Вдруг, стуча и громыхая, вылетел разбитый ГАЗ с прицепленной пушкой. Чей-то веселый голос с ГАЗа прокричал: «Сейчас угостим осколочными!» Отчаянно грохоча, ГАЗ скрылся внизу. Минут через десять грохнул первый выстрел и посыпалось. Дав десять выстрелов, пушка прогромыхала обратно. Передняя машина, взвыв мотором, тронулась с места. Вся колонна пришла в движение. Наш «джип» шел третьим. До поворота дошли благополучно. Головной «форд» выскочил за поворот, и тотчас же прямо в лоб застучал пулемет. Люди бегом кинулись мимо нас обратно. Под ругань шоферов, крики, беспорядочные выстрелы машины разворачивались и, разбрызгивая грязь, помчались назад.

В ауле кучками собирались ингуши и насмешливо поглядывали на нас. После долгого обсуждения решили начать правильное наступление. С минуты на минуту должна была подойти наша пехота. Вместо пехоты подошла счетверенная зенитная установка на автомашине. Ей обрадовались как родной матери. Узнав, в чем дело, командир расчета быстро распорядился. Он поехал первым, остальные машины пошли за ними. Люди держались по бокам. Зенитка спустилась в лес и открыла ураганный огонь из всех четырех стволов. Наводчик с трудом удерживал ручки, водил пулемет справа налево. Подошли к повороту, и снова застрочил пулемет. Наводчик зенитки махнул руками и свалился на дно машины. Командир расчета сам вцепился в ручки, сыпанув длинной очередью. Пулемет противника замолк. Осторожно спустились в овраг, затем полезли в гору. Стрельбы больше не было. Лес кончился, снова начался спуск. По дороге валялись убитые. Внизу показался аул Алхасты . Оттуда поднимался нам навстречу оперативный полк НКВД с заданием прочесать лес. Оказалось, нас обстреливала чечено-ингушская банда количеством до 700 человек, прекрасно вооруженная русским и немецким оружием. В Алхасты мы не задержались, а проехали на 10 км дальше в казачью станицу Нестеровку . Там отыскали какой-то дом и, наевшись хозяйского борща, завалились спать на настоящих кроватях.

Какое это было наслаждение. Я давно уже не спал по-человечески, раздевшись, не держа под рукой оружие. Утром оказалось, что вся наша колонна остановилась в Алхасты и мы зря проехали в Нестеровку. Пришлось ехать обратно. В Алхасты я нашел кое-кого своих. От них узнал, что те, кого начальник в день бегства посадил в оборону, так и не вернулись. Не было также ни Володьки, ни Юрки. Начальник штаба и комбриг тоже пока не находились. В Алхасты решили ждать неделю. Всех оставшихся бойцов свели в одну сводную роту. Командиром роты был назначен л-т Муртазов Мустафа. Старшиной роты попал я.

Муртазов оказался замечательным парнем. Мы жили с ним на одной квартире у ингуша, запирая на ночь двери в хозяйскую половину и кладя под бок наганы. Мне удалось несколько раз крепко обдурить склад. Поэтому продуктами мы были обеспечены с Мустафой в обильном количестве. Прошла неделя, больше никто не подходил. Тогда пришел приказ из штаба армии: оставшихся людей передать в 3-ю бригаду 10-го стрелкового корпуса, а штабу выехать на формировку. После «великого драпа» прошло 8 дней. Штаб сдавал людей в 10-й корпус. Люди были неприятным напоминанием бесславного похода и конца 59-й особой курсантской бригады. Кончилась 59-я. Л-т Муртазов тоже получил назначение в штаб 10-го корпуса и ушел устроить с собой и меня.

Накануне нашего отъезда (штаб корпуса стоял в Випцовке) сводная рота уходила на новые квартиры в новую часть. Я стоял в стороне, наблюдая этих доблестных воинов. Все они были сплошь елдаши, жалкие, продрогшие. Рядом со мной кто-то презрительно плюнул. Я обернулся. Мустафа смотрел на елдашей с насмешкой и злобой. «Эти герои ложатся от свиста первой пули и больше не встают, хотя бы немцы обрушили на них небеса». Он снова плюнул. Я знал это. Я помнил, как под Урухом после атаки застрелил в упор из нагана одного елдаша за то, что он выставлял из окопа левую руку (по окопу бил снайпер). Эта ночь была последней, что ночевали у нашего ингуша.

С рассветом началась для меня другая жизнь и закружилась, завертелась как чертово колесо. Прибыли в Слепцовскую . И тут после долгих поисков я случайно попал на такую квартиру, о которой буду вспоминать даже дома (если, конечно, туда попаду). Старуха-хозяйка приняла меня как сына. Не знала, куда посадить, чем накормить. Спать положила на свою постель, сама перебралась на печку. Утром выстирала мне носки, портянки, белье, починила порванное белье и обмундирование. Впоследствии я заезжал к Агафье Камановне как домой. Несколько дней я жил, ничего не делая. Затем получил назначение, которое меня очень удивило: я был назначен старшиной АХО [N] штаба корпуса. Это ответственная должность, и я не понимал, как мне, неизвестному человеку, доверили этот пост. Оказалось, что благодаря Мустафе. Сам он получил назначение коменданта штаба корпуса. Он же меня познакомил с одним замечательным парнем – лейтенантом Сашей Федоровым.

Лучшего друга, чем он, у меня в армии не было. Несмотря на лейтенантский чин и должность адъютанта командира корпуса, Сашка не стеснялся ходить со мной по колхозам за картошкой, гонять овец на жратву нашему начальству и многое другое, что входит в круг старшинских обязанностей. Работа старшиной АХО оказалась хлопотливой и ответственной. Я постоянно был в командировках, разъезжая по армейским складам. Начальник АХО армянин Кирокосян скоро стал хрустеть у меня как песок пустыни. Из Слепцовки неожиданно перебросили в Кобань – дикую осетинскую дыру. Кстати, не совсем уж дикую – там была электростанция (строили ее в свое время немецкие инженеры). В Кобань ехали через перевал. Начальство оказалось очень мудрым и не решилось ехать через Гизель, не зная, что наши там уже три дня. Через перевал ехали трое суток, вернее, не ехали, а тащили на себе машины. Вязкая грязь засасывала машины до осей. Сверху шел мелкий снег. Пришлось разгрузить три мои машины с продуктами, но и это не помогло. Целый день над перевалом стояла дикая ругань. В довершение всех бед на двух машинах сломались моторы и пришлось их бросить. Наконец под матерщину и дикие проклятья шоферов мокрые, голодные и злые, мы вытащили машины с перевала. В Кобань въехали вечером и в тот же час ринулись в поиски квартир. Для АХО была отведена казенная столовая, и для меня Муртазов уже приготовил приличную квартиру (он как комендант исполнял обязанности квартирьера и прибыл в Кобань раньше нас). В Кобани, собственно, я жил мало. Два раза в неделю я уезжал километров за 80 или 100 на армейские склады. Поездка отнимала два или три дня.

Возвращался я с машиной, битком набитой офицерскими продуктами, и в свободные дни жил, как говорится, на широкую ногу. Обычно Мустафа вечером присылал ко мне ординарца с запиской приготовить закуску. Я немедленно выставлял на стол все, что у меня было на складе. Затем являлся Мустафа с Сашкой и разгружали из-под шинелей целую батарею бутылок. Мустафа отличался удивительной способностью доставать спирт в самых глухих местах. Иногда мы приглашали моего начальника, и тогда попойка принимала еще более широкие размеры. Помню однажды, когда Мустафа был уже вдребезги пьян и старался найти кровать, а Саша не мог подняться со стула, в дверь коротко постучали. Хозяйка открыла. На пороге застыла фигура дежурного связного. «Адъютант комкорпуса здесь?» – спросил он. Сашка пробурчал что-то невнятное. «Здесь», – ответил я. «Кто спрашивает?» «Его вызывает полковник Иванько». Связной щелкнул каблуками и ушел. Полковник Иванько был командиром корпуса, к тому же он обладал характером киевской ведьмы.

Дело принимало скверный оборот. Прислонив Сашку к двери, я натянул на него шинель, затянул ремнями и огляделся кругом, желая позвать на помощь Мустафу. Мустафа лежал головой под кроватью и рычал оттуда что-то неудобопонимаемое. Тогда я поволок Сашку один. У меня у самого в голове шумело, а пока добрались до квартиры комкора, прошло довольно много времени. Наконец мы очутились перед дверью его кабинета. Я толкнул в дверь Сашку, сам остался в коридоре. Минут через пять из кабинета послышался громовой голос: «Дежурного ко мне!» Рядом со мной распахнулась дверь, и из нее вылетел с угорелым видом дежурный старший сержант. Он немедленно попал в мои объятья. «Погоди, друг, это он меня вызывает». И оттолкнув ничего не понимающего дежурного, я ворвался в кабинет комкора. «Дежурный по штабу вас слушает», – рявкнул я. «Арестовать этого мерзавца!» – еще громче меня заорал комкор, показывая на своего пьяного адъютанта. «Есть арестовать. Товарищ л-т, сдайте ваше оружие». Я быстро выдернул у Сашки наган. Он таращился на меня как на покойника, силясь что-нибудь сообразить. Но я повернул его за плечи и вытолкнул из кабинета. Очутившись в коридоре, я поволок его обратно. Добравшись до квартиры, я посадил его за стол и сказал: «Сиди и помни, что ты арестован».

Так проходило время в Кобани. Иногда вместе со мной ездил за продуктами и начальник. Такие совместные поездки мне не нравились. У нас были разные методы работы. Приезжая на склад, он перся обычно к самому главному начальнику и гордо заявлял: «Я начальник АХО штаба 10-го корпуса». Какой-нибудь важный интендант смотрел на него точно бык на взбешенную корову, потом равнодушно спрашивал: «Что вам надо?». То, что Кирокосян был начальником АХО, не производило никакого впечатлении. Тогда поднимался спор на всю контору. Видя, что дело затягивается, я начинал с самых маленьких чинов. Узнавал у кладовщика, какие продукты есть на складе, затем шел к писарям, потом все выше и выше и наконец добирался до самого главного как раз в тот момент, когда он с пеной у рта доказывал моему Кирокосяну, что печенья у них на складе нет. Внезапно остановленный мной на середине страстной речи, он глядел на меня изумленно, затем, не глядя, подписывал чек на печенье и снова пускался доказывать, что печенья нет. Я снова отправлялся на склад, грузил машину, затем выталкивал своего начальника и вежливо докладывал ему, что продукты получены и можно ехать. Всему на свете бывает конец. Однажды во время поездки я заболел катаральной желтухой. Приехав в Кобань больным, я узнал, что существование корпуса (в котором были только штаб да комендантская рота) признано бесполезным и корпус расформировывается. Людей передавали в ИСК [O] . Тогда я отправился в санбатальон и оттуда попал в госпиталь в Орджоникидзе.

Два дня валялся в Орджоникидзе. На душе было скверно. Впереди предстояла отправка в армейский тыл, части у меня не было, товарищей потерял и остался один как гвоздь. При выходе из госпиталя меня ожидала отправка с маршевой ротой на фронт. Перспектива бледная. Впрочем, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. 7 декабря 42 г. ночью нас погрузили в автомашины, привезли на вокзал и сунули в товарные вагоны. Я залез в комсоставский вагон. Он отличался от остальных белыми простынями на нарах и столом под белой скатертью. Поезд назывался санитарной летучкой. Народу набралось человек двадцать. Два капитана, лейтенанты и два моряка в чине старшин. Один из них был тяжело контужен и ничего не слышал. На летучке приехали в Махачкалу.

В этом городе несколько месяцев назад я впервые вступил на кавказскую землю. Нас выгрузили в 18 км от города. В городке «Двигательстрой» госпиталь, в который я попал, назывался для легкораненых и выздоравливающих. Тут процветало неограниченное самообслуживание. Даже дрова для кухни кололи больные. Мы как комсостав избежали этой участи.

На другой день нас троих – ст. л-та, капитана и меня отправили в Баку. Баку считался уже фронтовым тылом. Я рассчитывал попасть в Ташкент, но это не вышло. На этот раз ехали в классных вагонах, но зато вместе с рядовыми. О рядовых я как-нибудь напишу после. До Баку ехали сутки. В Баку нас поразила абсолютная темнота (прибыли ночью). Город тщательно маскировался. На фронте мы уже отвыкли от этого. С вокзала в громыхающем автобусе нас привезли в сортировочный госпиталь. Тут нас разделили, потом тщательно обыскали. Даже капитан не избежал общей участи. У меня в сумке нашли пачку наганных патронов. Здесь же мне пришлось проститься с кинжалом. Одним словом, дело было поставлено здорово. В распределителе мы пролежали сутки. Затем опять ночью погрузили в автобус и повезли за 13 км от города в местечко Сабунчи.

Госпиталь оказался довольно хорошим. Поместили нас в уютную комсоставскую палату. «Старички» сразу же рассказали нам все госпитальные новости и обычаи. Незаметно побежало время. Желтуха моя проходила.

Рядом с госпиталем был винный магазин. Каждый вечер рекою лилось шампанское, звенела музыка в клубе, в палате грустил и плакал баян. По вечерам мне становилось невыносимо тяжело. Так прошло две недели. Госпитальная опека кончилась довольно неожиданно. В один прекрасный день я оказался в Баку в пересыльном пункте. Мне туда не особенно хотелось попасть, но старый ишак – начальник госпиталя, несмотря на все мои убеждения, уперся, и мне пришлось ехать на пересылку. Пересыльный пункт в Баку оказался на редкость культурным учреждением. Там было специальное помещение для сна с койками, простынями и одеялами. Была столовая, в которой подавали ультратыловые обеды, и наконец был клуб, в котором стоял почтенный бильярд на трех ножках и висела какая-то футуристическая картина. Здесь мне пришла в голову гениальная мысль, которую я впоследствии проклял.

Я решил тряхнуть стариной и объявил себя летчиком связи. «Чем черт не шутит. Может быть, и выйдет». Плешивый интендант посмотрел на меня довольно подозрительно, но я небрежно бросил ему на стол свои летные документы, и он, кивнув головой, выписал мне литер в Тбилиси, в отдел кадров ВВС Закавказского фронта. Кстати, вместе со мной ехал один летчик-истребитель, тоже старшина. Летчик он был довольно подозрительный, но мне до его прошлого не было никаких дел. Я был доволен тем, что он знал Тбилиси как свой карман и привел меня прямо в отдел кадров. Тут важный воздушный капитан просмотрел мои документы и холодным тоном заявил: «У вас перерыв в летной работе больше шести месяцев. Согласно последнему приказу наркома, вы уже не летчик». Я мысленно помянул добрым словом приказ наркома и начал подъезжать с другого конца. После моей медовой речи капитан постукал по столу карандашом и вдруг просветлел. «Хотите переучивание?» – предложил он мне. «На какую машину?» – задал я вопрос. «На американскую ”Кобру“» , – последовал ответ. Я вспомнил узкую машину, несущуюся на посадку с ураганной скоростью, лицо летчика с закушенной губой и наконец глухой удар и вихрь обломков. Опомнившись, я взглянул на капитана, он на меня, и мы поняли друг друга. Через два часа, зайдя в комендатуру и получив хлеб, я уже был на Тбилисском пересыльном пункте.

И тут я впервые услышал тогда еще ничего не говорившее слово «Овчалы». Про военлагерь Овчалы рассказывали жуткие вещи. Я внутренне содрогался при мысли туда попасть. На другой день в 6 часов утра нас выстроили на дворе пункта и сказали: «Едете в Овчалы». Полчаса езды поездом, и мы шлепаем по грязному полю к видневшимся впереди землянкам. Прошли деревянные ворота с угрюмым часовым у столба и сразу же попали в распредку.

С этого момента начался кошмар. Нас загнали в вонючую липкую землянку. Начальник пункта – типичный старый офицер проверил нас по списку и сказал: «Ждите. Может быть, вас сегодня разберут по батальонам». «А как насчет кушать?» – послышалось из угла. «На распредпункте не кормят», – последовал короткий ответ. На наше счастье, через два часа нас увели в распредроту. Отвел нас старший сержант, своим видом почему-то напомнивший мне комендатуру Орджоникидзе. Я глядел на ст. сержанта, стараясь понять, почему он напоминает мне комендатуру, и вдруг понял. «Тыловик», – решил я. Такие же лощеные фигуры были и в Орджоникидзе. Потом я узнал, что некоторые околачивались здесь по полтора года. Из разпредроты нас забрали в батальон. Ст. л-т азербайджанец, юркий, маленький, как жук, обратился к нам с речью. Он долго болтал что-то, а люди мерзли, переминаясь с ноги на ногу. И наконец кто-то не выдержал: «Кушать дайте, сутки не ели». Ст. л-т опешил, затем заторопился, куда-то убежал, снова появился, пообещал обед и снова убежал. Уже совсем стемнело, когда нас наконец разбили по взводам. Я был назначен начальником резерва младших командиров (их набралось 37 человек). По дикой грязи шлепали мы в столовую. Я ожидал увидеть какой-нибудь крытый сарай, но ничего подобного не было. Просто в размешенную сотнями ног грязь были вбиты длинные столы – и все. Скамеек не было. Нам дали кукурузной каши, миску на четверых. Из столовой прямо попали в дезкамеру.

Только в полночь добрались мы в приготовленное для нас жилище. Фанерный домик напоминал внутри товарный вагон. В этом домике мы мерзли и дрогли 13 дней. Ели неободранную кукурузу, изматывались на никому не нужных занятиях. В один ненастный вечер командиры, сперев где-то дров, наслаждались раскаленной чугунной печкой. У всех на языках был больной вопрос. Из второго батальона уходила на фронт маршевая рота, а мы в нее не попадали. Во время разговоров хлопнула дверь, и в домик вошел командир роты. Когда он отдышался от дикого ветра, то начал примерно такую речь: «Товарищи командиры…» Товарищи командиры, сидевшие вокруг печки в самых разнообразных позах, как египетские жрецы, повернули к нему свои головы. «Хотите в маршевую роту? – вдруг предложил комроты. – Но только в качестве бойцов», – предупредил он. Молчание длилось недолго. «Командирские документы сохраняются?» – задал кто-то вопрос. «Сумеете, сохраните», – последовал точный ответ. «К черту Овчалы, едем», – рявкнуло несколько глоток. Командир роты ушел. Вопрос о поездке бойцами почти не обсуждался. Все мы были фронтовики и знали, что на фронте каждый свое возьмет.

Постепенно разговор перешел на Джафарова. Этот интересный случай произошел во время моего дежурства. И еще один интересный случай был в этот же день, но об этом после. Старшина Джафаров прибыл в один день со мною. Черный как жук, хорошо говоривший по-русски, он спал рядом со мной. Чувствовалось, что он прошел огонь, воду и медные трубы, и чертовы зубы.

И вот 7 января Джафаров исчез из лагеря. Командование отнеслось к этому по-разному, но характерно было то, что никто не возмущался. Обсуждали с интересом, но без злобы. В этот же день уехал по увольнительной в Тбилиси ст. сержант Крушинов. Уехал и не приехал. Кстати, дезертирство в Овчалах имело широкие размеры. Не проходило недели, чтобы кто-нибудь не дезертировал. Два раза устроили показательный расстрел, а потом расстреливали втихую. К дезертирству вынуждали кошмарные условия жизни в Овчалах. Обычно дезертировали на другой же день. Но Джафаров и Крушинов были не простые безответные елдаши. У них, бесспорно, были документы, дающие право на официальный проезд.

7 -го числа утром по подъему я стал поднимать роту. Это было сложное и тяжелое занятие. Елдаши не признавали никаких подъемов. Их надо было стаскивать с нар насильно, причем на тарабарском наречии. Сыпались бесконечные жалобы, что «я совсем больной». Мне помогал л-т Новиков. Вытряхнув всех из последнего домика, я заметил в темном углу на нарах чьи-то ноги и показал на них Новикову. Тот плащадно обругал лежащего, и когда это не помогло, сунул ногу на нары и несколько раз пнул по неподвижному телу. Тут я заметил странную неподвижность лежащего. Схватив свечу, я сунулся на нары. На меня смотрело мертвое худое лицо. Я вспомнил, что накануне старшина роты тащил этого несчастного елдаша за шиворот, уверяя, что он здоров как бык. И вот теперь этот «бык» лежал передо мной мрачным показателем заботы о человеке в Овчалах. Из домика всех вышибли. У дверей зловеще застыл младший командир с винтовкой. Получалось впечатление, что он сторожит смерть. В эту же ночь в соседней роте умерли еще два человека. После меня несколько раз таскали в особый отдел.

9 -го числа нас наконец пропустили через баню и одели. Так одевают на бал-маскарад, а не на фронт. Вот, например, мои цвета: желтые ботинки, голубые обмотки, желтые ватные брюки, синяя ватная куртка и зелено-желтая шапка. Словом, такого пятнистого бойца можно было увидеть за три км. Правда, на другой день нам дали шинели, и мы прикрыли весь этот желто-зеленый, голубо-синий срам. 11-го был смотр маршевых рот. Утром задолго до смотра роту выстроили на плацу. «Кто может брать винтовки ”на руку?“» – спросил комбат. Рота ответила показательным молчанием. Тогда последовала короткая команда: «Взвод младших командиров, вперед!» Мы вышли. «Офицерский взвод, одетый бойцами», – подумал я. Нам дали винтовки и начали дрессировать по команде «На ру-ку!». Через час нас привели на бригадный плац на смотр.

Одна за другой проходили новенькие роты перед генерал-майором. Наш взвод шел последним. Ровно чеканя шаг, смотря на спину идущего впереди командира, я вспомнил училище. Не доходя 20 шагов, комроты поднял руку и резко опустил. Раз – шаг, лязгнули винтовки, опущенные до бедра. Два – шаг, резкий щелчок от легших в ладони винтовок. Взвод пошел напряженным четким шагом. Около своего правого уха я ощутил холодный пляшущий штык идущего сзади и нервно следил, чтобы не проткнуть горло впереди идущего своим собственным штыком. Наконец роты прошли и, развернувшись фронтом, застыли на месте. Генерал-майор пошел по нашим рядам. Подойдя к нашему взводу, генерал приятно удивился: «Да здесь все молодежь, орлы. Бойцы или командиры?» Взвод молчал. Командир бригады поспешно зашептал что-то на ухо генерал-майору, и тот закивал головой. Я стою и смотрю на этих «орлов». На них топорщатся новенькие необмятые шинели, и вид действительно бравый. Но в глазах бесконечная усталость, а если задать пару вопросов, то выяснится, что все они по третьему и больше разу едут на фронт. Все вдрызг переранены, и каждого разъедает какая-нибудь незаметная, но мучительная болезнь. У меня самого сводит руки ревматизм, левая нога постоянно болит – воспаление седалищного нерва, а грудь разрывает дикий кашель. Все, смотр кончился. Завтра мы уезжаем. Что-то будет впереди?

Говорят, что мы едем под Нальчик. Мне там смертельно надоело. Неужели никогда не выберусь я с Кавказа? Ворота с угрюмым часовым остались позади. День сразу же показался праздничным. Впрочем, несмотря на это, с первых же шагов начался обыкновенный русский армейский хаос. Прежде всего, вовремя не подали эшелон. Затем оказалось, что мудрые, как змеи, овчаловские интенданты надули нас с продуктами, написав в продаттестате роты такие дикие вещи, которые армейские склады не видели с начала войны. В общем, к вечеру загрузили громадный товарный вагон-пульман продуктами и погрузились в него сами (конечно, не рота, а я и комроты погрузились). Роты тоже развели по вагонам. Я ехал старшиной 4-й маршевой роты. В пульмане каждая рота арендовала себе по углу. В вагоне ехали четыре комроты, четыре помкомроты, четыре старшины и четыре помстаршины. На следующей же станции началась вакханалия. Офицеры залпами глушили паршивый коньяк, закусывали хлебом, сахаром, комбижиром, консервами, колбасой, сухарями. Словом, всем, что можно было жевать немедленно без всякого приготовления. Они возмещали за тяжелую овчальскую жизнь. Три сальные свечи освещали дикую картину. В мрачных полутенях вырисовывались мешки, ящики, бочки, бутылки и кружки. На опрокинутом бочонке расстегнутые воротники офицеров. Скинутые с плеч портупеи, горячие красные лица. Взрывы дикого хохота вперемешку с руганью и сальными анекдотами трясли стены пульмана. Между прочим, с нами ехала одна медсестра. Она забралась на самый верх груды мешков и, несмотря на все усилия, ее не смогли стащить оттуда. Потом офицеры забыли про нее. Вино сделало свое дело, и беспощадный мат хлестал даже мои привычные уши.

Ночью прибыли в Поти. Прощай Каспий, я на Черном море. Надежды на возвращение в Россию нет никакой. Едем в Туапсе. Там разыгралось самое интересное. В Поти оказалось до черта вина. Бойцы решили немедленно этим воспользоваться. Несмотря на все старания взводных, доблестная наша армия к 12.00 была поголовно пьяна. Чтобы добыть денег, бойцы продавали обмундирование. Вся эта пьяная ватага вломилась к нам в вагон с требованием хлеба и концентратов. Пришлось дать. К 2.00 нализались и взводные и пришли с тем же требованием. Вечером весь наш вагон снова напился до изумления. Офицеры пропивали свою жизнь, пользуясь последними днями. Впереди были фронт и смерть. Терять было нечего.

В Поти мы должны были перегрузиться на пароход. Его пока еще нет. Город переполнен моряками. Как резко отличаются их черные бравые фигуры от обдрипанных серых пехотинцев. При встрече пехота почтительно расступается, а моряки глядят на нее с презрением и насмешливо.

На другой день грузились на теплоход. Грузили сразу несколько эшелонов. К тому же ночью, поэтому нечего и говорить, что творилось. То же, что в свое время было в Астрахани. Свалив продукты прямо у баржи, я и комроты кинулись искать наших людей. Это было сложное дело. Народу было столько, что даже стоять было трудно, а в двух палубных трюмах люди оправлялись под себя, вернее под товарища. Меня передернуло, когда я взглянул на этот дикий ужас. Ночевали кое-как под дождем и ветром, поднявшимся с выходом в море. Я три раза засыпал и просыпался от холода. Проснувшись в четвертый раз, я услышал голос помкомроты, предлагавший кому-то с густым басом с отборным матом отойти от мешков. Я насторожил уши. Нечего сказать, образец дисциплины. Нерешительный и робкий помкомроты на этот раз решил поддержать свое офицерское достоинство: «Молчи, скотина, за борт захотел». Получилось довольно неубедительно. «Я вот сам выкину тебя к такой матери за борт вместе с твоими продуктами», – ответил простуженный бас. Я наконец решил вмешаться и прекратить этот срам. Вскочив с мешков, обрушился со страшной речью на нечестивца, осмелившегося оскорбить среднего командира. Перечислив все кары, вплоть до трибунала, я наконец неофициально покрыл его трехэтажным матом. Потрясенный моей отповедью, боец моментально смылся.

Ночь прошла. День тоже постепенно проходил в непрерывной дележке. Люди жрали, спали, стояли в очередь за водой и в уборную. Чей-то насмешливый голос не спеша тянет: «За водой очередь, в уборную очередь, только воевать очереди нет». Его не поддержали. Снова свечерело. Я лежу на мешках, гляжу в звездное небо и думаю невеселую думку. Снова я начал испытывать страх смерти. И не смерти как смерти, а как наказание за некоторые мои грехи. Раскачивается в небе клотик мачты, глухо шумит волна. Мои думы прервал нарастающий рокот в небе. С наших сопровождающих ошалело хлестнули пулеметы и прожектора. В воздухе замелькали нити красных трассирующих пуль. Сердце мучительно сжалось. Я больше всего боялся паники. Если бы это случилось, то мы перевернули бы теплоход и без бомбежки. Еще раз пролетел фриц, но, устрашенный огнем с эсминцев, не бомбил. Все обошлось благополучно. Днем прибыли в Туапсе.

Город разбит до основания, бомбят здесь довольно аккуратно. Мирного населения мало, зато то и дело снуют моряки и портовые рабочие. Наша рота разместилась в разбитой школе. В ней не было ни окон, ни дверей, в классах штукатурка и грязь. Мы раздали все продукты и забрались впятером в пустой домик рядом со школой. В одной половине его жила хозяйка, в другой – мы. Стекол не было, но были ставни. В потолке зияла дыра, но зато была печка. Больше нам ничего не надо было. Сварив гречневой каши, мы завалились прямо на полу и заснули как мертвые на пустых мешках.

Ночью обещали поднять по тревоге и грузить на теплоход для следования в Джубгу. Пароход все где-то шел в необъятных просторах Черного моря. А мы пользуемся случайным отдыхом. Бойцам весь день не показывались, сейчас сидим около горящей печки. В комнате грязь и волны табачного дыма. Молчание нарушает л-т Новиков. «Родной Кавказ, – говорит он злобно и прибавляет непечатное, – больных поразвелось черт знает сколько, раны пооткрывались». «Поживешь под открытым небом, и ты заболеешь, – отвечает помстаршины, – эх мать-перемать, в начальство, в Кавказ и все прочее». Я лежу на пустом мешке в углу у печки и внимательно наблюдаю за офицерами. Л-т Новиков тоскливо тянет «Черный ворон».

Я давно присматриваюсь к этому хорошему парню. Ему 33 года. Видно, что война и военщина надоели ему до черта. Он мрачно и много пьет и вообще просаживает свою жизнь без сожаления и оглядок. И он не один. Таких много. «Эх, война, война, когда же она кончится», – вздыхает кто-то, и кто-то отвечает: «Когда твои кости переработаются на удобрения». Молчат офицеры, и только печальный мотив «Черного ворона» тянет душу.

Из Туапсе уехали только на 5-й день. Продукты у бойцов к тому времени кончились, они ходили голодные и злые. А принявшие нас командиры из 4-й гвардейской бригады 10-го гвардейского корпуса особенных забот о продуктах не выказывали. До Джубги плыли на тральщике. Качало немилосердно. С мостика то и дело орали, чтобы мы не ходили по палубе. Ночью прибыли в Джубгу и сразу получили продукты. Сразу же их разделили и занялись варкой. Ночь была холодная и злая. Я танцевал у костра, кашляя как крокодил. Так прошла ночь. На рассвете строили роту. Л-ты, отчаянно матерясь, собирали свои взвода. Через полчаса тронулись. Идти предстояло долго.

Мы направились в 4-ю гвардейскую бригаду, а она шла на марше километрах в 70 впереди нас по направлению к Краснодару. Вел колонну какой-то капитан, который никогда, наверное, не командовал даже взводом. Я хотя и не любил пехотный способ передвижения, но теперь был доволен. Мы выбирались с Кавказа, оставались позади проклятые горы. В этот день прошли 20 км. Остановились в селе, битком набитом войсками. Здесь стоял штаб корпуса и еще какие-то штабы. С обычной русской небрежностью были разбросаны по всему селу машины, повозки, лошади, кухни. Колонну остановили в пустом саду. Наши доблестные роты сразу же кинулись уничтожать заборы, плетни, убрали и сараи. Все это пошло для костров. Закипали котелки. Люди ложились прямо в грязь у огней. Мне не понравилось это свинство. Я и помстаршины заскочили вдвоем в какую-то хату.

Там уже стояло человек десять бойцов, но хозяйка разрешила нам поставить на плиту еще котелок. Спали на сеновале этой же хаты. Там было относительно тепло. На рассвете, потратив час на построение роты, снова пошли вперед. Впереди был перевал, а продуктов не дали. Бойцы выжидающе молчали, не решаясь затеять скандал. Но скандал разразился. Уже три дня не было продуктов. Колонна шла, растянувшись на несколько километров. Бойцы шлепали, не разбирая дороги, по колени в грязи. Злобно ругали проходящие машины, окатывавшие нас грязью. Я, правда, был относительно свеж. Сохранилось несколько пачек концентратов. Неожиданно колонну остановили, затем повернули обратно. Оказалось, что пошли не по тому пути. Раздались глухие ругательства и злобные насмешки. Пошли по направлению Горячего Ключа.

Я шел и думал: когда же прекратится эта беспросветная неразбериха. Нет, видимо Россия так и останется Россией. Ну куда ведут тысячу человек голодных и безоружных? Нас обгоняли обозы вьючных лошадей. На передовую подбрасывали питание и боеприпасы на вьюках. Машины через перевал не ходили. В одном месте натолкнулись на женский рабочий батальон. Они исправляли дорогу. Вернее, не исправляли, а перегоняли с места на место жидкую липкую грязь. Когда бойцы уже начали садиться прямо на дорогу, дошли до деревни Молдавановка. Здесь остановились на ночевку.

Наш мудрый вождь (капитан) ночевать в деревне из каких-то соображений не разрешил. Расположились в лесу, разожгли костры, вскипятили чай – и все. Неожиданно пошел дождь. Всю ночь мы намокали и сверху, и снизу. Костры заливало. Под утро я и Новиков не выдержали и пошли в деревню. Забрались в какую-то конюшню и там дождались рассвета. Когда рассвело, напились чаю, затем отправились искать пристанище. Случайно после долгих поисков забрели на колхозную ферму. Она оказалась пуста. Немедленно набили ее мокрыми, голодными бойцами. Сами устроились у сторожа фермы. Пока мы мылись, брились и чистились, дочка хозяина накрыла на стол. Покушав, завалились спать. Вечером примчался связной капитана с приказом получить продукты. Обрадовались страшно, но людей пришлось силой стаскивать с нар. С продуктами пришли уже в темноте. Пришли злые и возмущенные. Вместо нормального сухого пайка дали черт знает что. Муку и солонину. Да к тому же еще на 10 дней. Перенести все за один раз не удалось, а идти второй раз люди отказывались. После долгих уговоров я наконец обозлился и заорал диким голосом: «4-я рота, в ружье!» (винтовок у нас, правда, не было). Поднялся невообразимый переполох. Кто спешил одеваться, кто, наоборот, залезал под нары. Лейтенант Новиков выскочил на шум в одних галифе. Я сдержанно объяснил ему, что произвожу продуктовую тревогу. Всю ночь делили, варили и пекли, причем ругались беспощадно. Я постарался поскорее заснуть.

На другой день к вечеру тронулись в путь. Идти было трудно. Злополучные продукты весили внушительно. В сгустившейся темноте подошли к перевалу. С проклятьями царапались в гору и с руганью кувыркались с горы по обледенелым скользким тропинкам. На перевале в художественном беспорядке стояли орудия, брошенные тягачи, повозки, стояли целые штабеля ящиков со снарядами, патронами и продуктами. Все это безнадежно застряло на перевале. Перешли перевал и заночевали в лесу у костров. Было холодно и сыро. Капитан, пообещав расстрелять каждого, кто сунется в деревню, ушел ночевать в хату. Проводили его злыми глазами. Все думали одно и то же. Утром нашли замерзшего. Это был третий уже по счету случай. Каждую ночь замерзало по человеку. Часов в 12 пришел капитан и собрал средних командиров на совещание.

Новиков вернулся с совещания злой как бешеная собака: «Идем обратно в Дефановку. Там берем груз продуктов и снова идем обратно»,– не глядя на меня, сказал он. Горячая, как вино, злоба бросилась мне в голову. Рука невольно зашарила по ремню, ища кобуру. Когда же кончится это издевательство над людьми? Долго ли можно блуждать взад и вперед по отчаянно скверным дорогам?

Затушили костры и пошли. Взяли перевал, спустились к Молдавановке, и снова капитан не разрешил ночевать в деревне. Кажется, подвернись мне этот идиот со шпалой один на один, я застрелил бы его не моргнув глазом. Ночевали в лесу, у костров. О хате думали так же, как шестнадцатилетний юноша думает о первом поцелуе. Ночью снова замерз какой-то елдаш. Это четвертый, а сколько их еще будет. И все из-за самодурства нашего капитана. Будь прокляты такие полководцы. Днем пришли в Дефановку. И тут перед всей колонной капитан отдал жестокий приказ: «Если я увижу хоть одного командира или бойца в хате, выведу и расстреляю собственными руками». Я видел, как рванулись скулы у Новикова, и почувствовал, что у самого задергались веки. Роту расположили в саду посреди деревни. Капитан, взяв связного, ушел на квартиру.

Без всяких колебаний разошлись и мы. Новиков ушел к комроты (у нас уже был новый командир роты – лейтенант-гвардеец). Я заскочил в сапожную мастерскую. Двое сапожников приняли довольно радушно. Покушав, я завалился на груду старой обуви и заснул. Разбудил меня капитанский связной, искавший командира роты. Сказав адрес, я снова заснул до утра. Часов в 11 на другой день рота получила запас продуктов на три дня: по две пачки концентратов и по полбуханки хлеба на человека. Спрашивается, для чего же нас гнали сюда? Снова шлепаем обратно. Я, да и все, страстно желали попасть на передовую. Там, по крайней мере, сразу можно получить путевку в госпиталь или на тот свет. Ночевать снова пришлось в Молдавановке. В деревню на этот раз пустили. Мы снова забрались на ту же ферму. Сторож радушно принял нас, хоть на этот раз, кроме меня и Новикова, был еще комроты со своим денщиком. Было противно смотреть, как он за ним ухаживает. Неужели гвардии положены денщики? Да, видно в гвардии много чего нового. На другой день, проходя по деревне, я увидел человека, при виде которого сразу вспомнил бешено несущийся «джип», бандитскую засаду и груду убитых на дороге. Это был воентехник артдивизиона, с которым я тогда ехал. Он сразу узнал меня и тут же за котелком горячего супа рассказал, что 59-я бригада, вернее ее штаб, уехала на формировку в Буй. Нечего и говорить, что я пережил при этом известии.

К вечеру рота получила приказ выступать. Отошли километра два и заночевали в лесу под самым перевалом. Более дурацкого распоряжения нельзя было придумать. Плюнул на все и ушел ночевать обратно в деревню. Утром получили оружие, т.е. русскую неизменную, по 200 патронов и по 6 банок консервов для переноски. С консервами произошел неприятный случай. Елдаши отказались понимать, что консервы не для нас, и на первом же перевале начали их поглощать. Рассвирепевшие взводные, потрясая лес виртуозной руганью, кулаками и ногами вдалбливали в головы непонимающих, что консервы трогать нельзя. Преодолели перевал (в который раз мы его переходили) и сдали злополучные консервы. И тут же в лесу заночевали. На этот раз мне и Новикову удалось найти заброшенную землянку на другой стороне реки. Правда, было немного далеко от роты, но черт с ним. Развели костер, покушали, покурили и уснули как в раю. Новиков, правда, ждал еще комроты, но гвардии офицер нашел, видимо, другой ночлег. Мы об этом не пожалели.

А на другое утро я был свидетелем расстрела. Я вышел из землянки и удивленно остановился: напротив, за рекой, стояло строем фронта отделение бойцов. Комроты вытолкнул вперед какого-то елдаша. «Отделение, одним патроном заряжай!» – донеслась до меня команда. Послышался слабый лязг затворов. «Отделение, целься!» Я поспешно шарахнулся от землянки, так как отделение прицелилось прямо в нее. Елдаш, мотаясь и что-то крича, пятился от наведенных на него стволов. «Отделение, пли!» Сухо треснул залп. Елдаш неловко рухнул в снег. Мимо меня свистнуло несколько пуль. Расстрел произвел на меня тяжелое впечатление. Когда-то я сам застрелил из нагана человека. Но это было, когда нервы ныли и напрягались как струны, когда части СС по четыре раза в день ходили на нас в атаку.

К вечеру дошли до станицы Пятигорской и здесь заночевали. Станица подвергалась систематическому обстрелу с Лысой горы. Как-то не верилось, что неделю назад на этой обыкновенной горе стояли немецкие батареи. Я и Новиков заночевали в хате. Его трясет малярия, и он едва ходит.

2 марта 1943 г. Утром Новиков не мог подняться. Роты уже давно ушли, когда тронулись и мы. Нагнали роту у Горячего Ключа. Когда-то это было красивое курортное местечко. После боев оно выглядит довольно мрачно. Везде следы поспешного отступления немцев. Валяются каски, патронные ленты, снаряды и всякое другое барахло. Неожиданно натыкаемся на два трупа. Один – типичный немец-эсэсовец. Сапог на нем уже нет. Другой – румын. Он застрял в амбразуре блиндажа, очевидно, пытаясь выскочить в последний момент. Нашли еще несколько трупов. Опознать их было нельзя, потому что на них не было вообще никакой одежды. Обувь и обмундирование были у гвардейцев дефицитом.

Встречаются раненые. Их рассказы неутешительны. Наступление продвигается туго из-за отсутствия боеприпасов, питания и артиллерии. Все это скопилось за перевалом и перебрасывалось через него на вьюках и людях. Но пушки на вьюках не доставишь. Что будут делать дальше – неизвестно. Его авиация бомбит беспрерывно наши тылы. Щекочущий тоскливый страх снова заползает мне в сердце. Но виду показывать нельзя. Ночуем в лесу, костров не разводим. Слышен грохот бомбежки и взрывов. Слабо доносятся пулеметные очереди. Где-то близко воют шакалы. Наверное, над трупом.

4 [марта] догнали наконец бригаду. Она стояла в Старомогилевской. Разместились в старых сараях. Ждали распоряжений. Вечером, уже в теми выдали всем по кружке вина. Приказали заложить по 4 патрона в магазин и повели на передовую. В два часа ночи пришли в батальон, т.е. на поляну в лесу. Там была отрыта землянка, в которой помещался штаб батальона. До рассвета мы пролежали возле штабной землянки, слушая тяжелый гул немецких орудий. На рассвете началась разбивка по ротам. Начштаба батальона оказался моим старым знакомым по 59-й бригаде. Через 5 минут я был назначен старшиной роты. Командиром назначили Новикова. С ним мы не расставались. «Скоро придут из обороны наши роты, и вы в них вольетесь и расположитесь вон в том леске». Минут через 20 начштаба сказал: «Идет 3-я рота». Я повернулся на треск кустов и увидел 8 изорванных, измученных, заросших бородами людей, цепочкой продиравшихся сквозь кусты. Шли они как-то особенно тихо и молчаливо. И на меня почему-то повеяло от этой роты в 8 человек молчаливым ужасом боевого поля. Один из этих восьми был средний командир – помкомроты.

В лесу жили два дня, отдыхали от кошмарного марша. На третий вечер батальон получил приказ наступать на занятое немцами село Шахар-Мукай. Лихорадочно готовимся к наступлению. Людей в батальоне всего 300 человек. На весь батальон один пулемет. «И 10 осталось гранат…» – вспомнил я песню Гражданской войны. У нас была примерно такая же картина. В полной темноте, стараясь не брякать снаряжением, подошли мы к Шахар-Мукаю.

Село лежало в полукилометре впереди, молчаливое и притаившееся. Батальон остановился у каких-то одиноких сараев посреди поля. Немного правее шла к селу шоссейная дорога. По ней пустили взвод разведки, но командир батальона, горя желанием проявить геройство, решил не дожидаться разведки. Он отдал суворовский приказ: развернуть роты в цепи и наступать через поле. «Когда ворветесь в деревню, сразу за трофеями не бросаться». Эта последняя часть приказа вызвала едкие, злые насмешки: «Медведя не убили, а шкуру делят».

Я попал в первую штурмовую группу, которой командовал Новиков. Группе предназначалось с победным «Ура!» ворваться на окраину деревни и закрепиться там. Дальше должна была действовать вторая штурмовая группа, наступавшая вторым эшелоном. Ею командовал лейтенант Котов. Наша группа состояла из двух взводов. Одним командовал л-т Старобельский, другим – я. Молча развернувшись в цепь, выбрались мы из леска и пошли. Ровный чистый снег тихонько поскрипывал под ногами. Деревня, затаившись, зловеще молчала. Поле, по которому мы наступали, было двухскатное. Как только выбрались на гребень, наши силуэты стали ясно видны на фоне бледного неба. И тотчас же началось что-то невероятное, чего мне не приходилось испытывать за всю войну. Казалось, что сломалось небо и на нас посыпало – грохочущий, пылающий ад. Разом застрочили пулеметы, беря нас под перекрестный и кинжальный огонь. Тяжело ухнули минометы, с воем понеслись к нам первые мины. Невысоко в воздухе с ослепительным обжигающим пламенем разорвалась картечь. Мы влипли в землю, ошарашенные этой страшной встречей. Кругом визжало, шипело, свистело, грохотало и рвалось. Мы вдавливались в снег, закрывая голову руками. Дикий ужас заползал в душу. Спереди доносится глухая команда Новикова: «Вперед, так вашу распротак!» Сдерживая рвущийся голос, повторяю команду. Люди ползут неуверенно, стараясь не отрывать голову от снега. Струи трассирующих пуль свистят над самой землей. Неожиданно нас осветили ракетами. Бешено, захлебываясь и срываясь, заколотили еще два пулемета, закаркали автоматы. Нервы сразу оборвались, сердце куда-то исчезло. Люди поползли в стороны, вскакивали и тут же падали, срезанные страшной свистящей метлой. Рядом со мной кто-то застонал, кто-то дико засмеялся. Я ничего не соображал, пока не свалился в какую-то канаву. Сверху на меня свалилось чье-то мертвое тело. Канава оказалась дорожным кюветом. Она была полна людей. Здесь были мертвые, раненые и живые. В кювете лежали до рассвета. Когда стало видно, я увидел Новикова. Он полз обратно, и все поворачивали за ним. «Немцы перешли в контратаку», – пронеслось по канаве.

Началось бегство. Люди бежали, обгоняя друг друга, и тут же падали, срезанные снайперами. Наконец добрались до сарая, где ночью был штаб батальона. Сараи беспрерывно обстреливались из минометов, и штаба тут уже не оказалось. Он перебрался недалеко в лес. Нас встретил комбат, посеревший и злой. «Убежали гвардейцы?» У меня потемнело в глазах от злобы. «Пустили на село 60 человек и хотели на ”ура“ взять», – крикнул какой-то елдаш. Комбат выдернул пистолет и тут же застрелил его. Остальные равнодушно садились и ложились на снег. Этих людей уже ничем нельзя было удивить. Они только что повидали все – от начала мироздания и до наших дней. От батальона в 350 человек осталось 52 вместе со взводом разведки, которая в атаке не участвовала.

Приехала кухня, привезли вино. Люди ели и пили, кто сколько хотел. А через полчаса 40 человек снова кинулись в атаку. Новиков, которого только что назначили начальником штаба, отозвал меня в сторону и сказал: «Тебе ходить не стоит, из них никто не вернется». Через полчаса начали прибывать раненые. Они ничего не говорили, их ничего и не спрашивали. Они молча проходили в санчасть. В темноте пришли оставшиеся. Их было 5 человек. Не было л-та Старобельского. На мой вопрос Котов угрюмо буркнул: «Снайпер срезал. Прямо в лоб». Я вспомнил, что Старобельскому было не по себе перед атакой. Значит, предчувствие не обманывает людей. Я мысленно поблагодарил Новикова, что он не пустил меня в атаку. Собственно, я болтался ни тех, ни всех [P] . Роты у меня больше не было. Был только комроты л-т Шпилевой, назначенный вместо Новикова. Обоим нам делать было нечего.

Ночь прошла спокойно. Утром комбат поднял нас по тревоге. Я с трудом поднялся со снега. За ночь подо мной растаял снег и шинель промокла. Было холодно и неприятно. В белесом тумане рассвета прямо против меня стояла шеренга автоматчиков. «Пополнение, сейчас атака», – шепнул мне проходивший мимо Новиков. Автоматчиков было 30 человек. Холодно и равнодушно смотрели они раскосыми монгольскими глазами куда-то в лес. Через 20 минут остатки нашего батальона, т.е. 28 человек, были готовы к выступлению. Командир взвода автоматчиков гортанно выкрикнул команду. Взвод повернулся четко, как на ученье. Видно было, что это кадровики. Откуда только их выкопали.

Пользуясь туманом как щитом, пошли мы к деревне. Там и тут валяются по всему полю трупы моих вчерашних бойцов и друзей. Неожиданно туман стал подниматься кверху, и тотчас же началось вчерашнее. Автоматчики аккуратно легли в снег, выставили автоматы и приготовились отвечать. Но я знал, что сейчас пропадет их уверенность в себе. Дело в том, что стрелять было не по кому. Немецкие пулеметы были тщательно укрыты в блиндированных дзотах. В общем, скучно писать. Из наступления нас вернулось 30 человек вместе с автоматчиками. А вечером пришел приказ комбрига занять деревню во что бы то ни стало. Новиков снова оставил меня при штабе. Группа в 29 человек молча выстроилась и, не глядя на штабных, ушла в темноту. Мы жадно слушали черную тишину. Но стрельбы не было. Через полчаса послышался оклик часового и неясный ответ. К палатке штаба подошел узбек-автоматчик. «Село взято без боя. Когда мы пришли, немцев там не было», – бесстрастно доложил он.

Утром я шел к селу по полю, на котором лег наш батальон, и опознал многих. Вот навзничь лежит лейтенант Старобельский. Он был сильно пьян, когда уходил. На прощанье он равнодушно бросил: «Обратно не ждите». Вот у самых домов головою вперед лежит помкомвзвода. Мальчишка с 23 годами. За день до своей смерти он подарил мне новенький немецкий парабеллум. Помню, вместо благодарности я ему сказал: «Попаду на тот свет раньше тебя, там местечко приготовлю». В селе мы отдохнули несколько часов.

Трофеев там не оказалось. Местные жители рассказали, что после первой наши атаки немцы начали вывозить все имущество, и только когда все вывезли, ушли. Рано утром снова вперед. Марш в 8 километров, и перед нами небольшое село. За ним – Краснодар. Краснодар уже был окружен, бегство из него было возможно только на самолетах. Чувствовалось, что немцы будут драться за Тахтамукай , не щадя живота своего. Часам к двум жалкие остатки батальона подобрались к селу почти вплотную. Нас прикрывала от обстрела небольшая гора. Перед атакой подъехала повозка с вином, провизией и обувью. Нам выдали плащпалатки и ботинки. «Видите, как начальство о нас заботится. Не хочет нас в рай пускать в старых ботинках», – съязвил лейтенант Котов. Переобулись, и один стрелок, три лейтенанта и 7 пулеметчиков легли в боевую цепь и пошли в атаку. Вел нас ст. л-т Шпилевой.

Спустились в лощину. Впереди бугор, которого нам не миновать и который обстреливается прямо в лоб. Посидели, покурили – пошли. Выползли осторожно на бугор. Тотчас же по нам ударили два пулемета. Один в лоб из переднего дома. Другой, совершенно неожиданно, из лощины нам во фланг. Через 5 минут я уже понял, что самое страшное не в пулеметах. По нам били снайперы, пользуясь нашими перебежками. Бежали вперед короткими скачками и снова падали, зарывались в мокрый грязный снег.

Немецкие снайперы были, очевидно, мастерами своего дела. То и дело кувыркались в снег люди, срезанные их пулями. Я, Шпилевой и Котов ползли сзади цепи. Вернее, ползли только я и Шпилевой. Котов же спокойно шел во весь рост, словно не замечая обстрела. «Ложись, Котов, доиграешься!» – крикнул я. Он повернул ко мне голову, улыбнулся и вдруг, завертевшись на месте, рухнул в снег. Забыв о снайперах, я кинулся к нему. Пуля попала ему прямо в горло, изо рта фонтаном била кровь, заливая шинель и плащпалатку. Он умер у меня на руках. Идти дальше – значило потерять всех людей. Подполз связной из штаба батальона с приказанием отложить наступление до темноты. Залегли поудобней и, не торопясь, начали обстрел домов. Результатов обстрела мы не видели, но немцы стрельбу прекратили. Или они не могли взять нас на прицел, или у них кончились патроны. Когда стало смеркаться, к нам подползли еще 20 бойцов с мл[адшим] л-том. Это была комендантская рота, брошенная в бой как последний резерв. Млад[ший] л-т передал нам приказ штаба о наступлении.

Отряхиваясь от снега и ежась в промокших шинелях – пошли. Немцы прохлопали этот момент и открыли огонь только тогда, когда мы были уже у домов. Кто-то свистнул, кто-то закричал «Ура!». Кажется, Шпилевой и мы кинулись бегом. Рота «Мертвой головы» поднялась нам навстречу. Мне казалось, что гребенка выставленных вперед плоских штыков приближается страшно быстро. Сердце отчаянно колотилось, голова не работала. Еще несколько судорожных прыжков, и против меня неожиданно сразу выросла фигура высокого костлявого немца. Он резко занес для удара штык, но я увернулся и, не глядя, выкинул вперед винтовку и с силой выдернул ее. Начался ад штыковой атаки. Вокруг меня слышался лязг и треск сшибающихся винтовок, стоны раненых, визг и храп озверевших людей. Но силы были слишком неравны. Немцы не преследовали нас.

Совершенно очумевшие добрались мы до штаба батальона. Там уже ждал нас обед и вино. К еде люди почти не притронулись, но на вино накинулись жадно. Надо было чем-то заглушить, убить свои нервы. Рота мрачно обедала. Я сидел в окопе, наспех отрытом и довольно условно защищающем от обстрела. Только что получили приказ снова атаковать распроклятый Тахтамукай. Но мне уже было все равно. Я сознательно пил, все больше хмелея. Идти в атаку трезвым я не мог. Да и не я один. Шпилевой деревянным голосом скомандовал подъем. Ползли метров 300, потом поднялись для атаки. В глазах у меня двоилось и кружилось. Казалось, что нам навстречу двигается целый полк людей. На самом деле нашу атаку приняла все та же рота «Мертвой головы». Как мы сошлись, я не помню. Последнее, что удержалось у меня в памяти, это фигура немецкого офицера в шинели с меховым воротником и тяжелой стальной каске. Затем сверкающий удар по шлему не то штыком, не то прикладом – и все.

Очухался я в палатке санроты. Голова болела и звенела, как котел с дырой. Заметив, что я очнулся, молоденькая сестра подала мне чашку какой-то бурды. Я проглотил ее, не понюхав. Затем, кряхтя и ругаясь, кое-как выполз из палатки. Где-то недалеко била тяжелая батарея, и снаряды со свистящим визгом пролетали над головой. Врач пытался меня убедить, что нужно еще лежать, но я заявил, что я просто пьян, и потребовал свое обмундирование. Тогда как последнее доказательство мне принесли мою каску. На правой стороне ее была глубокая вмятина. «Видите, как вас причесали», – сказал мне доктор. «Ерунда», – буркнул я, натягивая штаны. Оставаться в санчасти мне определенно не хотелось. К вечеру я нашел свой батальон. Он был только что пополнен какими-то интернационально-национальными взводами. Эти ультрагвардейцы готовились к атаке. Один из этих взводов немедленно влепили мне. На фронте они были впервые. Я уже чувствовал, что дело кончится весьма бледно.

Шпилевой обрадовался моему приходу, но насчет пополнения он тоже держался своих взглядов. Пошли через пересеченное поле, то, по которому я уже ходил пять раз. Через свист и грохот огня, через взрывы, взлеты земли, через трупы и штыковые атаки. Встретили нас, как и раньше, рассчитанным прицельным огнем. Я и Шпилевой шли позади цепи. В одну из перебежек Шпилевой вдруг завертелся на месте, потом опустился на камни и ткнулся головой в снег. Я и старшина 2-й бросились к нему. Пуля снайпера попала в горло и вышла в рот. Перевязывая его и не поднимая головы, слушал, как снайпер пытался нас зацепить. Кое-как перевязав, мы потащили его ползком на плащпалатке. Около 300 метров ползли мы так, вымучившись, по горло в снегу и крови. Наконец сползли в лощину. Шпилевой хрипел. Потащили дальше, уже не сгибаясь. Снайперы азартно стреляли по нам. Метров через сто наткнулись на наш штаб. Сидят в кустах и слушают стук немецких пулеметов.

На нас даже не посмотрели. Я очень обрадовался этому обстоятельству. Не останавливаясь, потащили дальше. И тут я вспомнил, что деревня в шести километрах отсюда. Неужели на плащпалатке его и тащить? Я уже был без сил, да и товарищ мой спотыкался через каждые два шага. Но ни повозок, ни машин на дороге не было. Я не шел, а полз, отдыхая через каждые 5 минут. Шпилевой хрипел, пытаясь сказать, что он замерз. Но мы понимали и без него. Вдобавок от непрерывного трения по обледенелой дороге под Шпилевым лопнула плащпалатка. Пришлось отдать свою. Тут нам повезло. Неожиданно наткнулись на свою кухню. Повар с ездовым везли обед на передовую. Ездового немедленно погнали в деревню за подводой. Через полчаса ездовой вернулся на паре лошадей. Взвалили Шпилевого на передок, сами уцепились за оглобли и поплелись.

В полной темноте добрались до Шахар-Мукая. Около часа искали санроту или квартиру. Ни того, ни другого не находилось. Утром еще пустая деревня теперь была битком набита тыловыми обозами, штабами, автоколоннами, артдивизионами и еще какой-то тыловой шушерой.

Наконец нашли какую-то квартиру и уложили Шпилевого. Я пошел искать санроту, но это дело оказалось совершенно немыслимым. Пришлось завалиться спать. На другое утро снова пошел искать проклятую санроту. Вместо нее напоролся на свой батальон. Как он сюда попал? Оказалось, что ночью сняли с передовой всю бригаду. Доложил Новикову о создавшейся обстановке. «Некогда, – заявил он, – присоединяйся к нам, а Шпилевого приберут без тебя». Я с изумлением посмотрел на него. От Новикова я никогда не ожидал такого ответа.

ГАКО. Ф. Р-3033. Л. 1–75. Автограф. Синие и фиолетовые чернила.

---

[A] Здесь и далее лейтенант.

[B] Имеется в виду Кострома. Далее неразборчиво. Так в документе.

Город Буй (с 1536 г.) в Костромской области России. Расположен в 103 км от Костромы.

Рожественский Зиновий Петрович (1848–1909) – вице-адмирал, возглавил 2-ю Тихоокеанскую эскадру (в ней было много устаревших кораблей и недостаточно подготовленная команда) в период русско-японской войны; получил тяжелое ранение в голову в сражении при Цусиме 14 мая 1905 г. Управление эскадрой было потеряно через 20 минут после начала боя. К утру 15 мая эскадра перестала существовать. Вице-адмирал и другие раненые русские моряки попали в японский плен.

«Ишаками» или «ишачками» называли самый массовый истребитель довоенной поры И-16 конструктора Н.Н. Поликарпова.

Малгобек основан в 1933 г. в связи с открытием в этих местах месторождения нефти. В начале сентября 1942 г. оккупирован немцами. Во второй половине сентября 1942 г. к Малгобеку подошли советские войска, значительно уступавшие по силе врагу. Единственным способом не дать ему возможность воспользоваться нефтяными скважинами было разрушение Малгобека. Малгобекская оборонительная операция завершилась в начале октября 1942 г. Город был полностью разрушен, однако нефть не досталась фашистам. Результат операции оказал влияние на исход боевых действий на всем Закавказском фронте. Окончательное освобождение города состоялось 3 января 1943 г.

Моздок был занят немцами 25 августа 1942 г.

Верхний Курп (ст. назв. Исламово) – село в Терском районе Кабардино-Балкарии на границе с Ингушетией. В ноябре 1942 г. оккупировано немецкими войсками. В декабре того же года к северо-востоку от села произошло одно из самых кровопролитных сражений на территории Кабардино-Балкарии – битва за Курпские высоты. В ходе сражения наступление немецких войск было приостановлено.

Нижний Курп (ст. назв. Каншово) – село в Терском районе Кабардино-Балкарии на границе с Северной Осетией. В декабре 1942 г. оказалось в блокаде немецких войск. Битва за Курпские высоты происходила к юго-востоку от села.

Ардон – город (с 1964 г.) – административный центр Ардонского района Северной Осетии, железнодорожная станция Северо-Кавказской железной дороги.

Октябрьское – село в Северной Осетии. Основано в 1867 г. Ингушское название – Шалхи (шалки – название диких ягод, восходящее к осетинскому «салд» – «мерзлый» и ингушскому «хи» – «вода», – «замерзшая вода»).

Село Кадгарон в Северной Осетии, где погибли более полутора тысяч солдат и офицеров Красной армии – защитников Ардонского района, остановивших врага на подступах к Орджоникидзе.

Алхасты – село в Сунженском районе Ингушетии.

Поселок Нестеровка – одно из первых казачьих поселений в Ингушетии, основано в 1879 г.

В 1852 г. станицу Сунженскую переименовали в Слепцовскую в честь генерал-майора Слепцова, участника Кавказской войны, в 1957 г. – в Орджоникидзевскую.

Кобан (Кобань) – село в Северной Осетии. В 1927–1934 гг. южнее села построена Гизельдонская ГЭС. В 1942 г. линия фронта проходила недалеко от села, немецкая авиация бомбила ГЭС. Ее основные сооружения были подготовлены к взрыву, но гидротехнический объект удалось отстоять.

Имеется в виду американский самолет Р-39 «Аэрокобра» – многоцелевой истребитель производства авиакомпании «Bell».

Песня «Партизан Железняк», музыка М. Блантера, слова М. Голодного (1936 г.).

Тахтамукай – аул, административный центр Тахтамукайского района Адыгеи.