Название :

Свободная Манчьжурия

Общее наполнение проекта :

Проект образования независимого государства на северо-востоке Китая на территории Манчьжурии со столицей в Чанчуне

Страны-инициаторы :

Манчьжурские сепаратисты при возможной поддержке японцев и американцев

Флаг/логотип :

Иногда используется флаг ранее учрежденного марионеточного прояпонского государства Маньчжоу-го времен Второй мировой войны

Карта :

Карта Манчжоу-го

Справочная информация :

Начиная с 1925 года Китай начинает противодействовать усилению японского влияния на континенте. Во время гражданской войны в бывшей империи Цин генерал Чжан Цзолинь захватил Внутреннюю Маньчжурию при помощи японцев, однако в 1928 году был ликвидирован. В 1931 году японцы вторглись в Маньчжурию и пригласили последнего цинского императора Пу И восстановить маньчжурское государство. 1 марта 1932 года, по решению Всеманьчжурской ассамблеи, было образовано Государство Маньчжурия, тогда же признанное Японией. Новое государство немедленно стало ареной битвы между японцами и китайскими вооружёнными формированиями, что продолжалось в течение нескольких последующих лет.

Пу И, первоначально назначенный Главой Государства - Верховным правителем (вступил в должность 9 марта 1932 года), через два года был объявлен императором. 1 марта 1934 г. Маньчжоу-Го было объявлено Великой Маньчжурской империей (Маньчжоу-ди-го). Благодаря японским инвестициям и богатым природным ресурсам, прошла индустриализация Маньчжурии.

Маньчжоу-Го использовалось Японией как плацдарм для нападения на Китай. Летом 1939 года территориальные споры Маньчжурии с Монгольской Народной Республикой привели к столкновениям у Халхин-гола между советско-монгольскими и японо-маньчжурскими войсками.

8 августа 1945 СССР во исполнение решений Ялтинской конференции объявил Японии войну и атаковал Маньчжоу-Го с территории Внешней Монголии и бывшей Внешней Маньчжурии. Император Пу И пытался прорваться к японцам, с тем чтобы впоследствии сдаться американской армии, однако был арестован советскими войсками и выдан китайскому коммунистическому правительству.

В период 1945-1948 территория Внутренней Маньчжурии благодаря И. В. Сталину стала базой для Народно-Освободительной Армии Китая.

В настоящее время маньчжурцы-сепаратисты вдохновлены нажеждой на независимость региона, однако реальная перспектива крайне мала.

Актуальность проекта :

Вожможно в будущем, при нарастании американо-китайского конфликта, проект суверенной Маньчжурии привлечет внимание японских и американских властей (крайне низкая)

Основания для реализации :

Династический вопрос, самоопределение маньчжурцев и ранее существовавшие государства в прошлом

маньчжоу-го

МАНЬЧЖОУ-ГО (Маньчжурское государство) в 1932-45 марионеточное государство, созданное японскими империалистами на территории Северо-Вост. Китая - Маньчжурии. В августе 1945 Советская Армия освободила Северо-Вост. Китай от японских оккупантов, что положило конец существованию Маньчжоуго.

Маньчжоу-го

(Маньчжурское государство), марионеточное государство, созданное японскими империалистами на территории Северо-Восточного Китая ≈ Маньчжурии и существовавшее с марта 1932 по август 1945. Подвергалось колониальной эксплуатации и использовалось в качестве военного плацдарма для агрессии против остальной территории Китая, СССР и МНР. Территория М.-г. ≈ свыше 1 млн. км2. Население около 30 млн. человек. Столица ≈ город Чанчунь, переименованный в Синьцзин («Новая столица»). В ночь с 18 на 19 сентября 1931 Япония, провокационно обвинив китайцев в разрушении в районе Шэньяна (Мукдена) полотна принадлежавшей ей Южно-Маньчжурской железной дороги, ввела войска на территорию Северо-Восточного Китая. Китайские войска, выполняя приказ гоминьдановского правительства, не оказали сопротивления. В результате Япония в течение нескольких месяцев почти беспрепятственно овладела всей территорией трёх северо-восточных провинций Китая (в 1934 также провинцией Жэхэ) и создала там марионеточную администрацию, которая провозгласила в марте 1932 создание «независимого» М.-г. Верховным правителем («правителем-регентом») М.-г. стал последний император маньчжурской династии Цин (правила в Китае в 1644≈1911; формальное отречение от престола ≈ февраль 1912) Пу И, связанный с японской разведкой. 1 марта 1934 он был провозглашен императором М.-г. Всеми делами М.-г. фактически руководили японские советники и чиновники, занимавшие большинство ответственных постов. Большую роль в идеологической обработке населения играло созданное ими общество Сехэхой («Общество согласия»), усиленно пропагандировавшее идеи «великой миссии Японии в Азии». В М.-г. был установлен военно-полицейский режим. За время оккупации Северо-Восточного Китая японские милитаристы увеличили численность части Квантунской армии, находившейся в М.-г., с 12 тысяч до 780 тысяч человек (армия марионеточного государства была доведена до 170 тысяч человек), создали систему укрепленных районов на границе с СССР, построили сеть стратегических шоссейных и железных дорог, аэродромов и других военных объектов. С территории М.-г. Япония в течение 1933≈1939 неоднократно устраивала военные провокации против СССР и МНР, в том числе крупные провокации в 1938 в районе озера Хасан и в 1939 в районе реки Халхин-Гол. Она грабила естественные богатства Северо-Восточного Китая, создала различные предприятия по добыче и переработке естественного сырья, производству чугуна, стали, синтетического топлива для своих военных нужд. Были введены система сельскохозяйственных поставок по низким ценам и трудовая повинность. Лучшие земли передавались японским колонистам. Жестокая эксплуатация и полицейские порядки вызывали сопротивление со стороны местного населения. С 1932 действовали многочисленные партизанские отряды, которые в 1935 были объединены в Северо-Восточную объединённую антияпонскую армию, возглавлявшуюся китайскими коммунистами. Однако к 1941 большая часть партизанских отрядов была разгромлена японцами. В пограничных с Кореей районах действовали также корейские партизанские отряды. В августе 1945 на завершающем этапе 2-й мировой войны 1939≈45 Северо-Восточный Китай был освобожден от японских оккупантов Советской Армией, что положило конец существованию М.-г. ═Лит.: Сапожников Б. Г., Японо-китайская война и колониальная политика Японии в Китае (1937≈194

М., 1970; Пу И, Первая половина моей жизни, перевод с китайского, М., 1968.

В. П. Илюшечкин.

Википедия

Маньчжоу-го

Маньчжо́у-го, Маньчжу́рия (, Государство Маньчжурия - марионеточное государство, образованное японской военной администрацией на оккупированной Японией территории Маньчжурии; существовало с 1 марта 1932 года по 19 августа 1945 года. Граничило с Японской империей, МНР, СССР, Мэнцзяном и Китайской Республикой.

Столица - Синьцзин; во главе государства был поставлен последний китайский император (из маньчжурской династии Цин) Пу И (Верховный правитель в 1932 - 1934 гг., император с 1934 г. до 1945 г.).

Фактически Маньчжоу-го контролировалось Японией и целиком следовало в русле её политики. В 1939 г. вооружённые силы Маньчжоу-го участвовали в боях на реке Халхин-Гол. В ходе советско-японской войны Маньчжоу-го прекратило существование. 19 августа 1945 года император Пу И был захвачен в здании аэропорта Фэнтяня десантниками Красной Армии. В 1949 территория Маньчжоу-го вошла в состав КНР.

Примеры употребления слова маньчжоу-го в литературе.

Провокационные действия японской военщины сопровождались крикливой кампанией в прессе Японии и Маньчжоу-го , направленной против Монгольской Народной Республики и Советского Союза.

Там находился дворец марионеточного императора Маньчжоу-Го , ставленника японцев Генри Пу И.

11. Верховный правитель Маньчжоу-Го

Потерпев поражение в Шанхае, Япония занялась укреплением своего военно-политического аппарата на оккупированной территории трех северо-восточных провинций Китая. Еще в ноябре 1931 г. Совету Лиги наций стало известно о «похищении» японцами свергнутого с престола бывшего китайского императора Пу И.

Пу И в своих воспоминаниях рассказывает, что накануне 18 сентября 1931 г., он только и думал о том, что скоро вновь станет императором. 30 сентября 1931 г. в Тяньцзине Пу И был приглашен в японские казармы, где ему вручили большой конверт, в котором находилось письмо от его дальнего родственника Си Ся, являвшегося начальником штаба у заместителя главнокомандующего Северо-Восточной армией Чжан Цзолиня и одновременно губернатором провинции Гирин (Цзилинь) . Си Ся, воспользовавшись отсуствием своего начальника, сдал Гирин японским войскам без боя. В письме Си Ся просил Пу И, «не теряя времени, немедленно» вернуться в «колыбель своих предков»; с помощью японцев, писал он, «мы сначала получим Маньчжурию, а потом и Центральный Китай» . Си Ся сообщал, что, как только Пу И вернется в Шэньян, Гирин сразу объявит о восстановлении цинской монархии.

В день получения письма от Си Ся японцы предложили Пу И перебраться на Северо-Восток.

2 ноября ночью Пу И посетил начальник разведки в Шэньяне японский полковник Доихара , предложив Пу И выехать в Шэньян и встать во главе «нового» государства в Маньчжурии.

Во время разговора, состоявшегося между Пу И и Доихара, Пу И спросил: «Каким будет новое государство?». Доихара ответил: «Я уже сказал, что это будет независимое, суверенное государство, в котором хозяином станет император Сюаньтун (то есть Пу И – В.У .)».

« – Я спрашиваю не об этом. Я хочу знать, будет ли это республика или монархия?

– Этот вопрос можно решить по приезде в Шэньян.

– Нет! – решительно возразил я. – Если реставрация осуществится, то я поеду; если же нет – то остаюсь здесь.

Он улыбнулся и, не меняя тона, сказал:

– Конечно, монархия. Никаких сомнений на этот счет быть не может.

– Если монархия, то поеду!» – воскликнул Пу И.

Тогда прошу, ваше величество, выехать как можно скорее и во что бы то ни стало до 16 числа прибыть в Маньчжурию. После приезда в Шэньян мы подробно обсудим все планы .

10 ноября 1931 г. Пу И бежал из Тяньцзиня, спрятавшись в багажнике гоночной машины. Шофер оказался не очень опытным, и когда гоночная машина выезжала из ворот Тихого сада, она врезалась в телеграфный столб, Пу И сильно ударился головой о крышку багажника, затем машина понеслась дальше, подпрыгивая на ухабах, ее сопровождала другая, в которой сидел Есида. Машина остановилась у условленного места у ресторана, Есида выйдя из своей машины, подошел и открыл багажник спортивной машины, где сидел Пу И, и помог ему выбраться оттуда. Они зашли в ресторан, где их уже ожидал японский офицер – капитан Магата. Он снабдил Пу И японской военной шинелью и фуражкой, в которую должен был быстро переодеться беглец.

Затем они в двух машинах – спортивной и японской военной – помчались по набережной реки Байхэ прямо в порт. Там их ждал небольшой пароходик с погашенными огнями «Хидзияма мару», который принадлежал транспортному отделу японского штаба. В виду перевозки «особого» груза на палубе были навалены мешки с песком и установлены стальные листы брони. На борту находилось около десятка японских солдат, на которых было возложена охрана императора. На этом пароходике была спрятана большая бочка с бензином, о которой Пу И ничего не знал, хотя сидел от нее в трех метрах. Предполагалось, что, если побег не удастся, и корабль начнут преследовать китайские войска, японские солдаты подожгут пароход. В полночь они добрались до устья реки Дагу, туда должно было по плану прийти японское торговое судно «Авадзи мару» и взять на борт императора. Наконец, утром 13 ноября пароход «Авадзи мару» с Пу И причалил в порту горда Инкоу провинции Ляонин. Такова история «похищения» Пу И японцами.

В Инкоу, сошедшего на берег Пу И, встречало несколько японцев. Среди них был некий Амакасу Масахико. Он был в Японии известен тем, что после землетрясения в Японии в 1923 г., когда, воспользовавшись паникой среди населения, японское военное ведомство совершило убийства многих прогрессивных деятелей и действия военных властей стали известны широкой общественности, власти вынуждены были под давлением общественного мнения в качестве козла отпущения привлечь капитана японской жандармерии Амакасу Масахико к суду. Военный трибунал приговорил его тогда к пожизненной каторге. Однако вскоре он был амнистирован и послан во Францию «учиться». Там он якобы изучал живопись и музыку. Через несколько лет этот «художник» вернулся Японию, и его сразу же направили работать по своей «профессии» – на службу в разведку Квантунской армии. И вот этот вежливый близорукий «художник» в очках с тонкой оправой встретил Пу И в порту. Императору было предложено сесть в ожидавший экипаж, который отвез его на железнодорожную станцию. Затем около часа беглец ехал в поезде, потом вновь в экипаже, наконец, он добрался до курортного района горячих источников Танганцзы. Пу И без широкой огласки поселили в самой лучшей комнате на втором этаже великолепно меблированного отеля в японском стиле «Дуйнуйгэ», принадлежавшего японской железнодорожной компании Южно-Маньчжурской железной дороги «Мантэцу», где обычно селились лишь японские офицеры, высшие служащие Южно-Маньчжурской железной дороги и высокопоставленные китайские сановники. Временно его не только не выпускали погулять на улицу, но даже запретили спускаться на первый этаж. «В то время я еще не знал, что японцы весьма обеспокоены сложившимся положением, – вспоминал Пу И. – На международной арене Япония оказалась в изоляции, а внутри страны еще не существовало единого мнения, какую форму правления избрать для новой колонии. В связи с этим Квантунская армия, конечно, не могла разрешить мне сразу выйти на сцену. Я только почувствовал, что японцы относятся ко мне уже не с таким уважением, как в Тяньцзине. Да и Каесисуми уже был не тот, что раньше. Так в ожидании неприятностей я провел целую неделю. Вдруг мне позвонил Итагаки и пригласил в Люйшунь (Порт-Артур –В.У.) » . В тот же день вечером Пу И сел в поезд на Люйшунь и на следующее утро был в городе. Там он остановился на втором этаже известной в городе гостинице «Ямато». В это время жена Пу И Вань Жун также решила из Тяньцзиня перебраться в Люйшунь, но когда ей передали приказ японцев, запрещающий трогаться с места, она решив, что с Пу И что-то случилось, закатила грандиозную истерику, после чего ей разрешили выехать к мужу. Однако ей не разрешили жить в отеле «Ямато», и только когда через месяц руководство Квантунской армии переселило Пу И в частный дом, ей и двум сестрам императора разрешили поселиться вместе с ним.

В значительной изоляции Пу И прожил в Люйшуне три месяца. Его волновало то, что японцы до сего дня не определили, какой строй будет в новом государстве: монархический или республиканский. В это время он впал в мистику, часто обращаясь к китайской книжке «Искусство предвидеть будущее», привезенной из Тяньцзиня, гадал на монетах, ниспрашивая советы у духов.

9 февраля 1932 года, на второй день после дня рождения Пу И, пришло сообщение: Административный совет Северо-Востока принимает решение учредить в Маньчжурии республику.

18 февраля один из членов этого совета по указке японца Итагаки объявил о принятии решения о создании республики, вслед за этим была опубликована «Декларация независимости Маньчжурии и Монголии». В ней говорилось:

«Несколько месяцев пролетели как миг со дня возникновения инцидента на Северо-Востоке. Народ всегда стремился иметь над собой власть, как жаждущий утолить свою жажду. В настоящее время, в период крупных преобразований, стремление народа к возрождению становится особенно искренним. …Создан новый орган власти, состоящий из высших руководителей каждой провинции Особого района Восточных провинций и Монголии, с присвоением ему названия „Северо-Восточный Административный комитет“. О создании этого Комитета было оповещено повсеместно. Этим всякая связь с правительством Чжан Сюэляна была прервана, и Северо-Восточные провинции приобрели полную независимость.

Деспотическая власть уже уничтожена, кончено кровопролитие. Народ пережил времена тяжких испытаний, когда никто не был уверен в сохранении своей жизни. Но не обсохли еще слезы пережитых горьких страданий и не искоренены еще окончательно остатки сил узурпаторской власти, которая подобна когтям хищного зверя. Необходима полная ликвидация этих сил, чтобы предотвратить всякую возможность их воскрешения и распространения.

В священных книгах говорится: «Королева расточает милости, а король оберегает народ».

Создание власти, ставящей своей целью благое управление и стремящееся обеспечить спокойствие и благосостояние возродившемуся народу, и является первой задачей Административного Комитета» . В заключительной части документа призывали всех соотечественников оказывать содействие и помощь Административному Комитету.

Когда эти новости дошли до императора, он был вне себя. «Всем сердцем возненавидел я Доихара и Итагаки, – вспоминал Пу И.– В тот день я, словно сумасшедший, бросив книгу „Искусство предвидеть будущее“ на ковер, метался по гостиной бывшего великого князя Су и курил одну папиросу за другой. Я вспомнил Тихий сад и вдруг подумал, что если не стану императором, то лучше бы мне просто жить спокойной жизнью человека, устранившегося от дел. Продав часть драгоценностей и картин, я мог бы выехать за границу и жить там в свое удовольствие» .

Затем Пу И решил высказать в письменной форме командованию Квантунской армии те мысли и доводы, которые возникли у него в голове, доказывающие необходимость сохранения наследственной императорской власти. И если японское военное командование не поддержит его, то сразу же вернуться в Тяньцзинь. Они сводились к 12 пунктам (четыре последних добавил один из его приближенных):

«1. Мы не можем отказаться от наследственной императорской власти из уважения к пятитысячелетним моральным устоям Восточной Азии.

2. Поддерживая высокую нравственность, прежде всего необходимо подумать об основах взаимоотношений между людьми, а для этого необходима наследственная императорская власть.

3. При управлении государством необходимо, чтобы народ был полон веры и уважения, а для этого необходима наследственная императорская власть.

4. Китай и Япония являются дружественными братскими державами. Если мы хотим жить в мире и добиться общей славы, то должны уважать прочно сложившиеся нравственные устои, с тем чтобы народы наших стран воспитывались в духе равноправия, а для этого необходима наследственная императорская власть.

5. Китай уже более 20 лет терпит вред, причиняемый ему демократической системой правления. За исключением ничтожной кучки эгоистов, огромное большинство народа ненавидит республику и полно любви к нашей династии, поэтому необходима наследственная императорская власть.

6.Маньчжуры и монголы издавна привыкли сохранять свои обычаи, и, чтобы добиться их доверия и уважения, необходима наследственная императорская власть.

7. Республиканская система с каждым днем приходит все в больший упадок, к этому нужно добавить растущую с каждым днем безработицу – все это причиняет японской империи огромные тревоги; если Китай добьется восстановления императорской системы правления, то это будет огромным благодеянием для наших народов как в умственном, так и в моральном отношениях, а для этого необходима наследственная императорская власть.

8. Великая династия Цин существовала в Китае более 200 лет, до этого она более 100 лет правила в Маньчжурии; в целях сохранения обычаев народа, успокоения людских сердец, умиротворения нашей земли, сохранения духа жителей Востока, восстановления императорской власти, укрепления императорских традиций как Вашей, так и нашей страны необходима наследственная императорская власть.

9. Расцвет Вашей страны приходится на царствование императора Мэйдзи. Его наставления и указы, обращенные к народу, направлены на воспитание у народа нравственности и преданности. Император Мэйдзи стоял за то, чтобы в науке использовались достижения Европы и Америки, а в качестве реальных устоев брал за образец Конфуция и Мэнцзы; он сохранял дух древнейших времен, царивших на Востоке, чтобы избежать тлетворного влияния европейских пороков; поэтому он добился того, что весь народ полюбил и стал уважать своих наставников и старших, которых они охраняют как зеницу ока. Все это заслуживает огромного уважения. Чтобы следовать по пути императора Мэйдзи, необходима наследственная императорская власть.

10. Все монгольские князья наследуют старые титулы. При введении же республиканской системы их титулы придется отменить, что вызовет среди них брожение, и не будет никакой возможности управлять ими. Поэтому нельзя обойтись без наследственной императорской власти.

11. Ваше государство оказывает поддержку и помощь трем Северо-Восточным провинциям, оно заботиться о счастье тридцатимиллионного народа, что заслуживает благодарности и уважения. Мы хотим лишь, чтобы Ваше внимание распространялось не только на население трех Северо-Восточных провинций; нашим искренним желанием является, чтобы Вы использовали Северо-Восточные провинции как основу к завоеванию сердец народа всей нашей страны и тем самым спасению его от бедствий и лишений. Что же касается общей судьбы, общего расцвета Восточной Азии, то с этим полностью связаны интересы девяностомиллионного народа Вашей империи. У нас не может быть различия и в формах правления. В целях развития обеих стран необходима наследственная императорская власть.

12. После событий года синьхай, когда я удалился от власти и стал жить среди народа, прошло уже двадцать лет. Я совершенно не думаю о личном почете и уважении, все мои помыслы направлены на спасение народа. Если появится кто-то, кто возьмет на себя эту миссию и справедливым путем изменит нашу несчастную судьбу, я, как простой человек, выражаю на это свое полное желание и согласие. Если же мне самому придется взяться за осуществление этой миссии, то уже невозможно будет восполнить урон, нанесенный двадцатилетним республиканским правлением. Если я не получу законного звания императора, то фактически не смогу пользоваться правом распоряжаться людьми и поэтому независимое государство не будет создано. Один титул без реальной власти вызовет лишь множество затруднений, не окажет никакой помощи народу и лишь увеличит его страдания, что совершенно расходится с моими намерениями. Тогда моя вина еще более усугубится, с чем я ни в коем случае не могу согласиться. Двадцать лет, в течение которых я не находился у власти, прервали мои связи с обществом, и если в один прекрасный день я снова начну управлять страной и народом, то кем бы я ни стал – президентом или императором, – я буду целиком и полностью удовлетворен. Все мои намерения направлены лишь на благо народа, на благо страны, на благо наших обеих держав, на благо общего положения в Восточной Азии. В этом нет никаких эгоистических, корыстных интересов, поэтому необходима наследственная императорская власть» .

Этот документ вместе с несколькими драгоценностями, предназначенными в подарок Итагаки, Пу И попросил своего приближенного Чжан Сяосюя передать японцу, который устраивал совещание в Шэньяне. Однако, как выяснилось позднее, тот даже не удосужился сделать это, так как рассчитывал от японцев получить хороший пост в будущем новом государстве. Он еще в беседе с Итагаки заверил последнего, что императора Пу И он берет на себя. Император как лист белой бумаги и японские военные могут на этом листе рисовать все, что захотят.

Во второй половине дня 23 февраля 1932 года состоялась встреча Пу И с Итагаки. Последний поблагодарил императора за подарки и затем пояснил, что приехал по приказу командующего Квантунской армией Хондзе с докладом по вопросу создания нового государства на территории Маньчжурии. «Народ в Маньчжурии не поддерживает жесткий режим Чжан Сюэляна, – начал Итагаки неторопливо и тихим голосом рассказ о плане создания нового государства, – японские права и привилегии не имеют никаких гарантий… Японская армия желает искренне помочь маньчжурам установить добродетельное правление и создать рай. …Это новое государство получит название Маньчжоу-Го. Столица его – город Чанчунь, который с этим пор будет называться Синьцзин – новая столица. В состав государства войдут пять главных национальностей: маньчжуры, монголы, ханьцы, японцы и корейцы. Японцы, живущие в Маньчжурии в течение многих десятилетий, отдают свои силы и способности; поэтому их юридическое и политическое положение, естественно, должно быть такое же, как и других национальностей. Например, они могут, как и другие, служить чиновниками в новом государстве» .

Итагаки вытащил из портфеля Декларацию маньчжурского и монгольского народов, а также пятицветный флаг Маньчжоу-Го и положил на стол перед Пу И. Пу И больше всего интересовал вопрос о характере будущего государства: будет это монархия или республика? Он настаивал на монархии, но японец сказал, что административный совет принял решение и поддерживает кандидатуру Пу И на пост главы нового государства, то есть верховного правителя. «Я очень благодарен за большую помощь вашего государства; по всем другим вопросам мы можем договориться, но режим верховного правителя я принять не могу, – возбужденно и запальчиво отвечал Пу И на предложение Итагаки. – Императорский титул достался мне от предков; если я отменю его, то поступлю нечестно и непочтительно по отношению к ним». – «Так называемый режим верховного правителя – это лишь переходный период, – услышал он в ответ. – Я уверен, что, когда будет образован парламент, он обязательно примет конституцию о восстановлении императорской системы. Поэтому в настоящее время такой „режим“ можно рассматривать как переходный период» . Пу И трижды повторил свои двенадцать пунктов о необходимости наследственной власти, составленные раньше, доказывая, что отказаться от них он не может. Итагаки настаивал на своем, их разговор продолжался больше трех часов. Наконец японец спокойно начал собирать свой портфель, давая понять, что беседа закончена и посоветовав своему оппоненту как следует подумать до завтра. В тот день вечером Пу И дал банкет в гостинице «Ямато» в честь Итагаки. На банкете, который закончился в 10 часов вечера, он внимательно следил за настроением Итагаки. Однако лицо последнего было совершенно бесстрастным, он много пил, с радостью присоединялся к каждому тосту, ни разу не напомнив о споре, возникшем несколькими часами раньше. На следующее утро японец пригласил к себе помощников Пу И и просил их передать своему господину, что требования японского военного ведомства не изменились. Если Пу И их не примет, его поведение будет сочтено как явно враждебное и по отношению к нему будут приняты меры, как к врагу.

Этими словами Пу И был страшно напуган, у него подкосились ноги и он упал на диван, долго не мог выговорить ни слова. Один из его советников, успокаивая императора, сказал, что, как гласит китайская пословица, «не войдя в логово тигра, не добудешь и тигренка». Что надо разбираться в сложившейся обстановке, что они находятся теперь в руках японцев, и не стоит нарываться на неприятности, и ни в коем случае нельзя сейчас порывать с японцами. Следует действовать гибко и обдуманно в зависимости от обстоятельств, лучше используя замысел противника. Другие в окружении Пу И также настаивали на том, что не следует порывать с японцами, так как они поступят так, как говорят. Следует временно на один год согласиться с японским военным ведомством, но если через год императорская власть не будет восстановлена можно отказаться от звания правителя. На этом и порешили, послав гонца к Итагаки. Вскоре гонец вернулся и заявил, что Итагаки согласен и сегодня вечером устроит маленький банкет в честь будущего правителя. Вечером Итагаки на банкет пригласил для гостей японских проституток, все пили вино и веселились. Японец не скрывал своего удовольствия, много пил, угощал вином Пу И, желая «успешного будущего исполнения всех его желаний».

«Таким образом, – писал Пу И позже, живя в КНР, – я из-за своей бесхарактерности, а также потому, что мечтал о реставрации трона, открыто вступил на этот подлый и низменный путь, стал главным предателем своей родины, фиговым листком для кровавых правителей. Под прикрытием этого фигового листка с 23 февраля 1932 года Северо-Восток нашей родины полностью превратился в колонию и для тридцати миллионов соотечественников началась жизнь, полная бедствий и страданий» .

29 февраля 1932 года так называемая Всеманьчжурская ассамблея по указанию четвертого отдела Квантунской армии в Шэньяне приняла «Декларацию о независимости нового Монголо-Маньчжурского государства».

В ней говорилось: «Маньчжурия и Монголия начинают новую жизнь. В древние времена Маньчжурия и Монголия не раз были аннексированы и разъединены, но теперь природная связь восстановлена.

Эти земли обладают колоссальными природными богатствами, и народы, здесь живущие, отличаются прямодушием и простотой нравов.

С течением лет народонаселение Маньчжурии и Монголии увеличилось и параллельно этому – растет и крепнет народное хозяйство, увеличиваются рынки сбыта сырья и пушнины.

В 1911 году в Китае произошла революция. С первого же момента по образовании республики, деспотическая военщина захватила Три восточных провинции.

Военные тираны около двадцати лет преступно попирали международное и государственное право, демонстрируя на весь мир исключительную жадность, откровенный грабеж населения и отвратительный разврат.

Все это болезненно отзывалось на народных массах.

В результате дикого управления государством, край сделался ареной экономического кризиса. Торговля и промышленность пришли в застой.

Тираны часто выступали за пределы Великой стены и этим вызывали междоусобные кровопролития. В конце концов, горе-правители потеряли всякий авторитет и вызвали ненависть всех соседних государств.

Преступно попирая народные права, они взялись и за преследование иностранцев. Весь край наполнился бандитскими шайками, которые, не встречая отпора со стороны властей, открыто грабили мирное население, опустошая села и деревни.

Вследствие этого росло народное недовольство, росли кадры голодных, но власти продолжали прежнюю самоубийственную политику.

Теперь тридцатимиллионное население Маньчжурии и Монголии, задыхавшееся при старых тиранах, может, наконец, вздохнуть свободно.

Новое государство открывает перед ним широкие двери и светлую новую жизнь.

К великому счастью 30-ти миллионов, рука соседней державы ликвидировала варварскую военщину, освободила измученный край от тиранов. Заря новой жизни призывает все народы Маньчжурии и Монголии пробудиться от сна и начать стройку новой жизни во имя лучезарного будущего.

Когда мы вспоминаем, что было внутри Китая и на его окраинах раньше, с момента революции до самых последних дней. Перед нами встают картины междоусобных войн, созданных беспринципными военными партиями, не имевшими ничего общего с народными массами, от имени которых они выступали.

Эти партии заботились лишь о своем частичном благе, и разве можно назвать их «национальными»? Конечно, нет, т.к. государственная власть в руках гоминьдана была синекурой диктаторов-сребролюбцев и бездельников.

Гегемония военных группировок довела страну до того, что в Китае было невозможно даже установление более или менее определенных территориальных границ.

Богатая страна дошла до нищеты. Все чаще в памяти народной стала воскресать эпоха счастливой жизни во времена династии «Дацин», а также династии трех императоров Таку.

Как доктора являются врагами болезни, так и мы, новое правительство, являемся ярыми врагами коммунизма, к которому неизбежно привели бы страну все старые военные группировки.

Несколько месяцев тому назад мы начали устраивать совещания по созданию здесь правого государства. Для этой цели мы пригласили представителей Мукдена, Гирина, Цицикара, Жехэ и монгольских хошунов. На всех этих собраниях мы вынесли единодушно следующие заключения:

Основываясь на том, что Маньчжурия и Монголия раньше были независимыми государствами, мы теперь решили создать мощное независимое государство «Маньчжоу-Го» из двух этих составных частей.

В настоящей декларации мы доводим до всеобщего сведения пока самые главные принципы нашей работы, о чем и ставим в известность иностранные государства.

Фундаментом будущего правления будет исключительно справедливость, исходящая из высших моральных норм.

Новое правительство будет опираться на широкие народные массы, а не на эгоистические интересы правителей.

Все граждане нового государства будут иметь равные права; всякие привилегии – личные, классовые и национальные – отменяются.

Кроме коренных жителей ханьского, маньчжурского и монгольского племен, все другие народности, как ниппонцы (так тогда именовались японцы – В.У. ), корейцы, русские и другие будут пользоваться в нашей стране всеми правами.

Ликвидировав темное прошлое, правительство реформирует законы, поощряя автономию уездов, развивая промышленность и сельское хозяйство, оказывая содействие в деле разработки естественных богатств.

Первоочередными задачами новой власти почитаются также реформа полицейского аппарата и непримиримая борьба с бандитизмом и коммунизмом.

Будут приложены все усилия для развития просвещения широких народных масс.

Особое покровительство получат в номов государстве религии, глумление над которыми будет рассматриваться как тяжелое преступление.

Все национальности, входящие в государство Маньчжоу-Го, получат возможности, подобно восходящему солнцу, сиять своим примерным поведением и создавать нетускнеющую славу Восточной Азии.

Во внешней политике будут также чистота и справедливость; будут признаны все долги старых властей. Те, кто пожелают вложить свои капиталы в торговлю и промышленность нового Государства, радушно будут приняты нами, согласно политике открытых дверей.

Вышеуказанная декларация является важной основой устройства нового государства. Начиная со дня ее правления, вся ответственность ложится на новое правительство.

Мы берем на себя заботы о 30-тимиллионном населении и клянемся, что выполним свой долг.

Правительство государства Маньчжоу-Го» .

Пу И назначался верховным правителем нового государства.

Далее по намеченному японскому сценарию следовало разыграть небольшой спектакль в двух действиях. Как сообщили Пу И – делегаты ассамблеи прибудут в Люйшунь просить его вступить на эту должность. Он должен к этому времени подготовить ответную речь. Таких речей должно быть две. Первая должна содержать отказ, а вторая – согласие, которое он должен был дать, когда делегаты ассамблеи обратятся со своей просьбой вторично.

1 марта 1932 года ожидаемые 11 делегатов прибыли в Люйшунь и встретились с Пу И. Начался спектакль, который длился двадцать минут. Делегаты, в соответствии с написанным сценарием и текстом краткой речи, усиленно «уговаривали» Пу И, а он всячески «отказывался». Второй акт спектакля прошел 5 марта, когда уже 29 делегатов по написанному сценарию прибыли, чтобы вторично обратиться к Пу И с «просьбой». На этот раз их миссия удалась. «Не смею отказаться от большой ответственности, которую налагает на меня ваше доверие, – заявил Пу И. – После глубокого размышления я понял, что не должен разочаровывать надежды народа… Постараюсь приложить все свои способности и буду выполнять функции верховного правительства в течение одного года. Если недостатков будет слишком много, то через год удалюсь от дел. Если же в течение года будет выработана конституция и установлена форма управления государством в соответствии с тем, как я это себе представляю, я снова подумаю, взвешу свои силы и буду решать, как поступить дальше» .

1 марта 1932 г. японский кабинет единогласно принимает решение о создании на оккупированной маньчжурской территории нового государства – Маньчжоу-Го. Во главе этого марионеточного государства японцы ставят последнего императора Цинской династии Пу И. Резиденцией Пу И и столицей нового государства становится Синьцзин («Новая столица»), бывший город Чанчунь. Меняется и административное деление: вместо трех крупных провинций: – Хэйлунцзян, Гирин, Фэнтянь – образовано 12 карликовых.

Через неделю 8 марта 1932 года Пу И вместе с женой Вань Жун, на поезде приехал в Чанчунь. Не успел поезд еще подойти к платформе вокзала, как на перроне раздались звуки военного оркестра. В окружении своей свиты, где были также японцы Амакасу и Каеисуми, Пу И вышел из вагона поезда. «Повсюду виднелись отряды японских жандармов и разноцветные ряды встречающих, – вспоминал он позднее. – Среди последних находились люди в длинных халатах, в куртках, в европейских костюмах и в японской одежде. В руках у них были флажки. Все это очень меня тронуло. Наконец я увидел то, о чем мечтал еще на пристани в Инкоу. Си Ся, указав на флаг с желтым драконом, видневшимся среди множества других флагов с изображением восходящего солнца, сказал: – Это все маньчжуры, они ждали ваше величество двадцать лет.

На глаза мои навернулись слезы, и я понял, что мне есть на что надеяться».

Флаг с изображением дракона и оркестр на железнодорожном вокзале Чанчуня, многолюдная церемония торжества по случаю вступления Пу И в должность Верховного правителя, приветственные речи – все это, как мы видим, произвело на Пу И глубокое впечатление.

«Если сработаться с японцами, – подумал он, – то, возможно, они поддержат меня и восстановят мой императорский титул. Раз я теперь глава государства, мне легче будет разговаривать с японцами. Когда у меня появится капитал» . Должность Верховного правителя Пу И рассматривал как ступень к переходу на «императорский трон».

Он считал, что должен «успешно преодолеть эту ступень» и благополучно занять «трон». Через несколько дней он высказал новые, пришедшие в его голову идеи своим китайским советникам, как «два клятвенных обещания и одно желание», которые он должен реализовать и после этого «спокойно умереть». Первое – Пу И будет стараться исправлять все свои прежние недостатки, особенно лень и легкомыслие. Второе – он готов мириться со всеми невзгодами и клятвенно обещал не останавливаться, пока не восстановит великие деяния предков. Третье – он просил небесного владыку ниспослать ему сына, чтобы продолжить род и дела великой династии Цин .

На следующий день 9 марта в наскоро подготовленном приемном зале была проведена официальная церемония вступления в должность Пу И. На этой церемонии с японской стороны присутствовали – директор Южно-Маньчжурской железной дороги Утида, командующий Квантунской армией Хондзе, начальник штаба Квантунской армии Миякэ, государственный советник Итагаки и другие важные лица, с китайской – ближайшее окружение Пу И, старые цинские сановники и некоторые монгольские князья, бывшие деятели фэнтяньской группировки милитаристов, юрист, оформлявший развод Пу И в Тяньнцзине. Верховный правитель Маньчжоу-Го был одет в европейский парадный костюм.

Под взглядом высоких японских должностных лиц «основатели нации» трижды по этикету поклонились Пу И, и тот ответил им одним поклоном. Затем «делегаты» от «имени народа Маньчжурии» преподнесли Пу И печать верховного правителя, завернутую в желтый шелк.

Затем от имени Верховного правителя была зачитана Декларация Верховного правителя по случаю основания государства» следующего содержания:

«Человечеству надлежит почитать нравственные начала. Признавать неравенство различных народов – значит угнетать других чтобы возвеличивать самих себя, и тем самым нарушая принципы морали вплоть до их полного попрания. Человечеству надлежит уважать принципы благожелательности и миролюбия, между тем как международная вражда направлена к причинению вреда другим и извлечению выгод для себя; тем самым принцип благожелательности и миролюбия нарушаются до их полного попрания.

Ныне создалось новое государство. Основой этого государства являются нравственность, благожелательность и миролюбие. Мы уничтожим различия между народами, не допустим международных столкновений. Пусть все увидят на деле осуществление приводящего к земному благополучию принципа справедливости Ван-Дао.

Сим призываю всех верноподданных совместно с Нами пойти по этому пути» .

После официального торжества состоялся прием иностранных гостей, на котором выступил с приветствием директор ЮМЖД Утида и с ответную речь Верховного правителя зачитал один из китайских сановников. После этого все вышли во двор на подъем флага республики Маньчжоу-Го и для фотографирования. Под конец был дан торжественный банкет.

Спустя примерно месяц после этих событий резиденция «верховного правителя» переехала в заново переоборудованное помещение – бывшее здание управления Гирин-Хэйлунцзянской соляной компании. Пу И дал называние некоторым помещениям и кабинетам, свой кабинет он назвал «кабинетом служения народу».

Итак в Маньчжурии было образовано «новое» государство – Маньчжоу-Го во главе с Пу И, целиком находившимся в руках японцев и их ставленников.

28 апреля 1932 г. начавшая выходить в Синьцзине на японском языке «Ежедневная маньчжурская газета» («Мансю нити-нити») писала в передовой статье: «1312 тысяч кв. км территории, простирающейся с севера на юг на 1700 км и с востока на запад на 1400 км, представляют собой широчайшее поле деятельности для освобожденного 30-миллионного маньчжурского населения. Согретое восходящим солнцем империи Ямато, оно начинает перелистывать страницы истории своего свободного развития, и ему более не угрожает ни колониальная экспансия Запада, ни коммунистическая агрессия со стороны СССР или агентов Коминтерна из Пекина или Нанкина».

13 марта 1932 г. министр иностранных дел Маньчжоу-Го послал в адрес М.М.Литвинова телеграмму, в которой извещал о создании маньчжурского государства, заявлял о признании этим государством международных обязательств Китайской Республики и предлагал установить «формальные дипломатические отношения». Однако прямого ответа на данное предложение Москва не дала. 23 марта 1932 г. чиновник советского генконсульства в Харбине посетил начальника дипломатического отделения в этом городе только для того, чтобы сообщить о получении этой телеграммы Кремлем .С точки зрения международного права существование консульских отношений, по мнению историка-китаеведа Р.А.Мировицкой, вовсе не означает дипломатического признания того или иного государственного образования. В 1933 г. японское правительство и маньчжурские власти вновь подняли перед советским правительством вопрос об обмене послами между Маньчжоу-Го и СССР, Советский Союз вновь ответил отказом . Однако это не мешало Москве поддерживать фактически дипломатические отношения с Маньчжоу-Го. Так, Советский Союз разрешил маньчжурским властям открыть пять консульств, в том числе и в Москве. Столько же существовало советских консульств в Маньчжурии. НКИД вполне логично объяснял этот шаг «практической необходимостью поддерживать фактические отношения с той властью, которая существует в настоящее время в Маньчжурии, где имеется наша дорога, где мы имеем десятки тысяч наших граждан, где мы имеем 5 наших консульств и где, кроме власти Маньчжоу-Го, нет никакой другой, с кем можно было бы разговаривать и вести дела» .

Хорошо известно, что в Китае издревле среди распространенных самых разнообразных форм культа, особое значение в народе имел культ предков, который обозначал обожествление и почитание общего предка рода или семьи по мужской линии. Иными словами, культ предков, который должен был особо почитаться, – это вера в самостоятельное существование духа покойного.

Потомки умершего всегда считали, что его дух постоянно сохраняет связь с ними и влияет на их жизнь. А раз это так, ему следует регулярно помогать, снабжать всем необходимым: жильем, пищей, одеждой, предметами первой необходимости и т.п. Все это «доставлялось» духам предков путем жертвоприношений.

Строго соблюдая сложный ритуал почитания духов предков, потомки рассчитывали на их помощь в самых различных земных делах. Они просили покойников продлить жизнь членов семьи, дать счастье и благополучие всему роду. В то же время потомок при церемонии поклонения предкам должен был раз в год как бы отчитаться перед своими родителями за содеянное и доложить о своих будущих планах.

26 июня 1932 г. Пу И как раз и совершил такую церемонию, поклонившись предкам и произнеся при жертвоприношении следующие слова:

«Тяжело в течение 20 лет взирать на бедствия, испытываемые народом, и быть бессильным ему помочь. Сейчас, когда народ трех Северо-Восточных провинций оказывает мне поддержку и дружественная держава помогает мне, обстановка в стане вынуждает меня принять на себя ответственность и выступить на защиту государства. Приступая к какому-либо делу, нельзя заранее знать, будет оно удачно или нет.

Но я помню приметы государей, которым пришлось в прошлом приходилось восстанавливать свой трон. Например, цзиньский князь Вэнь-гун нанес поражение циньскому князю Му-гуну, ханьский император Гуан У-ди сверг императора Гэн-ши, основатель государства Шу одержал победу над Лю Бяо и Юань-шао, основатель минской династии разбил Хань Линьэра. Всем им, чтобы выполнить свою великую миссию, приходилось прибегать к внешней помощи. Сейчас я, покрытый позором, желаю взять на себя большую ответственность и продолжать великое дело, с какими бы трудностями оно не было связано. Я хочу отдать все свои силы тому, чтобы непременно спасти народ, и буду действовать весьма осторожно.

Перед могилами предков я искренне говорю о своих желаниях и прошу у них защиты и помощи» .

В июне 1932 г. нижняя палата японского парламента на своем заседании единогласно приняла резолюцию о немедленном признании Маньчжоу-Го. Было также решено учредить в Маньчжурии должность посла, в задачи которого входили бы координация деятельности там всех японских учреждений, а также командование Квантунской армией .

Пред тем, как де-юре признать Маньчжоу-Го в Токио 15 сентября 1932 г. собралось на заседание японское правительство, которому Штабом Квантунской армии, обосновавшимся в Синьцзине, был подготовлен и издан специальный справочник «Маньчжоу-Го». Любой член правительства из справочника мог узнать о природных богатствах Маньчжурии. Запасы железной руды оценивались в 5 млрд. т, угля – 20-30 млрд.т, древесины – 100 млрд. куб.м, нефтяных сланцев – свыше 7 млрд.т, имелись значительные запасы руд цветных металлов, а сельское хозяйство позволяло собирать ежегодный урожай зерновых порядка 18-20 млн.т. Правление ЮМЖД подготовило и опубликовало приложение к справочнику, в котором давалось краткое описание уже существующих промышленных центров в Аньшане, Фушуне, Мукдене. И Японское руководство надеялось в скором времени попользоваться этими богатствами Маньчжурии. (На долю Японии уже в начале 30-х годов приходилось 39% маньчжурского экспорта и 41% импорта, а в конце десятилетия – соответственно 65; и 85%) .

Именно познакомившись с этими данными 15 сентября 1932 года японское правительство признало Маньчжоу-Го де-юре.

Еще до признания Маньчжоу-Го де-юре в Токио была разработана первоначальная схема его государственного устройства, создававшая видимость самостоятельности. Формально вся полнота власти в стране сосредоточивалась в руках верховного правителя, а затем «императора» Пу И. Он же был объявлен главнокомандующим «национальных вооруженных сил». «Государственный совет» то есть правительство, состоял из министров, назначаемых Пу И после одобрения их кандидатур японцами. Президентом «Государственного совета» был назначен Чжан Цзинхуй, сотрудничавший многие годы с Чжан Цзолинем в интересах японского империализма. Таким же образом назначались начальники управлений и департаментов.

В действительности же вся власть принадлежала чрезвычайному и полномочному послу Японии в Маньчжоу-Го, он же по совместительству главнокомандующий Квантунской армии. Ему подчинялись все японские офицеры-советники в армии Маньчжоу-Го, а как послу – все японцы, занимающие любые должности в аппарате правительства и местных провинциальных органах власти. При посольстве Японии был создан департамент «общих дел», который контролировал деятельность всех министров и начальников департаментов правительства. Начальник этого департамента, японец, собирал так называемые координационные совещания вице-министров, на которых рассматривались проекты законов и постановлений. Затем они формально утверждались «Государственным советом».

К концу 1932 года в государственном аппарате Маньчжоу-Го находились специально подготовленные и командированные из Токио три тысячи заместителей и советников – японцев, которые по существу и вершили все дела «государства» Маньчжоу-Го .

Еще до официального признания Маньчжоу-Го японцы совершенно секретно подготовили будущий проект договора о сотрудничестве.

На Токийском процессе в 1946-1947 гг. на стол суда в качестве доказательства была положена секретная стенограмма заседания Тайного совета Японской империи от 13 сентября 1932 г., в которой содержался текст секретной части договора между Японией и Маньчжоу-Го и приводились высказывания членов этого совета, которым надлежало этот договор утвердить. Документ довольно любопытный и циничный.

В данном документе оговаривалось, что это соглашение «будет строго конфиденциальным по взаимному соглашению между Японией и Маньчжоу-Го».

«А. Маньчжурия доверит нашей стране ее национальную оборону и поддержание мира и порядка и будет нести все соответствующие расходы, – говорилось в пункте первом.

Б. Маньчжурия согласна, чтобы контроль над железными дорогами, гаванями, речными путями, воздушными линиями и т.п., так же как и сооружение новых пуей сообщения, поскольку это будет проводиться нашей имперской армией для целей национальной обороны, был полностью доверен Японии или такой организации, какую она назначит, – говорилось в пункте втором.

В. Маньчжоу-Го поможет всеми возможными средствами в отношении различных необходимых мероприятий, проводимых нашей имперской армией, – говорилось в пункте третьем. –

Г. На должность государственных советников Маньчжоу-Го будут назначаться японцы из числа людей дальновидных и хорошо себя зарекомендовавших, и, кроме того, японцы будут чиновниками как центральных, так и местных правительственных учреждений. Выбор этих чиновников будет делаться по рекомендации командующего Квантунской армией, их смещение будет производиться с его же согласия. Вопрос увеличения или уменьшения числа государственных советников будет решаться переговорами между обеими сторонами».

Судя по представленным документам, этот проект договора вызвал неоднозначную реакцию и споры даже у некоторых государственных деятелей Японской империи.

Так, советник Окада, одобрявший проект договора, в то же время заявил «что маньчжурский вопрос не может быть разрешен просто нашим признанием Маньчжоу-Го», поскольку секретное соглашение нарушало международный «пакт девяти держав», согласно которому Япония обязалась уважать целостность китайского государства и независимость его народа.

Окада не скрывал от коллег обуревавших его сомнений: «Сравнение секретных соглашений в этом проекте с „пактом девяти держав“ показывает, что есть немало спорных пунктов, выявляющих противоречия между этими двумя документами. Кроме того, возможно ли вообще сохранить эти соглашения в строгом секрете? Это, вероятно, возможно для Японии, но едва ли возможно для Маньчжоу-Го. Я считаю, что нужно признать невозможность сохранения их в тайне. В случае если секреты будут разглашены, Китай не будет молчать, а потребует созыва конференции держав, подписавших „пакт девяти держав“… И Япония попадет в очень затруднительное положение».

Министр иностранных дел Утида поспешил успокоить почтенного советника. Он заявил, что «пакт девяти держав» предусматривает уважение территориальной неприкосновенности Китая, но не предусматривает такого положения, когда часть Китая становится независимой в результате его внутреннего разделения. Он ссылался также на помощь «дальневосточных мюнхенцев»: «Посол Дебути недавно спросил у руководящих деятелей Америки, заявят ли они протест, если Япония признает Маньчжоу-Го. Они ответили, что у них нет ни малейшего намерения заявлять какой-либо протест или созывать конференцию девяти держав, поскольку нет никакой надежды на то, что такая конференция придет к какому-нибудь соглашению. – И далее Утида резюмировал: – Я не вижу никаких возражений против того, чтобы Маньчжурия поручила Японии заниматься теми вопросами, которыми она сама не может заниматься. Если же секретные соглашения между Японией и Маньчжоу-Го будут разглашены, то я не думаю, чтобы о них стало известно от нашей стороны. Нужно обратить особое внимание Маньчжоу-Го на то, чтобы эти соглашения не были разглашены им».

Министра энергично поддержал советник Исии: «Теперь, когда Япония формально признала Маньчжлу-Го и вступила в союз с последним, Япония будет в состоянии в будущем заявить, что независимость Маньчжоу-Го – результат разложения Китая и что территориальная целостность Китайской республики была нарушена не кем иным, как Маньчжоу-Го. Это сведет к нулю аргумент, что якобы Япония нарушила „пакт девяти держав“. Теперь, когда Япония заключила союз с Маньчжурией ради объединенной национальной обороны, я полагаю, что не встретится возражений против размещения японских войск в Маньчжурии, таким образом, последняя резолюция Лиги Наций превратиться в пустой клочок бумаги».

Даже военному министру Араки, славившемуся своей агрессивностью параграф «А» приведенного выше договора показался чрезмерным.

«Национальная оборона Маньчжоу-Го является одновременно и национальной обороной нашей страны, – сказал он. – Поэтому я считаю, что будет несправедливо и неразумно заставить Маньчжурию одну вести все расходы, необходимые для национальной обороны».

Но, несмотря на определенные сомнения и дискуссию, когда председатель Тайного совета предложил проголосовать, то закон был принят единогласно. После чего, как значится в протоколе, «его величество император удалился во внутренний дворец» .

А вот как подготовку данного документа описывал сам Пу И, признавая, что он был марионеткой в руках японского командования.

«18 августа 1932 года Чжэн Сяосюй пришел ко мне в кабинет, вынул пачку документов и сказал: – Вот соглашение, которое мы оформили с командующим Хондзе. Прошу ваше величество ознакомиться. Просмотрев соглашение, я пришел в ярость.

– Кто разрешил вам подписывать это?

– Все это было оговорено с Итагаки еще в Люйшуне, – спокойно ответил Чжэн Сяосюй. – Итагаки говорил об этом с вашим величеством еще раньше.

– Что-то я этого не помню. Да если бы и говорил. Перед тем как подписывать, следовало сказать мне об этом!

– Так мне велел Хондзе. Он боялся, что Ху Сыюань и другие, не поняв сложившегося положения, только осложнят все дело.

– Кто же все-таки здесь хозяин? Вы или я?

– Виноват. Это соглашение лишь временная мера. Если ваше величество рассчитывает на помощь японцев, как же можно отказать им в правах, которые они фактически уже имеют? В будущем можно будет подписать другое соглашение, по которому эти права будут иметь силу лишь определенный срок.

Он был прав. Права, которые японцы просили в соглашении, фактически давно уже принадлежали им. Соглашение имело 12 пунктов и множество всяких приложений. Основное содержание его было таково: охрана государственной безопасности и общественного порядка в Маньчжоу-Го полностью возлагается на Японию; она будет контролировать железные дороги, порты, водные и воздушные пути, а также в нужном случае создавать новые; за материальные ресурсы и оборудование, необходимое японской армии, отвечает Маньчжоу-Го. Япония имеет право проводить разведку недр и строить шахты; японцы могут назначаться на должности в Маньчжоу-Го; Япония имеет право переселять в Маньчжоу-Го японцев и т.п. В соглашении оговаривалось, что в дальнейшем оно ляжет в основу официального двухстороннего договора. …Раз я рассчитывал на помощь, полагалось платить вознаграждение. …Оставалось только смириться с тем, что уже произошло» .

К середине сентября 1932 год из Японии в Чанчунь прибыл новый командующий Квантунской армией и первый посол в Манчжоу-Го Муто Нобуеси (генерал-полковник в прошлом, занимал должности заместителя начальника штаба, главного инспектора по подготовке, военного советника. В Первую мировую войну он командовал японской армией, которая оккупировала Сибирь, скончался в 1933 году), вскоре получивший звание маршала.

От имени японского правительства он и подписал 15 сентября 1932 года японо-маньчжурский протокол, в основе которого лежало подписанное ранее секретное соглашение.

По заведенному порядку три раза в месяц Пу И встречался с новым командующим Квантунской армии и послом Японии для обсуждения некоторых вопросов.

Выбор Пу И японцами в качестве правителя Маньчжоу-Го был обусловлен его притязаниями на реставрацию в Китае монархической власти Цинов. Японцы рассчитывали сделать Пу И орудием утверждения японского господства на всей территории Китая. Не дожидаясь обсуждения доклада комиссии Литтона в Лиге наций, японское правительство поспешило «признать» де-юре Маньчжоу-Го и подписать с его правительством 15 сентября 1932 г. в Синьцзине «Протокол Ниппоно-маньчжурского соглашения».

1-й пункт этого «соглашения» предусматривал признание и уважение прав и интересов Японии и японских подданных на территории Маньчжоу-Го в соответствии со всеми прежними японо-китайскими договорами, соглашениями и различными частными договорами ; 2-й пункт протокола зафиксировал, что в случае признания наличия угрозы территории, миру, порядку, сосуществованию одной из «высоких договаривающихся сторон» Япония и Маньчжоу-Го будут совместно сотрудничать в поддержании национальной безопасности пострадавшей стороны. В этих целях японские войска будут размещены на территории Маньчжоу-Го .

Японские власти, вскользь намекая местным китайским чиновникам на возможные неприятности в ближайшем будущем, рекомендовали тем, кто служил прежнему маньчжурскому правительству, не оставлять своих постов и продолжать исполнять свои обязанности. Это было частью общего плана: весь мир и, в первую очередь Лига Наций, должны убедиться, что образование Маньчжоу-Го – результат «революции, осуществленной самим народом Маньчжурии»; Япония имеет к этому лишь косвенное отношение. Но была и другая часть плана – в соответствии с которой еще в сентябре генерал-лейтенант Хондзе получил приказ из «нейтрального» Токио: «Выселить 25 тысяч китайских семей и подготовить условия для переселения на их место японских семей». Эта часть плана стала быстро исполняться даже с определенным превышением: если до оккупации в Маньчжурии было около 250 тысяч японцев (из них 115 тысяч в Квантунской области), то уже к концу 1932 года их число достигает 390 тысяч (при этом 220 тысяч – за пределами этой области).

На территории Маньчжурии в спешном порядке были размещены 150 тысяч солдат и офицеров Квантунской армии. С марта 1932 года под эгидой Токио начинают формироваться и «национальные вооруженные силы» Маньчжоу-Го, которые уже к концу года насчитывали более 75 тысяч военнослужащих. Оснащены они были за счет японских поставок старым, снятым с вооружения в японской армии снаряжением. У нижних чинов встречались и такие музейные экспонаты, как ружья Маузера образца 1888 года, пехота, саперы и кавалерия были вооружены малокалиберными пятизарядными японскими винтовками и карабинами. Все унтер-офицеры были снабжены очками от пыли, по два унтера на эскадрон – биноклями. Каждому офицеру полагались и очки, и бинокль. Главнокомандующим являлся Пу И, которому формально принадлежала и вся полнота гражданской власти. А в действительности вся реальная власть была сосредоточена в руках чрезвычайного и полномочного посла Японии в Маньчжоу-Го, который по совместительству был и главнокомандующим Квантунской армии. Во все воинские соединения Маньчжоу-Го – от взвода и до дивизии – назначались японские военные советники и инструкторы, определявшие программы военного обучения и идеологического воспитания и отвечавшие за моральных дух солдат. При штабах воинских частей создавались японские жандармские подразделения общей численностью около 18 тысяч человек, выполнявшие контрразведывательные функции. Еще четыре тысячи агентов секретных служб занимались контрразведкой. Все они должны были «защищать народ Маньчжурии от китайских большевиков, гоминьдановцев и прочих бандитов». Практически все финансовые рычаги также находились в руках японцев .

Обращает на себя внимание обилие различных разведывательно-полицейских органов в Маньчжоу-Го, доказывающих, что оно создавалось как полицейское государство.

Кроме полицейского аппарата там существовали следующие японские разведывательно-полицейские органы:

Японская разведка, глава которой подчинялся непосредственно Токио.

Японская жандармерия, подчиненная японским военным властям.

Жандармерия Манчжоу-Го, подчиненная военным властям Маньчжоу-Го.

Государственная полиция Министерства Внутренних Дел Маньчжоу-Го.

Городская полиция, управляемая городскими властями.

Японская консульская полиция.

Отделы уголовного розыска, самостоятельные и не подчинявшиеся городской полиции.

Государственные разведывательные органы Военного Министерства Маньчжоу-Го.

Железнодорожная полиция в ведении железнодорожной администрации.

Кроме того, к концу 1932 года в государственном аппарате Маньчжоу-Го насчитывалось около трех тысяч японских «советников» и «консультантов» правительственной администрации. (К 1935 году их число уже достигало 5 тысяч, а к 1945 –му – 100 тысяч человек). Не только департамент или контора, но и рядовой служащий работал под присмотром одного или даже двух «советников»; они контролировали все и вся, требуя неукоснительного выполнения своих распоряжений.

Кто же выступал в роли японских советников в Маньчжоу-Го, учитывая срочную потребность в большом количестве «советников» и «консультантов»?

Как сообщал итальянский разведчик Амлето Веспа, в те годы работавший в Маньчжоу-Го на японцев, первый контингент японских советников при правительстве Маньчжоу-Го составляли самые случайные люди: любой японец, который с грехом пополам объяснялся по-китайски или по-русски, вполне мог рассчитывать на эту должность. Более того, в 1932 году 95% всех японцев в Маньчжурии – это люди, так или иначе находившиеся в натянутых отношениях с законом: содержатели публичных домов и притонов, торговавших наркотиками, контрабандисты и авантюристы всех мастей – короче говоря, представители самых разных видов подпольного бизнеса. До оккупации все эти люди с сомнительным прошлым и не менее сомнительным настоящим, находясь под защитой своего белого флага с красным кругом в центре и пользуясь правами экстерриториальности, были недосягаемы для китайских законов. Теперь большинство из них – и многие неожиданно для самих себя – оказались в креслах начальников административных учреждений, стали обладателями почти неограниченной власти, наказывая или милуя «по настроению». Нельзя сделать и шага без того, чтобы не заплатить им. Если бы японцы могли, они, наверное, обложили бы всех неяпонцев налогом за саму возможность дышать маньчжурским воздухом . (Это вообще тенденция оккупационной политики Японии: ведь еще после русско-японской войны 1904-1905 годов китайцы в завоеванном японцами у России Квантуне съели всех своих собак, мясо которых широко употребляется в пищу и китайцами, и корейцами, потому, что новые хозяева и это животное обложили непомерным налогом).

В строительстве и функционировании марионеточного государства Маньчжоу-Го японские власти в Токио важное место отводили наградной системе как инструменту не только поощрения, но и управления политической элитой «нового независимого государства». Но в не меньшей степени эта созданная ими система использовалась «для собственных нужд». Ордена и медали Маньчжоу-Го щедро вручались членам японской императорской семьи и представителям высшей аристократии, многочисленным японским чиновникам и советникам, работавшим в правительстве «империи», офицерам и рядовым солдатам Квантунской армии, а также чиновникам некоторых местных администраций Китайской республики, которые тесно сотрудничали с Маньчжоу-Го. Награждение же других иностранных граждан осуществлялось довольно редко.

Официально система государственных наград Маньчжоу-Го брала свое начало с закона, подготовленного японскими чиновниками об орденах за заслуги и медалях, принятого 19 апреля 1934 г. Наградная система новой «империи» была заимствована из Японии и практически была ее «калькой». В ней существовали аналоги большинства японских орденов (в том числе те же степени, правила награждения и ношения как и в Японии). Внешний вид орденов Маньчжоу-Го разрабатывал профессор Хата Секити, преподававший в Токийском высшем техническом училище. Они изготавливались на монетном дворе в г. Осака (Япония) и обычно имели клеймо этого монетного двора в виден латинской буквы «М» Ордена, как утверждает О.Розанов, были выполнены в типичной для японских мастеров манере и технике. На ее реверсе имеются такие же иероглифы, как и на японских орденах.

Медали изготавливались на Осакском монетном дворе, а также некоторыми частными фирмами. Наградные планки, розетки на лацкан и даже наградные коробочки были аналогичны японским.

Офицеры и солдаты Квантунской армии носили награды Маньчдоу-Го наряду с японскими. Порядок расположение на общей колодке определялся последовательностью их получения награжденным.

Маньчжурский орден Столпов государства был учрежден эдиктом Пу И 14 сентября 1936 г. Он имел восемь степеней и соответствовал японскому ордену Священного сокровища. Название ордена было взято из китайской классической истории.

1 октября 1938 г. были учреждены Ордена и медали Общества Красного Креста Маньчжоу-Го. Помимо этого в Маньчжоу-Го было введено около восьми медалей.

Оккупировав Маньчжурию, Япония перешла к укреплению военного положения этого района для будущего наступления на СССР. Началась постройка и модернизация сети железнодорожных путей и шоссейных дорог к стратегическим пунктам вдоль советской границы. Создавался пояс укрепленных районов, особенно на приморском направлении. Одновременно значительно наращивалась мощь Квантунской армии: за десять лет, с двух дивизий в 1931 году она выросла до 15. На стратегических направлениях появились военные аэродромы и склады, казармы для солдат, оборонительные сооружения. По берегам Сунгари и по правому берегу Амура выросли пристани и речные порты. В тылу возникли крупные военные заводы и арсеналы. Сеть построенных маньчжурских железных и шоссейных дорог вела от главных центров к пограничной с Советским Союзом полосе. Глубокая полоса вдоль советской границы густо заселялась японскими колонистами-запасными, готовыми в любой момент облечься в военную форму и влиться в Квантунскую армию.

В течение 1936 г. японцы спровоцировали здесь более 40 пограничных инцидентов, которые грозили перерасти в серьезное военное столкновение. Активизировались военные провокации и на западных границах Маньчжоу-Го – с Монгольской Народной Республикой. Эти пограничные столкновения иногда носили характер открытой разведки боем. Японским разведывательным группам часто удавалось углубляться на монгольскую территорию и проводить рекогносцировочные работы по подготовке вторжения со стороны Маньчжурии. Демонстративно провокационные действия сопровождались активизацией антисоветской и антимонгольской пропаганды по радио и в печати в Японии и особенно в Маньчжоу-Го.

23 марта 1935 г. в Токио было подписано «Соглашение между Союзом Советских Социалистических республик и Маньчжоу-Го об уступке Маньчжоу-Го прав Союза Советских Социалистических республик в отношении Китайской Восточной железной дороги (Северо-Маньчжурской железной дороги)». Соглашение состояло из 14 статей, весьма подробно регламентировавших порядок передачи дороги, выплаты выкупной суммы и поставок товаров. В соглашении ничего не говорилось о праве собственности СССР на КВЖД – употреблялась общая формулировка «все права», которые СССР уступает за сумму в 140 млн. иен правительству Маньчжоу-Ди-Го.

Напомним, что переговоры о покупке Японией железной дороги начались с июня 1933 года и завершились почти через два года. Первоначальная цена, которую запрашивала советская сторона – 250 млн. золотых рублей (по курсу того времени это 625 млн. иен), а продана была КВЖД за сумму в четыре раза меньшую.

Напряженность в отношениях между Японией и СССР еще больше возросла после заключения в августе 1937 г. советско-китайского договора о ненападении. Этот период ознаменовался крупными военными авантюрами Токио, осуществляемыми с территории Маньчжоу-Го, прежде всего необъявленной войной на Халхин-Голе в мае-сентябре 1939 г. Однако отпор, который получила японская военщина, позволил сохранить независимость МНР и заставил японское руководство отложить планы «экспансии на север» против Советского Союза.

После заключения в 1936 г. Японией, Италией и Германией агрессивного «антикоминтерновского пакта» со стороны военного руководства Японии стали делаться попытки втянуть в этот пакт и Маньчжоу-Го. Так, 13 ноября 1937 г. командующий Квантунской армией направил совершенно секретную телеграмму товарищу военного министра и заместителю начальника японского генерального штаба. «Я полагаю, – писал командующий Квантунской армии, – что при настоящих обстоятельствах было бы своевременно заставить Маньчжоу-Го присоединиться к указанному пакту… В случае если у вас нет особых возражений, мы бы хотели, чтобы Маньчжоу-Го начала свою дипломатическую деятельность в этом направлении» .

Это предложение мотивировалось, в частности, и тем, что такое присоединение помогло бы добиться международного признания государства Маньчжоу-Го.

Однако если японские военные пытались форсировать этот процесс, то дипломаты страны Восходящего Солнца действовали в том же направлении осторожнее и медленнее, но последовательнее.

Об этом красноречиво может свидетельствовать вторая телеграмма от 15 мая 1938 г. командующего Квантунской армией в японское военное министерство. Ссылаясь на свою первую телеграмму, упомянутую выше, командующий указывает: «Теперь, когда договор о дружбе между Маньчжоу-Го и Германией подписан и дипломатические отношения между двумя странами установлены… необходимо, чтобы Маньчжоу-Го присоединилась возможно скорее к „антикоминтерновскому пакту“» .

И, наконец, 24 мая 1938 г. военное министерство дало фактическому хозяину Маньчжурии – командующему японской оккупационной армией долгожданный положительный ответ: «Мы считаем, что будет лучше, если Маньчжоу-Го формально будет просить о вступлении в пакт по собственному желанию, а Япония окажет ей в этом помощь…» . Здесь мы видим, что решается вопрос – как лучше технически обставить вступление Маньчжоу-Го в «антикоминтерновский пакт».

После таких тайных приготовлений правительство Маньчжоу-Го, наконец, вступило в «Антикоминтерновский пакт». Им был подписан в феврале 1939 г. специальный Протокол о пролонгации Пакта против Коминтерна еще на пять лет. В нем говорилось:

«Правительство Японии, Германии, Италии, Венгрии, Маньчжоу-Ди-Го и Испании, констатируя плодотворность пакта, заключенного между ними в целях защиты против вредоносной активности Коминтерна, и общность интересов договаривающихся государств, требующих сплоченного сотрудничества против общего врага, решили пролонгировать означенный пакт и с этой целью постановили следующее:

Статья 1-я.

Пакт против Коминтерна, состоящий из заключенного 25 ноября 1936 года пакта и приложенного к таковому протокола, а также протокола от 6-го ноября 1937 года, и к которому присоединились: Венгрия – по протоколу от 24-го февраля 1939 года, Маньчжоу-Ди-Го – по протоколу от 24-го февраля 1939 года, Испания – по протоколу от 27-го марта 1939 года, – продлить сроком действия на пять лет…» .

К:Появились в 1932 году К:Исчезли в 1945 году

Маньчжо́у-го, Маньчжу́рия (кит. 滿洲國 , Государство Маньчжурия (кит. 大滿洲帝國 ), «Даманьчжоу-диго» (Великая Маньчжурская империя)) - марионеточное государство (империя), образованное японской военной администрацией на оккупированной Японией территории Маньчжурии ; существовало с 1 марта 1932 года по 19 августа 1945 года . Граничило с Японской империей , МНР , СССР , Мэнцзяном и Китайской Республикой .

Фактически Маньчжоу-го контролировалось Японией и целиком следовало в русле её политики. В г. вооружённые силы Маньчжоу-го участвовали в боях на реке Халхин-Гол (в японской историографии - «Инцидент у Номонхана»). В ходе советско-японской войны Маньчжоу-го прекратило существование. 19 августа 1945 года император Пу И был захвачен в здании аэропорта Фэнтяня десантниками Красной Армии . В территория Маньчжоу-го вошла в состав КНР .

История

Столкновение российских и японских интересов привело к русско-японской войне 1904-1905 годов, по итогам которой российское влияние в Маньчжурии было заменено японским. В период между и 1925 годами Япония значительно усиливает своё влияние во Внутренней Маньчжурии, опираясь на экономические рычаги .

Во время российской гражданской войны 1918-1921 годов Япония воспользовалась ослаблением России и оккупировала Внешнюю Маньчжурию. Маньчжурия стала ареной борьбы между Россией, Японией и Китаем.

Между Советской Россией и Японией была образована буферная Дальневосточная республика , однако дальнейшее усиление большевистского режима и разногласия западных держав с Японией привели к выводу оккупационных войск в 1925 году и восстановлению российской юрисдикции.

Командующий Квантунской армией одновременно являлся и японским послом в Маньчжоу-Го и имел право вето на решения императора. С 1932 по 1945 на этом посту друг друга сменили 6 человек:

1. Нобуёси Муто (8 августа 1932 - 25 июля 1933)
2. Такаси Хисикари (29 июля 1933 - 10 декабря 1934)
3. Дзиро Минами (10 декабря 1934 - 6 марта 1936)
4. Кэнкити Уэда (6 марта 1936 - 7 сентября 1939)
5. Ёсидзиро Умэдзу (7 сентября 1939 - 18 июля 1944)
6. Отодзо Ямада (18 июля 1944 - 11 августа 1945).

В государстве существовало Законодательное Собрание, чья роль фактически сводилась к формальному одобрению решений Госсовета. Единственной разрешённой политической партией являлось финансируемое правительством Общество Согласия ; кроме него, собственные политические движения было разрешено организовать нескольким эмигрантским группам, в частности, русским эмигрантам (см., например, Российская фашистская партия , Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи).

Административное деление

Общество Согласия

Ключевую роль в Маньчжоу-Го играло Общество Согласия . Его название объясняется выдвинутой японцами паназиатской концепцией «согласия народов», предполагавшей самоопределение различных азиатских народов по образцу советской модели «союза народов». Вместе с тем предполагалось сосуществование различных национальностей строго в рамках единого централизованного государства, что могло бы помочь избежать возможного ослабления. Общество Согласия предполагало самоорганизацию в рамках отдельных общин для разных национальностей; в нём были представлены монголы, маньчжуры, корейцы, японцы, мусульмане, русские эмигранты и китайское большинство. При этом для организации была характерна опора на традиционных для каждой общины религиозных лидеров.

Общество задумывалось как основная политическая сила Маньчжоу-Го, призванная заменить в этом качестве Квантунскую армию. Однако на деле Общество Согласия превратилось в идеологический инструмент в руках японских военных. В середине 30-х годов руководство Квантунской армии приказало обществу провести чистку своих лидеров, обвинённых в левых симпатиях. После чистки организация стала, фактически, ничем не отличаться от своих прародителей - фашистских партий Европы того времени, стоящих на позициях антикоммунизма и корпоративизма, и была преобразована для мобилизационных целей.

В общество были включены все госслужащие, вплоть до учителей, и все важные фигуры общества. Молодёжь в возрасте от 16 до 19 лет, начиная с 1937 года, автоматически зачислялась в организацию. К 1943 в обществе состояло до 10 % населения Маньчжурии.

Хотя формально в Маньчжоу-Го и не устанавливалась однопартийная система , фактически единственной разрешённой политической партией являлось Общество Согласия. Исключением из этого правила являлись различные политические движения проживавших в Маньчжурии иммигрантов.

Вооружённые силы

Ключевую роль в создании и дальнейшей жизни Маньчжоу-Го играла Квантунская армия - японская группа армий на Дальнем Востоке. Решение о захвате Маньчжурии в 1932 году было принято командованием Квантунской армией самовольно, без согласования с парламентом Японии.

Квантунская армия сформировала и обучила Маньчжурскую императорскую армию . Её ядром являлась Северо-Восточная армия генерала Чжана Сюэляна численностью до 160 тыс. чел. Основной проблемой этих войск являлось низкое качество личного состава; многие имели слабую подготовку, в армии насчитывалось большое количество лиц с зависимостью от опиума . Маньчжурские войска были склонны к дезертирству. Так, в августе 1932 года 2000 военнослужащих дезертировали из гарнизона Вукумихо, а 7-я кавалерийская бригада подняла мятеж. Все эти силы присоединились к китайским партизанам, сражавшимся с японцами.

У Маньчжоу-го имелся собственный флот .

Демография

Угольная промышленность

В 1933 году была создана Японо-Маньчжурская каменноугольная компания, а добыча угля в 1932-1944 годах возросла в 3,6 раз (25,6 млн тонн) .

Металлургия

В Маньчжоу-го действовали два крупных металлургических предприятия: Аньшанский завод, на котором производство чугуна выросло в 1931-1943 годах с 276 тонн до 1,3 млн тонн, и завод в Бэньси, который увеличил выплавку чугуна за 1931-1944 годы с 65 тыс. тонн до 370 тыс. тонн .

Машиностроение

Машиностроение Маньчжоу-го было представлено Маньчжурским заводом по производству подшипников, Далянским железнодорожным заводом, Маньчжурским заводом транспортных средств .

Химическая промышленность

Нехватка нефти вынудила Токио пустить в Маньчжоу-го в 1939 году Фушуньский завод по сжижению угля, а также аналогичное предприятие в Сыпине .

Денежная единица

Денежная единица - юань (1 юань = 10 цзяо = 100 фыням = 1000 ли)

См. также

Напишите отзыв о статье "Маньчжоу-го"

Примечания

3. см. Японо-маньчжурский протокол
4. Nish, Ian Hill (2002), Japanese foreign policy in the interwar period , Westport, CT: Praeger, с. 95, ISBN 0275947912 .
5. Lu, David John (2002), Agony of choice: Matsuoka Yōsuke and the rise and fall of the Japanese Empire, 1880-1946 , Lanham, MD: Lexington Books, с. 83, ISBN 0739104586 .
10. Александрова М. В. Японский капитал и его значение в промышленности Северо-Восточного Китая (конец XIX в. - 1945 г.) // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. - 2014. - Т. 19. - № 19. - С. 343-344
11. Александрова М. В. Японский капитал и его значение в промышленности Северо-Восточного Китая (конец XIX в. - 1945 г.) // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. - 2014. - Т. 19. - № 19. - С. 345-346
12. Александрова М. В. Японский капитал и его значение в промышленности Северо-Восточного Китая (конец XIX в. - 1945 г.) // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. - 2014. - Т. 19. - № 19. - С. 346-347
13. Александрова М. В. Японский капитал и его значение в промышленности Северо-Восточного Китая (конец XIX в. - 1945 г.) // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. - 2014. - Т. 19. - № 19. - С. 348-349
14. Александрова М. В. Японский капитал и его значение в промышленности Северо-Восточного Китая (конец XIX в. - 1945 г.) // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. - 2014. - Т. 19. - № 19. - С. 350

Литература

• Аурилене Е. Е. Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай (1920 - 50-е гг.). Хабаровск, 2003;
• Аурилене Е. Е. , Потапова И. В. Русские в Маньчжоу-Ди-Го: Эмигрантское правительство. Хабаровск, 2004.
• Биссон Т. А. Военная экономика Японии / пер. с англ. - М.: Изд-во иностранной литературы, 1949.
• Джоуэтт Ф. Японская армия. 1931-1942 / пер. с англ. - М.: ACT: Астрель, 2003.
• Захарова Г. Ф. Политика Японии в Маньчжурии, 1932-1945. - М. : Наука, 1990.
• Кара-Мурза Г. С. Маньчжоу-Го - колония Японии в Маньчжурии. Чита, 1944.
• Усов В.Н. . - М .: Олма-пресс, 2003. - 415 с. - ISBN 5-224-04249-6 .

История Государственная символика Государственное устройство Внешние сношения Экономика Армия

Метрополия Китай Остальные страны-члены Территории-кандидаты

Отрывок, характеризующий Маньчжоу-го

Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.

После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.

Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.

14. Император Маньчжоу-Диго

Японцы по своим разведываетльным каналам были хорошо осведомлены обо всех действиях Пу И. За ним постоянно следили, при нем неотлучно находились люди, доносившие о каждом шаге его действий и разговорах Пу И. Как писал сам император, в первую очередь это был его слуга Ци Цзичжун. Он появился еще в императорском дворце в Пекине после того как Пу И выгнал почти всех евнухов из дворца. Тогда он был молодым человеком, которому император очень доверял. Когда Пу И выехал из Тяньцзиня на Северо-Восток он взял его с собой и понятное дело, тот знал каждый шаг молодого императора. После создания Маньчжоу-Го Ци Цзичжун был послан на учебу в Японию в военную академию, вскоре став офицером в марионеточных войсках Северного Китая .

Из показаний Пу И на Токийском процессе: «Генерал Ёсиока (японский министр двора императора Маньчжоу-Го – В.У. ) дал мне список родственников, которым разрешалось видеться со мной. Когда я встречался с этими родственниками, японская жандармерия следила за тем, когда они приходят и уходят, и докладывала об этом Квантунской армии. Вся корреспонденция, которая приходила на мое имя от различных друзей, задерживалась и просматривалась японскими цензорами. Генерал Ёсиока на основании инструкций, полученных от генерала Умэдзу, запрещал мне посещать могилы моих предков» .

Японской военной разведывательной службой ведали 2-й отдел Генерального Штаба армии и 3-й отдел Морского Генерального Штаба. В эти отделы входили представители легальной разведки, как военные и морские атташе, военные миссии и разведывательные органы армии и флота. В Китае, Маньчжурии и Внутренней Монголии (кстати, как и во время японской интервенции в Сибири) разведывательную работу вели военные миссии, начальниками которых, как правило, назначались наиболее квалифицированные офицеры разведки.

Самостоятельную разведывательную работу вели и японские жандармские органы. Один из отделов жандармерии, кэмпетай , выполнял специфические функции контрразведки и «контроля мысли». Начальниками жандармских отрядов назначались, как правило, строевые командиры, поэтому большинство японских офицеров, занимавших ответственные посты, проходило стаж командования жандармскими отрядами и имело в послужных списках опыт разведывательной и контрразведывательной работы. Многие высшие военные руководители Квантунской армии прошли «курсы повышения» именно в жандармских отрядах. Так, обладавший большим стажем разведывательной службы генерал-лейтенант Итагаки готовил маньчжурские события в качестве начальника штаба Квантунской армии. Генерал Тодзио , бывший премьер Японии в годы войны, в 1936 г. возглавлял жандармерию Квантунской армии, а затем стал начальником ее штаба. Генерал-лейтенант Тасиро, до принятия поста командующего японскими войсками в Северном Китае, занимал пост начальника жандармерии.

Разведывательную работу вела также гражданская полиция, в обязанности которой входили вербовка кадров провокаторов и насаждение шпионской агентуры в сопредельных странах.

Консульская и дипломатическая разведывательная служба находилась в ведении Министерства Иностранных Дел Токио. Разведывательная работа МИД Японии велась не только дипломатическими и консульскими учреждениями, но и огромной сетью исследовательских, научных, культурных и прочих организаций.

Во всех крупных городах Дальнего Востока японская разведка имела своих резидентов, обычно скрытых под видом фотографов, аптекарей, владельцев ресторанов и отелей, редакторов газет и журналов, научных работников, учителей, прислуги и т.п. Так, в Мукдене шпионской деятельностью занимался владелец Университетской аптеки являвшийся на самом деле полковником штаба жандармерии Квантунской армии некий Мияказава, хорошо говоривший по-русски и по-китайски. Пограничные разведывательные пункты в Сахаляне и Хайларе действовали под видом аптек, владельцами или управляющими которых были офицеры японского Генерального штаба или жандармерии.

Прошел год правления верховного правителя в Маньчжоу-Го. По договоренности с японцами Пу И соглашался быт верховным правителем в течение одного года и если через год руководство Квантунской армии не восстановить монархический строй он мог подать в отставку. Но этого не произошло, у верховного правителя, как он признавался сам позднее, не хватило смелости подать в отставку. И если при вступлении к новым обязанностям он еще заикался о дальнейшей своей судьбе и возможности стать императором при встречах с Муто Нобуёси, которые проходили три раза в месяц, то позднее уже не ставил этого вопроса, при встречах затрагивая лишь темы буддизма, конфуцианства, дружбы двух стран Маньчжоу-Го и Японии.

Однако на одном из совещаний, проходивших в первые дни после годовщины пребывания по посту верховного правителя Маньчжурии, Муто Нобуёси сам затронул давно волновавший Пу И вопрос, его «императорские сны», сказав, что Япония как раз изучает проблему, каким должен быть государственный строй Маньчжоу-Го. Когда создадутся подходящие условия, подчеркнул японец, этот вопрос, естественно, будет решен.

27 марта 1933 г. Япония, не получив признания «свершившегося факта», то есть создания Маньчжоу–Го со стороны Лиги Наций, обнародовала Извещение о своем выходе из этой международной организации , тем самым развязав себе руки для расширения агрессии в Китае. Еще за два дня до официального заявления о выходе из Лиги наций, командование Квантунской армии сосредоточило на фронте между Цзиньчжоу и Шанхайгуанем пять дивизий, которые при поддержке авиации корейской группы японских войск и военных кораблей 2-й эскадры готовилась перейти в наступление, форсировать проходы в Великой китайской стене, а затем повернуть фронт на запад и юго-запад, чтобы ворвавшись в Центральный Китай овладеть провинциями Жэхэ и Чахар , создав тем самым кольцо блокады вокруг Пекина и Тяньцзиня.

Ни одной дивизии центрального китайского правительства не было в этих угрожаемых районах. Находившиеся под командованием Чан Кайши и его Главного штаба 30 дивизий с частями усиления, вооруженных западными государствами современным стрелковым и артиллерийским вооружением, общей численностью более 350 тыс. человек были брошены в это время против советских районов и Красной армии южнее Янцзы. Генералы-милитаристы западных и южных провинций, со своей стороны, не собирались посылать свои войска на север, поскольку они рассматривали усиление власти Чан Кайши как угрозу своему положению.

Этой ситуацией и воспользовались японские войска, которые торопились развернуть наступление с целью захвата Северного Китая, и в первую очередь провинций Жэхэ и Чахар. Здесь им противостояли войска Чжан Сюэляна, в которых были сильны антияпонские настроения. Офицеры и солдаты бывшей Маньчжурской армии горели желанием идти в бой, чтобы смыть позор своего бегства из пределов Северо-восточного Китая. Однако эти войска были слабо вооружены, имели небольшие запасы патронов и артиллерийских снарядов. Неоднократные обращения Чжан Сюэляна к Чан Кайши об оказании ему помощи оружием остались без ответа.

25 февраля на рассвете две японские дивизии двумя эшелонами, начали наступление из районов Цзиньчжоу и Шанхайгуаня, вступив в пределы провинции Жэхэ. Китайские войска, имевшие приказ «не допустить форсирования японскими войсками Великой китайской стены», оставались на позициях вдоль стены, не оказывая японцам серьезного сопротивления. Тогда японские войска, свернувшись в колонны, стали быстро продвигаться в западном и северо-западном направлениях, занимая один населенный пункт за другим. За полтора месяца наступления эти колонные продвинулись на 280-200 км и 8 апреля вступили в главный город провинции Жэхэ.

Как только японская армия полностью заняла Жэхэ, Пу И поздравил японских генералов с одержанной победой и пожелал им дальнейших военных успехов. Он пожелал генералам, чтобы они «приложили новые усилия и добились новых побед» .

Продолжая развивать наступление, японские колонны к середине апреля вступили в провинцию Чахар. 2 мая они заняли г. Долоннор. Монгольские феодалы и их охранные войска встретили передовые отряды японских войск «хлебом-солью», что дало основание для японских захватчиков утверждать якобы об «освободительной миссии в отношении монгольского населения Внутренней Монголии». Японское правительство «предложило» Пу И «обратиться к руководителям провинции Жэхэ с предложением о переговорах на предмет присоединения их провинций к государству Маньчжоу-Го, встать под защиту этого признанного Японией государства» . В столицу Маньчжоу-Го Синьцзин была доставлена японскими офицерами «делегация» от правителей Жэхэ в составе шести чиновников, пяти монахов и более десяти ранее работавших на японскую разведку офицеров армии Внутренней Монголии. «Делегация» была принята Пу И, разговор был предельно короткий. «Делегаты» поставили свои подписи под декларацией о «добровольном присоединении провинции Жэхэ к государству Маньчжоу-Го».

Из городов Жэхэ и Долонноора моторизированные подвижные отряды японской Квантунской армии двинулись в южном и юго-восточном направлении, прорвались через проходы в Великой китайской стене, вступили в провинцию Хэбэй, а на направлении Пекин-Мукденской железной дороги оказались всего в 180 милях от Пекина и в 250 милях от Тяньцзиня.

По всему Китаю поднялось движение протеста против японской агрессии. Советское правительство, прогрессивные силы в капиталистических странах выступили в защиту китайского народа, осуждая агрессивные действия японских империалистов. Правительства США и Великобритании вынуждены были заявить «о непризнании японских захватов в Китае», а президент США Ф.Д.Рузвельт обратился с открытым письмом к японскому правительству, в котором предлагал «прекратить военные действия в Китае и вступить в переговоры с нанкинским правительством» .

31 мая 1933 г. в Тангу состоялись японо-китайские переговоры, в результате которых раздираемое внутренними противоречиями нанкинское правительство, вновь капитулировав, подписано соглашение, известное как соглашение Хэ-Умэдзу (Хэ Иньцин – Умэдзу). По данному соглашению гоминьдановские войска должны были отойти на восток от Луаньдуна, а китайское правительство – дать обязательства Японии не предпринимать «никаких актов, которые могли бы спровоцировать военные действия и беспорядки». В этом соглашении говорилось, что «японские войска, желающие удостовериться, как исполняется соглашение, могут пользоваться для наблюдения самолетами и другими средствами, причем китайская сторона должна пропускать японских представителей, охранять их и предоставлять им все удобства» Это позорное, капитулянтское соглашение, подписанное правительством Гоминьдана, где был подтвержден официальный отказ нанкинского правительства от Маньчжурии, положило начало новому этапу в политике Японии в отношении Китая. Японские руководители убедились в том, что Гоминьдан во главе с Чан Кайши и Ван Цзиньвэем готов пожертвовать Северным Китаем, готов пойти на любое соглашение с Японией, лишь бы получить «свободу рук» для широкого развертывания гражданской войны против коммунистов и Красной армии Китая.

Такая обстановка весьма воодушевляюще подействовала на людей, горячо заинтересованных в реставрации цинской монархии. Они решили, что наступил подходящий момент, и начали активные действия.

Си Ся еще в марте послал близкого к нему человека с поручением пригласить маньчжурских ветеранов-монархистов и бывших членов парламента трех восточных провинций на совещание в Чанчунь. Они хотели просить Пу И вступить на престол, но хорошо информированная о положении дел в Маньчжоу-Го японская жандармерия тогда запретила им это. В июне они вновь стали действовать.

Некоторые лица из чжилийской группировки, а также платные агенты и некоторые японцы готовы были поддержать милитариста У Пэйфу, если бы он вновь вышел на сцену. Это вызвало определенное волнение среди старых цинских монархистов Пекина и Тяньцзиня. Началось новое «обсуждение и изучение» вопроса о возможности реставрации монархии на севере и Северо-Востоке Китая. В июле начальник общей канцелярии Государственного совета Маньчжоу-Го японец Камаи неожиданно ушел в отставку. Ему выдали официально выходное пособие в размере одного миллиона юаней, и еще «определенную сумму» за то, что он обещал хранить молчание. После этого он начинает тайную борьбу за получение «независимости» Северным Китаем. В беседе с одним высокопоставленным китайским чиновником он заявил, что отправиться в Шанхай «действовать во имя будущей реставрации монархии на территории всего Китая» . Таким образом, в обществе постоянно муссировались слухи о возможной реставрации монархического строя, что, несомненно, воодушевляло Пу И и его ближайшее китайское окружение. Верховный правитель посылает своего телохранителя Кудо Тэцусабуро , который приехал в свое время вместе с Пу И из Тяньцзиня и которому он доверял, считая его честным и преданным, в Японию, где косвенными путями выяснить обстановку и собрать некоторую информацию интересующую Пу И. Кудо вскоре возвратился, рассказав, что в Японии он встречался в Минами и важными лицами из Общества Черного дракона и узнал, что руководители японского военного ведомства согласны восстановить монархический строй в Маньчжоу-го .

Уже в октябре 1933 г. слова японца Кудо подтвердились. Новый главнокомандующий Квантунской армии Хисикари Такаси официально сообщил Пу И, что японское правительство готово признать последнего императором Манчжоу-Го. Пу И пришел в чрезвычайно радостное настроение, его «императорские сны» сбывались.

За три месяца до провозглашения его императором японские советники во главе с полковником Доихара инсценировали паломничество в Северный Мавзолей в Мукдене, где Пу И пришло видение и поведало, что «Душа умершего предка жестом показала ему, что восхождение на трон императора известно душам других его предков, пребывавших некогда на троне в Пекине, и что они оказывают этому полное одобрение» .

Верховный правитель Маньчжурии стал готовиться к вступлению на «императорский престол», считая, что первым делом, необходимо подготовить императорское одеяние.

Вот как сам Пу И описывал данные приготовления: «Императорский халат с драконами прислала из Пекина вдовствующая императорская наложница. Но командование Квантунской армией заявило, что Япония признает меня императором Маньчжоу-Го, а не цинским императором, поэтому мне следует надеть не халат с драконами, а парадную форму генералиссимуса морских, воздушных и сухопутных войск Маньчжоу-Го.

– Как это можно? Я потомок Айсинь Гиоро, разве можно не соблюдать установлений предков? К тому же приедут все члены рода Айсинь Гиоро. И я при них взойду на престол в заморской форме?

– Вы правы, ваше величество, – кивал головой Чжэн Сяосюй, глядя на брошенный на столе императорский халат. Этот человек, мечтавший о том, чтобы стать премьер-министром поздней Цин, очевидно, в этот момент как раз размышлял о коралловом украшении и павлиньих перьях на головном уборе, который могли носить сановники высшего ранга. В последнее время он стал немного почтительнее по отношению ко мне. – Вы правы, ваше величество, но только как на это посмотрит Квантунская армия?

– Переговорите с ними.

После ухода Чжэн Сяосюя я принялся любоваться императорским платьем, которое хранила императорская наложница Жун Хуэй вот уже двадцать два года. Этот императорский халат носил еще император Гуансюй, об этом халате с вышитыми драконами я думал двадцать два года. Я обязательно надену его на торжественную церемонию, и это будет началом восстановления династии Цин…

Чжэн Сяосюй вскоре вернулся. Он сказал, что Квантунская армия решительно требует, чтобы на торжественной церемонии я был одет в мундир генералиссимуса».

В результате переговоров с японским командованием был достигнут определенный компромисс.

1 марта 1934 г. ранним утром, в пригороде Чанчуня Синхуацюнь на искусственно насыпанном холме, изображавшем «храм Неба», Пу И до официальной коронации в древнем маньчжурском одеянии – императорском халате – совершил ритуал поклонения перед алтарем, принес жертвы предкам и совершил древний ритуал вступления на престол. Потом, вернувшись в город, он переоделся в форму генералиссимуса и в 12 часов дня провел торжественную церемонию восшествия на престол недалеко от дворца. «Его величество император соизволил пройти к Тронному месту и занять его». С этого времени «кабинет верховного правителя» был переименован в «дворцовый кабинет». Место пребывания Пу И в отличие от дворца японского императора, называвшегося «хуангун », стало называться «дигун » (то есть слово «хуанди » – император, состоящее из двух иероглифов, было поделено на две части, первой – назывался японский дворец, второй – дворец в Чунцине).

Торжественная церемония вступления на престол императора состоялась в дворцовом помещении Циньшянь. Его специально подготовили к этому значительному событию. В зале Цинминьлоу постлали огромный красный ковер. Около северной стены с помощью шелковых занавесок было изображено подобие алтаря, в середине которого поставили специально изготовленный в Японии трон: на его спинке вырезали орхидеи – эмблему императора.

Пу И стоял перед троном, рядом с ним с правой и левой стороны находились министр внутренних дел и военный атташе, японец Исимару, телохранители Кудо и сын Си Ся Си Луньхуан, брат Вань Жун Жунь Лян и другие. Все гражданские и военные чиновники, возглавляемые премьер-министром, трижды низко поклонились Пу И, последний ответил им легким поклоном. Затем командующий Квантунской армией и он же посол Японии Хисикари вручил Пу И свои верительные грамоты и поздравил его. После этого прибывшие из Пекина почти все члены императорского рода Айсинь Гиоро и бывшие придворные трижды преклонили колени и отбили девять поклонов. А император в это время уже сидел на троне.

Многие старые цинские придворные, проживающие в Центральном Китае прислали свои поздравления, глава шанхайских гангстеров Чан Юйцин тоже прислал Пу И свои поздравления и объявил семя верноподданным нового императора.

5 марта император соизволил даровать через военного министра Чжан Цзинкуя Высочайший рескрипт на имя военных и Рескрипт войнам, погибшим за дело основания государства.

10 мая 1934 г. по случаю коронации его величества, состоялся первый парад войск Маньчжоу-Ди-Го, устроенный на аэродроме в столице Синьцзин, который лично принимал император .

6 июня 1934 г. в Чанчунь прибыл брат японского императора Титибу-но-Мия Ясухито, который поздравил Пу И от имени японского императора и вручил ему высшую государственную награду Японии орден Хризантемы на Большой ленте (Дайкунъи киккадайдзюсе) , а императрице Вань Жун – орден Драгоценной Короны (Хокансе ) .

В июле в Чанчунь на встречу с императором приехал отец Пу И с его братьями и сестрами. Император послал на железнодорожный вокзал отряд охраны для их встречи и препровождения в императорский дворец.

Пу И, одетый в военный мундир и увешанный орденами, и Вань Жун в дворцовом наряде, ждали гостей у входа в императорский дворец.

Подъехала машина с отцом Пу И, сын стоял по стойке «смирно», ожидая пока гость выйдет из машины, затем по военному отдал отцу честь, а Вань Жун опустилась на колени. Затем все прошли в гостиную, где находились все свои, поэтому Пу И прямо в военной форме встал на колени и отбил отцу земной поклон.

Вечером состоялся семейный банкет. Как только в зал вошел Пу И заиграл придворный оркестр. На банкете подавались европейские блюда, и гости были рассажены, как на званном ужине – по-европейски. Император Пу И и Вань Жун сидели на разных концах стола, как подобает хозяевам.

Пу Цзе по заранее намеченному своим старшим братом плану поднял бокал с шампанским и громко провозгласил: «Да здравствует его величество император! Ура! Ура! Ура!»

Все члены семьи Пу И, в том числе его отец, повторили это вслед за Пу Цзе возглас «Ура! Ура! Ура!».

На следующий день последовал протест со стороны японского посольства в связи с тем, что во время встречи отца Пу И на вокзале присутствовала вооруженная охрана, а это является нарушением соглашения, подписанного Японией и бывшими властями Северо-востока и признанного маньчжурской империей. В соглашении было сказано, что в определенной зоне – на землях, примыкающих с обеих сторон к Южно-Маньчжурской железной дороге, – не могут находиться иные вооруженные лица, кроме японских. И японское посольство, а если быть точнее командование Квантунской армии, требовало, чтобы впредь подобные случаи не повторялись. Пу И сразу же послал в японское посольство человека с гарантиями и извинениями и был доволен, что японский протест не был открытым.

Был провозглашен новый девиз правления императора «Кан-Дэ», с этого года началось новое летоисчисление по девизу правления, а империя стала называться «Маньчжоу-Ди-Го».

Император Пу И в день восшествия на престол 1 марта 1934 г. издал первый эдикт об учреждении орденов. Им учреждалось сразу три ордена: большой орден Цветущей орхидеи , орден Славного дракона и орден Благоприятных облаков .

Большой орден Цветущей орхидеи был высшей наградой «империи» и имел две степени: орден с цепью и орден на Большой ленте. Во всех отношениях орден соответствовал японскому ордену Хризантемы. В основе его внешнего вида лежал императорский герб, хотя официально изображение цветущей орхидеи было утверждено в этом качестве несколько позже. К 1941 г. обладателями этого ордена были только два человека: император Пу И и японский император Хирохито.

Орден Славного дракона являлся эквивалентом японского ордена Восходящего солнца с цветами павлонии. Также известен под названием орден Дракона с лучами. На нем изображены золотой императорский дракон, на лапах которого по пять когтей, и сияющее золотое солнце. За основу композиции была взята эмблема, вышитая на спине церемониальной одежды императора Маньчжоу-Ди-Го, в которую он был облачен при восхождении на престол. С 1934 по 1940 г. эта награда вручалась только 33 раза.

Орден Благоприятных облаков имел восемь степеней, был эквивалентом японского ордена Восходящего солнца.

В центре знака орденов с первой по шестую степень помещен желтый эмалевый круг с внешним кольцом, покрытым красной эмалью. От кольца в вертикальном и горизонтальном направлении расходятся четыре группы лучей (по три луча на каждой), образующих крест. В углах креста расположены изображения облаков в китайском классическом стиле, покрытые голубой эмалью .

Учитывая, что созданное Маньчжоу-Го не имело конституции, хотя обещания о ее выработке были даны, и даже была создана комиссия для «изучения вопросов, связанных с выработкой конституции», государство жило по трем обнародованным законам страны, ее заменяющим.

1 марта 1934 г.(1-го года Кан-Дэ по новому летоисчислению) был опубликован «Закон об организации государства», который со дня публикации вступил в силу. Закон дважды (в ноябре 1934 и в июне 1938 г.) подвергался исправлению. Закон определял систему государственного управления Маньчжоу-Го.

«Милостью священного Неба, Мы вступили на престол и сим устанавливаем Закон об организации, коим указываем основы организации верховной власти», – говорилось в нем.

В первой главе Закона, состоящей из пятнадцати статей, излагались функции императора. Посмотрим же, каковыми они были.

Величие императора не может быть нарушено (статья 2), императору, как правителю государства, всецело принадлежит верховная власть, и он осуществляет таковую на основании настоящего Закона (3). Премьер-министр подает советы императору и несет ответственность за них (4). Император осуществляет законодательную власть при помощи Законодательной Палаты (6). Император устанавливает Положение об организации административных учреждений и назначает и увольняет чиновников, а также определяет их оклады, за исключением тех случаев, о которых имеются особые постановления в настоящем и других законах (10). Император объявляет войну, заключает мир и договоры с другими государствами (11). Императору принадлежит верховное командование армией, флотом и воздушными силами государства (12). Император жалует ордена и другие награды (13). Император дарует помилование, сокращение наказаний и восстановление в правах (14).

Обнародованием Высочайшего манифеста об учреждении храма «Кенкоку Синбо» были изменены соответствующие разделы основного Закона Маньчжоу Ди-Го о государственном строе. Так, в параграфе девятом говорилось, что его величество император учреждает храм «Кенкоку Синбо» и будет лично совершать в нем богослужения о благополучии всего народа.

На основании Высочайшего указа параграфа пятнадцатого Закона было установлено, что делами государственных богослужений будет ведать специальное Управление по делам государственных храмов .

Порядок престолонаследия устанавливался особым Законом о престолонаследии, состоящим из 10 статей.

Престол Маньчжурской империи наследует на вечные времена мужская линия сыновей и внуков императора Кан-Дэ (статья 1). Престол переходит к старшему сыну императора (2). При отсутствии старшего сына императора престо переходит к старшему внуку императора. При отсутствии же старшего сына и старшего внука императора престол переходит к следующему его сыну и далее в том же порядке, согласно вышеуказанному (3). Законные сыновья и внуки императора наследуют престол в первую очередь, а сыновья и внуки внебрачной линии наследуют престол лишь в случаях отсутствия законных сыновей и внуков императора (4). При отсутствии у императора и внуков престол наследуют братья императора и их сыновья и внуки (5).Наследовать престол императора могут лишь лица кровной императора линии (10).

Третьим документом был Закон об обеспечении прав граждан. «Император Маньчжоу Ди-Го обеспечивает свободу и права народа и, за исключением военного времени и чрезвычайных событий, устанавливает его обязанности на нижеследующих основаниях без всяких отступлений», – говорилось во вступлении к данному Закону .

«Граждане Маньчжурской империи пользуются личной неприкосновенностью, – говорилось в его первой статье. – Ограничения свободы со стороны властей допустимы лишь на основании закона».

Как обеспечивались «свобода и права народа» видно из тех многочисленных примеров, которые приводятся в книге.

На основе верховной власти его величество император самолично управляет празднованиями в государстве, констатировалось в Законе об организации государства.

В империи Маньчжоу-Ди-Го были утверждены официальные большие, средние и малые праздники.

Большие праздники

были двух видов: установленные навсегда, то есть постоянные праздники и чрезвычайные праздники.

День божественной прародительницы Японии Аматерасу-Оомиками – 15 июля (два последних праздника иногда относили к средним праздникам ).

Чрезвычайные праздники устанавливались в дни больших исторических событий, а также обновлений храма.

Средние праздники .

День рождения ныне благополучно царствующего его величества императора Маньчжоу-Ди-Го – 6 февраля;

Малые праздники .

15-й день каждого месяца в память учреждения Храма основания государства;

Новому императору особенно нравилось совершать «императорские визиты» и «императорский объезд владений» Маньчжурии, которые он совершал по распоряжению руководства Квантунской армии один-два раза в год, выезжая из своей столицы Синьцзин. Четыре раза в год Пу И участвовал в установленных церемониях: один раз в церемонии, проводимой у памятника Чжунлин (Чурейто – на японском языке) («преданных душ»), в честь японских солдат и офицеров, которые погибли в агрессивной войне; второй раз – в церемонии, проводившейся в храме Цзяньго в честь погибших солдат и офицеров марионеточной армии Маньчжоу-Го; третий раз – когда в штабе Квантунской армии отмечался день рождения японского императора. Праздник этот назывался «тяньчан ». И, наконец, четвертый раз – во время годового собрания в Обществе содействия.

Императорские выезды обставлялись следующим образом. Накануне выезда императора из дворца жандармерия и полиция Чанчуня для профилактики производила аресты «подозрительных элементов и бродяг», якобы мешающих императорскому осмотру. На второй день вдоль дороги, по которой должен был проехать кортеж, располагалась полиция и войска. Они стояли спиной к процессии с двух сторон улицы и следили, чтобы люди не ходили по улице, не выходили из домов и магазинов, не смотрели в окна.. Перед самым выездом Пу И из дворца радиостанция на китайском и японском языках передавала по всему городу: «Его императорское величество выезжает из дворца».

Так называемый «малый императорский выезд» возглавляла полицейская машина для особых целей, на некотором расстоянии от нее шла открытая машина красного цвета с маленьким флажком, в которой сидел главный инспектор полиции. Затем следовала ярко-красная машина императора в сопровождении двух мотоциклистов с каждой стороны. Замыкали императорский кортеж множество машин, сопровождавших Сына Неба, и лиц его личной охраны.

Все церемонии копировались с японского императорского дома.

Если император ехал в общество Кио-Ва-Кай для зачтения народу очередного «указа», либо на какие то особые юбилейные торжества и годовщины, то дорогу перед зданием Общества содействия и его двор посыпали желтыми песком. В это время служащие общества должны были покинуть свои места и выйти на улицу. Премьер-министр, который по совместительству был президентом Кио-Ва-Кай, со всеми многочисленными чиновниками первого ранга выстраивались у выхода для встречи императора. Когда Пу И проезжал все сгибались в низком поклоне. Оркестр играл «государственный гимн» Маньчжоу-Го. Император входил в зал, немного отдыхал, затем принимал министров. Рядом с Пу И с двух сторон стояли министр внутренних дел, военный атташе, начальник охраны, личный секретарь императора Ёсиока, церемониймейстер и другие. Столы и стулья, скатерти и все остальное привозилось заранее из дворца, на всем стоял особый императорский герб в виде орхидеи. Премьер-министр со всеми чиновниками высокого ранга по очереди отдавали честь императору и отходили. После такой процедуры под громкую музыку Пу И выходил из зала для отдыха, входил в актовый зал и проходил прямо на сцену. В это время все присутствующие в зале должны были склониться в низком поклоне. Командующий Квантунской армии, стоя в углу сцены, кланялся императору, последний в ответ кивал головой. Поднявшись на сцену, Пу И делал поклон в сторону зала и только после этого все могли выпрямиться. Затем император зачитывал преподнесенный министром внутренних дел «указ». При этом все находящиеся в зале должны были стоять, опустив голову, не поднимая глаз от пола. Зачитав указ, император выходил из зала, сопровождаемый музыкой и низкими поклонами, в комнату отдыха. А в это время чиновники по особым поручениям выстраивались у выхода, готовясь провожать императора. Когда Пу И покидал здание общества громкоговорители на улицах на двух языках сообщали: «Его императорское величество возвращается во дворец». После его возращения радиостанция передавала еще раз: «Его императорское величество благополучно прибыл во дворец».

В Маньчжоу-Го активно насаждался культ императора.

Императорский портрет должен был висеть в каждом учреждении, школе, военных и прочих организациях на определенном месте. К примеру, в государственных учреждениях – в зале для заседаний, в школах – в кабинете директора устраивалось некое подобие алтаря, которое отгораживалось занавеской, за ней висел портрет Пу И и манифест (Как это напоминает Китайскую Народную Республику периода «культурной революции», когда каждое ведомство, каждый гражданин страны должен был иметь портрет Мао Цзэдуна. А молодожены перед свадьбой должны были отбить несколько поклонов портрету или бюсту председателя Мао, и провозгласить ему здравницу в 10 тыс. лет, как когда-то приближенные китайскому императору). Каждый, кто входил в эту комнату, должен был обязательно поклониться в сторону портрета императора. В частных домах хотя и не было особого распоряжения о том, что необходимо вешать портрет императора, но Кио-Ва-Кай в обязательном порядке распространяла фотографию, на которой император был снят с Вань Жун (сначала фотографию Пу И называли «императорским изображением», затем это название заменили более благозвучным и привычным для японцев, средним между японским и китайским словом «правдивый портрет императора»).

В армии и школах дело доходило до идолопоклонства: каждое утро на линейке два раза отбивали «поклон издалека»: один поклон – в сторону Востока, где находилось «жилище императора» (то есть в Токио); другой – в направлении города Чанчунь, где был дворец «императора Маньчжоу-Го».

Все учащиеся маньчжурских школ были обязаны учить наизусть манифесты Пу И (благо, что всего таких манифестов было шесть: Манифест вступления на престол от 1 марта 1934 года; Манифест наставления народу по случаю возвращения императора (из Японии –В.У. ) от 2 мая 1935 года; Манифест об укреплении основ наций от 15 июля 1940 года; манифест о современном положении от 8 декабря 1941 года; Манифест по случаю десятой годовщины основания государства от 1 марта 1942 года (позднее манифестом вступления на престол заменили этот манифест); Манифест отречения от престола от 15 августа 1945 года, который никогда никому вслух не читался . Школьники, студенты, солдаты должны были знать манифесты наизусть, и, если они забывали текст или ошибались, их наказывали. В годовщину обнародования тех или иных манифестов во всех школах, учреждениях, воинских подразделениях устраивались митинги, на которых зачитывался текст манифеста. (А в период «культурной революции» все взрослое население должно было знать изречения Мао Цзэдуна из его красного «цитатника», а при публикации «нового указания Мао» устраивались очередные митинги).

К примеру, в школах эта церемония происходила так. Все учителя и школьники торжественно выстраивались перед трибуной: учителя впереди, а школьники – позади них. Затем из здания выходил в белых перчатках заведующий учебной и воспитательной работой школы, высоко держа над головой манифест, обернутый куском желтой материи. Присутствующие склонялись в почтительном поклоне. Заведующий поднимался на трибуну, клал сверток на стол, затем разворачивал его, открывал желтый деревянный ларец, извлекал свиток с манифестом и вручал его директору школы. Последний, тоже в белых перчатках, принимал сверток и, обращаясь ко всем стоящим на церемонии, начинал читать.

ИМПЕРАТОР В 1809 году Фурье совершил путешествие в Швейцарию. Эта поездка была в основном по делам фирмы, на состоянии которой сказывались плачевные результаты континентальной блокады Наполеона. План сокрушения могущества Англии, попытка лишить ее возможности торговать

Император Александр I На самом деле все было не совсем так. Сначала в Мемель приехал личный врач Михаила Богдановича М. А. Баталин. Он осмотрел рану и констатировал печальный факт - она очень тяжелая. Собрать обломки раздробленных костей он не смог и предложил уповать на

Глава XI. Император Николай II 1Как и его отец, Император Александр III, Император Николай II не был предназначен для царствования. Стройная линия преемственности от отца к старшему сыну была нарушена преждевременной кончиной старшего сына Императора, Александра II,

Император Николай II и его семья Николай Александрович Романов, старший сын императора Александра III и императрицы Марии Федоровны, ставший под именем Николая II последним императором России, родился 6(18) мая 1868 года в Царском Селе - загородной царской резиденции под

«МОЙ ИМПЕРАТОР» Луи-Филипп не любил ни Императора, ни имперской Франции. Сам он пережил эти годы в эмиграции и обо всем великом и славном, что удалось сделать Наполеону, не имел понятия. Он видел лишь «великое шарлатанство», «расстроенное воображение» и «воодушевление

11. Верховный правитель Маньчжоу-Го Потерпев поражение в Шанхае, Япония занялась укреплением своего военно-политического аппарата на оккупированной территории трех северо-восточных провинций Китая. Еще в ноябре 1931 г. Совету Лиги наций стало известно о «похищении»

Император и патриарх Большинство стран мира предпочитают парламентскую форму правления, когда народ выбирает своих представителей для управления государством. Но у народа чаще всего нет ни умения, ни желания участвовать в государственном строительстве, и его выборные,